Я ныряю вниз, в квартиру, и помогаю спуститься врачу.
— Всё, Тамара, врача привёл!
— Тамара, я врач, акушер-гинеколог, меня Наталья зовут! Какой у вас срок?
— Тридцать шесть недель! Ааааа! Мамаааа!!! Вытащите меня отсюда!
— Можете расширить проход? — спрашивает меня Наталья тихонько.
Молча принимаюсь разбирать дверь дальше. Минус ещё одна филёнка, потом пилой на обухе ножа перепиливаю брусок между ними. Что-то скрипит, и я останавливаюсь.
— Всё, тут есть риск обрушения.
Низкорослая врач едва достаёт до дверного проёма, и я быстренько из обломков устраиваю ей подставку.
— Держите, — Наталья подаёт чемоданчик Майе и открывает его, снимая матерчатые перчатки.
Она достаёт уже знакомую фиксирующую повязку и чуть не по пояс пролазит в дверь, к Тамаре. И замирает.
— Это ваш? — спрашивает она вполголоса.
— А, да. Простите. Это Чарли, енот, — спохватывается Майя. — Он наш разведчик. Ещё он очень хорошо успокаивать умеет.
— Еноты мне ещё не ассистировали… — качает Наталья головой. — Я про вас в газете читала. Томочка, дорогая, сейчас чуть-чуть больно будет, потерпите!
И Томочка терпит, пока Наталья фиксирует перелом. Только мычит, но терпит. Постепенно её мычание переходит в крик — очередная схватка оказывается болезненнее, чем манипуляции со сломанной ногой.
Наталья даёт ей бутылку, и бедолага делает несколько жадных глотков. Сама врач в это время слушает живот, и остаётся довольна.
— Тома, у меня хорошие новости. У малыша сердечко бьётся хорошо, всё в порядке. Только нам проход пока не освободили, так что нам с вами придётся здесь рожать. Родите, малыша вынесем, вас тоже вытащим. Понимаете?
— Да… — Тамара тяжело и часто дышит между схватками.
— А теперь давайте вспоминать, чему вас учили на курсах. Вы ведь ходили на курсы?
— Я ничего не помню…
— Ничего, я вам напомню. Давайте сейчас глубоко вдохните и выдохните всю боль, усталость, все страхи. Можете кричать, если хотите. У вас хорошее раскрытие, роды стремительные, но малыш не очень большой, идёт головкой, так что всё у нас хорошо.
Малыш появляется на свет как-то внезапно, буквально через несколько минут. Раз — и уже кричит не мама, а ребёночек.
— Пелёнку, быстро! — командует Наталья. — Тома, у вас девочка, слышите!
Но Тома только плачет, размазывая слёзы.
Наталья уже до этого всё вокруг пелёнками застелила, всё же туалет — не хирургический бокс. А теперь маленькую крикунью в ещё одну пелёнку заворачивает.
— Тамара, мне говорили, что дом стабилен, но находиться здесь лишнее время не стоит. Поэтому сейчас перерезаем пуповину, и дочку вашу Алексей унесёт на улицу, там о ней позаботятся.
— Майя…
— Что? — Майка удивлённо вскидывает бровь.
— Дочку… Майя назову, — поясняет Тамара.
Ох как у моей красотки вспыхивают ушки! И губы расплываются в улыбке!
— Красивое имя, — кивает Наталья.
Через пару минут маленькая Майечка уже надёжно упакована в два слоя пелёнки и фиксирующую повязку, как в кювет. И я отправляюсь на выход. В доме что-то где-то скрипит, и мне это совсем не нравится, так что я максимально ускоряюсь. Новорождённую передаю пожарным, которые уже расчистили проход через лифт, и даже какими-то тряпками острые кромки прикрыли. Сам возвращаюсь, прихватив одеяло и кусок брезента.
Тамара уже немного пришла в себя. Ходить, конечно, не сможет, но постоять на одной ноге — пожалуй. Вытаскиваем её очень аккуратно из туалета, и в нашем тесном закутке становится ещё теснее. Тамара оказывается чуть выше Майи, и не сказать, чтобы худенькая. И лицо круглое, сейчас такое чумазое, что встреть я её потом на улице — ни за что не узнаю! Из одежды на ней — что-то вроде домашнего платья.
— Майя, я вылезу наверх, и буду принимать, держи Тому, подсадишь.
И тут скрипы усиливаются, и я чувствую толчок, потом ещё один. Туалет, в котором лежала до этого Тамара, рушится, расщепляя остатки двери.
— Ох! — всхлипывает новоиспечённая мама и закатывает глаза.
— Эй, Тома! — щёлкаю перед её лицом пальцами. — Не спать! Нам выбираться надо! Чарли, давай на разведку!
Еноту два раза говорить не надо. Он прыгает мне на плечо, оттуда через входную дверь, и я слышу из коридора его недовольный писк. Кажется, дело плохо…
Поднимаюсь сам, и тихонько матерюсь. Так и есть, наш проход, по которому мы сюда добрались, завалило. Этот же обвал и туалет обрушил, который как раз ниже оказался. Так, ладно… а если в другую сторону? Поворачиваюсь, и вижу, что новый обвал создал и новый проход. А там до улицы две квартиры, и до земли недалеко.
Чарли в голову приходит та же мысль, и он проскакивает мимо меня. Возвращается радостный, но я не чувствую запаха свежего воздуха. А значит — там ещё лезть и лезть.
— Оставайтесь здесь, я сейчас вернусь, — приказываю я, и лезу за Чарли.
Оживает Митя.
— Неверов, где вы там? — узнаю голос старшего.
— Проход засыпало, ищем другой.
— Если не найдёте — будем пробиваться к вам.
Новый проход реально узкий, приходится ползти. Но через пару метров он расширяется, и я понимаю, что здесь кольцевой коридор почти цел. Смят, но пролезть можно.
В самом конце дверь в угловую квартиру, она искорёжена так, что шансов её открыть одной лишь монтировкой — никаких. Но вот в стене рядом с ней лопнули плиты, и есть зазор, узкий, ещё уже прежнего, но протиснуться можно. А дальше, за ним — кажется, кухня, судя по запахам. И вроде как свет пробивается через смятую мебель.
— Это Неверов, — говорю в рацию. — Не знаю, какой тут номер квартиры… На этаже где Тамара живёт, угловая с северной стороны дома, возле земли.
— Понял, — голос старшего. — Куда там?
— Через кухню есть проход, вижу свет, но с моей стороны завал мебели не разобрать. Поможете?
— Встретим. Давайте выбирайтесь уже, акушеры-спелеологи!
Тамару мы протащили волоком, положив на брезент и одеяло. Тут, конечно, хватало щебёнки, но женщина терпела. Ведь там, на улице, её ждала маленькая дочка. Тут даже мне можно было не объяснять — ради такого можно и потерпеть.
Пока мы добрались, кухню уже успели разобрать, укрепили что-то распорками, где-то поддомкратили. Найденный нами с Чарли пролом в стене расширили болгаркой. Так что вылезли уже спокойно. Тамару отправили на скорой в роддом, напоследок она взяла с нас и Натальи обещание, что мы её навестим.
И сразу после этого объявили пять минут тишины. Замерло вообще всё. В радиусе пары кварталов даже машины остановились. Только слухачи ходили, искали выживших, кричали, чтобы если кто слышит — отозвались, хотя бы постучали. Нашли, вроде как, с десяток человек. К кому-то проходы уже были примерно понятны, к кому-то ещё предстояло добраться. Хватило работы и нам. Но
