создании значительно потух под валом всех текущих проблем и занятий, я окончательно провалился в глубокий сон.
Глава 22
— Твоё величество просыпайся, — сквозь сон услышал я тихий шёпот и нехотя открыл глаза, ещё не понимая, где я и что за лицо надо мной склонилось.
— Должен сказать тебе честно Маша, с нашей последней встречи, ты значительно подурнела, — на русском сказал я, обращаясь к тому, кто меня разбудил.
Лицо испуганно отшатнулось в сторону.
— Бог Монту — это я — Минмос, не проклинай пожалуйста меня, — испуганно произнёс военачальник, но я уже полностью пришёл в сознание и понял, что я там, где и заснул: на жёстких циновках, в шатре, посреди африканской саванны, а не в уютной сауне с пивком и друзьями где-то в Подмосковье, о чём у меня был весьма хороший сон.
— Не трясись ты так Минмос, — ответил я уже на местном языке, — дух мой скитался по другому миру, мечтая вернутся обратно домой, но пришлось проснуться и понять, что я по-прежнему на земле.
Он осторожно на меня покосился.
— Всё готово к выступлению, — прошептал он, старательно меняя опасную тему.
— Стража? — я потёр лицо руками, чтобы разогнать кровь и ополоснулся, когда он вылил мне на руки из фляги воды. Стало значительно лучше.
— Пьянствует, — кивнул он, забирая у меня ткань, выполнявшую роль полотенца.
— Тогда выступаем, колесницы пусть поедут последними, когда мы с легионом скроемся из вида.
— Я уже распорядился об этом царь.
— Веди меня, как Данте вёл Вергилий, — вздохнул я, идя за ним следом.
Поскольку всё было готово, то нубийцы просто надели на себя привезённые куски отрезов тканей, с характерным цветом любимым у кочевников и погрузив оружие в три повозки быстро снялись с места, оставляя позади себя счастливых и довольных товарищей, которым предстояло увлекательное занятие пить и горланить всю ночь.
Ежедневные тренировки на выносливость, когда я заставлял всех проходить по двадцать-тридцать километров, наконец дали первые ростки. Да, всё ещё были отстающие, падающие от усталости, которых садили на время на повозки, но основная масса воинов, тёмной угрюмой массой пёрла вперёд, не избавляясь по пути от дорогостоящих щитов и копий. Правда на заре я не стал рисковать и дал людям отдохнуть несколько часов и когда колесницы нас догнали, я приказал выступать к финальной точке нашего ночного рандеву.
Вскоре показалось тихое и мирно спящее с виду поместье, но внимательный взгляд Минмоса сразу увидел дозорных. Подозвав к себе вождей нубийцев, они тихо посовещались и вскоре от отряда отделилось четыре человека, полностью обнажённых, кроме набедренных повязок и луков в руках. А ещё через полчаса, подошедший ко мне военачальник доложил, что путь чист.
— Убивайте только тех, кто сопротивляется, — попросил я, — не сильно люблю насилие.
Он кивнул и вскоре когорта распалась на десятки, которые быстрым шагом устремились к высокому особняку и окружавшим его крестьянским хижинам. Когда вслед за всеми пошёл я, взяв на всякий случай лук и колчан со стрелами, уже слышались громкие крики отчаяния, а на тропинке к дому стали попадаться трупы рабов. Меня перекосило.
— «Ну просил же, — простонал я про себя».
Недолгая, но выучка, помогла нубийцам и здесь. Действуя строго группами, они легко отбивали нападения одиночек, или двух-трёх вооружённых людей, быстро выгоняя из домов крестьян, заставляя их сесть на землю и не шевелиться. Кто пробовал дёрнуться, тут же закалывали, поэтому трупы стали встречаться всё чаще, а когда мы подошли к самому дому, то я увидел, как двое неизвестных орут на нубийцев, прислонившись спинами к дому, а впереди себя выставив сильно избитых Меримаата и Бенермерута, выглядевших крайне неважно. Нас они не видели, поскольку мы шли с другой стороны.
— Царь? — ко мне обернулся Минмос, всё время шедший рядом и прикрывавший меня щитом.
Ситуация складывалась и правда плохая, нубийцы пёрли вперёд, а противники угрожали пустили кровь Бенермеруту, прижав к их шеям бронзовые мечи. Стало понятно, что ещё пара минут и их могут запросто прирезать. Я стиснул зубы, поскольку не хотел стрелять по людям, но всё опять складывалось так, что без моего личного участия ситуация явно бы не разрешилась миром. Кричать с моего места было делом напрасным.
Я протянул руку к колчану, достал из него не очень хорошо сбалансированную тростниковую стрелу с привычным каменным наконечником. Взвесил её на руке, как это всегда делал Тутмос. Я старался вызвать у тела привычные ассоциации, чтобы стрелял не я, а оно само. Положив стрелу на лук, я с помощью подаренного кольца лучника оттянул тетиву, затем одним движением прицелился и выстрелил, через мгновение та гудя, улетела в цель. Я метил стоявшему ко мне боком человеку с заложником в руку, надеясь, что он выронит меч, а потому выстрелил почти сразу во второго, удерживающего молодого парня, также целя в руку. Уже опуская лук, я увидел, как обе стрелы попали в цель и первый заваливается вниз, увлекая за собой и Бенермерута, а следом за ним и второй воин.
— «Что за херня?», — удивился я, поскольку видел полёт второй стрелы, которая прямо на моих глазах от короткого и резкого дуновения ветра, вдруг вильнула выше и вверх и вместо руки, вошла прямо в глаз второму противнику, который повернулся посмотреть, что случилось с его другом, почему тот внезапно обмяк. Выбив глаз, наконечник явно вышел с другой стороны головы, поскольку он умер так же мгновенно, как и первый. Только у первого трупа стрела пробила висок.
Я посмотрел на Минмоса, который вместе со своим возницей, открыв рты, смотрели на результаты моей стрельбы.
— Царь — это просто невероятно, — наконец повернулся он ко мне, — что за потрясающие выстрелы!
— Умеем, знаем, практикуем, — хмыкнул я, вызвав у него ещё больший прилив эмоций. Попросив его их обязательно запомнить и высказать мне их позже, в более спокойной обстановке, я побежал, чтобы узнать, как там мои спутники. Оба были в сознании, правда сильно избиты и на телах были видны следы пыток. При виде меня оба облегчённо вздохнули.
— Это были люди Джехути, царь, — сказал Бенермерут с трудом смотря на меня заплывшими от побоев глазами, — они схватили нас только затем, чтобы выпытать информацию о тебе. Переговорами о выкупе просто затягивая время, поскольку не собирались отпускать нас живыми.
— Прости меня царь, — на глазах Меримаат появились слёзы, — я не выдержал пыток и всё им рассказал.
— С этим мы позже разберёмся, — отмахнулся я, обращаясь к военачальнику, — бери все колесницы, кроме одной и стрелой в Фивы. Сдашь обоих
