— Я понял, Анатолий Викторович, спасибо. Буду думать, дров ломать не хочу больше и так наготовил уже — на три зимы вперед, — Влад покосился на другой конец салона, где из-под пледа виднелась только голова отца. — Спросить хотел — что Вы с ребенком Марины делать думаете? В том смысле, он же родится рано или поздно. Отца искать будете?
— Ты так уверен, что твой, — Земов мотнул головой в сторону диванчика. — Точно не при делах?
— Уверен, — твердо ответил Морозов. — Вы же результат экспертизы видели.
— Видел, да, — согласился Анатолий. — Пока не будем воду в ступе толочь, дождемся, что немцы нам скажут и там уже видно будет. А ребенок пусть родиться, я, конечно, не очень уверен, что Маринка нормальной матерью будет, но чем черт не шутит? А нет, так себе заберу и сам выращу и уж ошибок больше не наделаю.
— Понятно, — кивнул Влад.
Полет прошел, как говорится, в штатном режиме, в клинике проблем тоже никаких не случилось. Владу было проще, он язык хорошо знал, в отличие от отца. Пока кровь брали, пошутил с сестричкой, поддержал разговор врача с Анатолием и заодно удивился, что тот по-немецки шпарит, как по-русски. Вот тебе и «бандит», прямо разрыв шаблона.
После клиники Анатолий Викторович настоял, чтобы все трое заехали в уютное кафе на Ранкештрассе и хорошо позавтракали, а затем передал Морозовых помощникам, которые аккуратно доставили обоих на самолет.
В Москве сели в шесть вечера. Отец, за весь перелет не сказавший ни слова, после паспортного контроля поинтересовался, куда сын собирается ехать.
— Ты хотел меня о чем-то попросить? — спросил Владислав.
— Да, не смог бы ты забросить меня на дачу, мне машину забрать надо и, может, там и переночую? Если занят, я на такси доберусь.
Сын посмотрел на отца внимательно — как-то тот осунулся за последние дни, переживает. Помучить бы его еще за то, что он устроил, да ладно, отец, все-таки.
— Довезу, — согласился Влад. — Со мной на стоянку или подождешь, когда подъеду?
— Пошли вместе, — отозвался Александр.
— Ты чего такой смурной всю дорогу?
— А чему радоваться? — удивился Морозов. — Ты, смотрю, с Земовым прямо чуть ли не сдружился, зря так легко доверяешь. У него на душе много чего висит, он своего никогда не упустит и не простит, если провинился.
— Да я особенно ничего и не доверял, просто не врал.
— Вот выдаст экспертиза, что я отец и все, считай, жизнь на этом и закончилась, — грустно изрек Александр. — Конечно, зятем я Земова не интересую, но стружку снимет по полной, не упустит своего. Сколько там этот анализ делают, что тебе немец говорил?
— Десять дней — две недели.
— Продать, что ли, по-быстрому?
— Что продать? — не понял Влад.
— Бизнес цементный. Да ерунда все это, Земов не позволит, от него не увернешься.
Влад рулил, поглядывая на сникшего отца, слушал его обреченный голос и наконец, не выдержал:
— Да не трясись ты! Все будет хорошо, вот увидишь!
— С чего ты так уверен? Ты-то про себя, понятно почему не переживаешь, не спал ты с ней, а я вот не устоял.
— Ну и сколько раз ты с ней за две или три недели «не устоял»?
— Владик, ты думай, о чем спрашиваешь!
— А что такого, ты же не стеснялся ее под меня подкладывать и чуть ли не силком жениться заставлять?
— Брось, хватит уже, и так тошно.
— Я не из любопытства спрашиваю, просто Марина на это дело падкая, ей всегда мало, как сучке в течке, а ты, хоть далеко не старик, но вряд ли в состоянии удовлетворять ее аппетиты две или три недели. Наверняка она параллельно еще с кем-то кувыркалась.
— Ты думаешь? Но ведь она везде со мной была, никого знакомых не появлялось.
— Она к тебе что, привязанная все это время ходила? Ведь уезжал по делам, оставлял ее одну на весь день, а то и больше?
— Ну, да. И ты думаешь, что она с кем-то еще? Но с кем??
— Вот этого не скажу, свечку не держал, но то, что у нее кто-то еще был — зуб даю. И наверняка, не один. Я это к чему — ты себя хоронить и бизнес продавать погоди, большая доля вероятности, что ребенок не от тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты так думаешь? — с надеждой в голосе спросил отец. — Это, конечно, решило бы все проблемы, но надеяться на такое — это как надеяться на чудо.
— А ты надейся и еще обет какой-нибудь дай, тогда точно сбудется, — посоветовал сын.
— Обет?
— Ну, пообещай, что, если ребенок не твой, и экспертиза это покажет, то, ты тогда, например, больше не будешь матери изменять, или в мою жизнь перестанешь лезть, или, там, коньяк пить. Любое условие, которое требует определенных усилий или жертв с твоей стороны и которое ты готов выполнить, если ребенок окажется не от тебя.
— Кому пообещать-то?
— Да себе, судьбе или богу — во что веришь. Только если пообещаешь, то надо в точности обещание исполнить, учти, когда будешь говорить обет. Домой приедем сейчас, спать пойдешь, к окну подойди и пообещай от души, понял?
— Понял. И что — исполняется?
— Исполняется, — серьезно подтвердил Влад. — Но условие помнишь — от души обещай и обязательно выполни, иначе потеряешь больше.
— Хорошо, сегодня же все сделаю. А ты, правда, думаешь, что есть вероятность, что ребенок не от меня?
— Да, говорил же уже.
— Твои бы слова, да богу в уши, — пробормотал Александр и до самой дачи больше не проронил ни слова.
Влад был доволен — и про результат не рассказал, и дал отцу надежду. А что — пусть подумает, может быть, на самом деле что-то сдвинется с мертвой точки.
Долгий день подошел к концу и, засыпая, Влад прошептал: «Приснись»
Глава 36
— Мам, ты Одоровской не позвонишь? — спросил Влад на следующий день за завтраком.
— Могу, конечно, а что Ванессе сказать? Ты собрался с Мариночкой ехать в Евпаторию, хочешь у Одоровских остановиться? Ванесса предлагала, у них, по ее словам, очень большой дом.
— Да, хочу съездить, отдохнуть недельку и дома посмотрю, ты же хотела свой дом в Крыму? Но остановлюсь лучше в гостинице, не очень удобно к чужим людям. Они отдыхать приехали, к чему я им?
— О, это замечательно! Дом на Черном море моя мечта! А Одоровским тогда зачем звонить, если ты у них не хочешь останавливаться?
— Ну, все-таки, они там старожилы уже, подскажут, где лучше условия, как с водой и остальное.
— Это ты правильно решил! Я сейчас же позвоню, что им сказать?
— спроси адрес и скажи, что возможно, сама соберешься в Крым.
— Владик, что-то ты задумал? Почему мне не сказать, что едет мой родной и единственный сын?
— Мам, так проще, с тобой жена Одоровского уже знакома, я для нее вообще чужой. Вот присмотрю пару-тройку домов, ты приедешь, посмотришь на них, понравятся ли. И заодно представишь меня Одоровским.
— Да, так будет лучше, ты прав, — согласилась Татьяна Николаевна. — Сейчас же наберу Ванессу.
— Ванесса Павловна? Это Татьяна Николаевна Морозова. Да, да! О, как чудесно! Загорели, плавают? Потрясающе! И языки продолжают учить и уже даже немного говорят? Поразительно, у Вас потрясающе талантливые дочери! Да, мы собираемся тоже приехать… Когда? — мать вопросительно взглянула на сына.
Влад губами и пальцами показал: «Через три дня».
— На следующей неделе. Да, с сыном. Как мило, что Вы нас приглашаете! Спасибо, спасибо! А адрес, какой, раз уж все равно звоню? Ага, ага, записала. Когда лучше? Хорошо, поняла. Перед вылетом я еще позвоню. До свидания!
Владислав выжидательно смотрел на мать.
— В общем, они на улице Симферопольской. Ванесса сказала, что будет рада видеть в любой день на следующей неделе, кроме четверга. В четверг у гувернантки выходной и Ванесса будет весь день занята с детьми. Она такая замечательная мать!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У детей гувернантка? — поднял брови Владислав. — Прямо, как в дворянских домах.
— Что ты, Владик, это не прихоть, а необходимость, если родители заботятся о будущем своих детей и хотят дать им лучшее образование!
