- Ну, а как же? Я слыхал, что джигиты будто бы не захотят ехать в другой город?
- Как не захотят? - сердито проговорил Хамдам и постучал ребром ладони по столу. - Мое слово - слово! Москва? Москва. Крым? Крым. Ташкент? Ташкент. Хоп...
- Ну, хоп! - сказал Фрунзе, повторив слова Хамдама.
Хамдам понял, что ему пора уходить. Поднимаясь, он поклонился и прижал руку к сердцу. Командующий ответил ему поклоном, но руки не дал.
Хамдам вздохнул, выскочив из вагона. Эта встреча с командующим дорого ему стоила. Он чувствовал, что в течение этих десяти минут каждое его движение, каждое слово, каждый взгляд были взяты на учет. "Я, кажется, ничем не выдал себя, - подумал Хамдам. - Это хорошо, что я ему отвечал так решительно".
Но Фрунзе как раз не поверил этой решительности, и в то же время он видел, что Хамдам не врет, когда с ненавистью говорит об Ахунджане.
"Возможно, личная вражда", - подумал Фрунзе.
Хамдам, выйдя на перрон, где гуляли русские военные, быстро подтянулся, принял надменный вид и не спеша прошел мимо них, прислушиваясь к звуку своих серебряных шпор. "Надо уметь жить, - подумал он. - Не подал руки? Я это заметил. А лучше, если бы ты мне подал руку - тогда бы я ничего не заметил. Дичь осторожнее охотника. Ну ладно, поживем еще!"
26
- Твое мнение? - спросил Фрунзе Блинова, когда Хамдам оставил вагон.
- Что ж, в порядке, - ответил Блинов.
- А поверить ему можно?
- Хамдам много всяких услуг оказывал. Вы же знаете!
- А Хамдаму откуда все тайное известно?
- Связи!
Фрунзе подошел к столу и, что-то написав на блокноте, сказал Блинову:
- Влить к нему коммунистов, и комиссаром надо назначить Юсупа.
- Есть, товарищ командующий! - Блинов встал. - Разрешите идти, товарищ командующий?
- Пойдем, я провожу тебя, прогуляюсь немного, - сказал Фрунзе.
Они вместе вышли из вагона.
Фрунзе первый раз говорил с Блиновым, но он слыхал о нем и сразу оценил его. "Верный человек, из народа. Первое, чему он научился, - это оружие, - подумал Фрунзе о Блинове. - Спокойствие, добросовестность. Постепенно он одолеет все. Не все, так многое. Конечно, звезд с неба он не хватает, но это человек!" Фрунзе дружески улыбнулся Блинову, понимая, что комиссара надо подбодрить.
Наоборот, от встречи с Хамдамом у Фрунзе осталось очень смутное и неприятное ощущение.
- Не нравится мне твой Хамдам, - сказал он откровенно Блинову.
- Что делать, Михаил Васильевич! - ответил попросту Блинов. - Не детей мне с ним крестить. А пользу приносил! Сажа тоже не бела, а в дело идет!
Блинов привел случай с Ахунджаном, доказывавший, что до сих пор сомневаться в Хамдаме не приходилось.
Фрунзе принужден был согласиться с этим доводом, но непонятная тревога все-таки продолжала его мучить. "Быть может, у меня шалят нервы?.. Неужели враг может быть таким? - думал он. - Тогда это очень опасный враг".
К ночи воздух сделался знойным.
Фрунзе вышел из вагона без фуражки, как он предполагал - на минуту. Но разговор его увлек, и он не заметил, что они ушли слишком далеко, за семафор, стоявший в километре от станции. Мерцали огни стрелок. Фрунзе на пересечениях путей наткнулся на эшелон, окруженный караульными. Двери во всех теплушках были задвинуты наглухо, а верхние люки, вырезанные под самой крышей вагона, были открыты настежь. Из теплушек доносились крики. Скандалили люди, втиснутые в вагоны по сорок, по пятьдесят человек. Они задыхались там от тесноты.
- Что это? В чем дело? Вы не знаете? - сказал Фрунзе. Голос его сразу изменился. Из мягкого и спокойного он стал сухим и резким.
- Разоруженный мятежный полк идет в Ташкент. На переформо... на перифир... на переформирование, - путаясь, торопливо ответил Блинов.
- Это скот или люди? Как, по-вашему? Где комендант? - крикнул Фрунзе.
Блинов подбежал к составу. Началась суматоха. "Коменданта, коменданта!" - закричали постовые. Блинов бегал вдоль товарных вагонов.
- Откатывай! Откатывай! - кричал он.
С визгом откатывались раздвижные широкие двери теплушек. Аскеры выпрыгивали на пути, все еще продолжая шуметь и волноваться.
Издали, среди зеленых и красных огоньков, летела чья-то сгорбившаяся тень. Это был Синьков. Придерживая на бегу свою шашку, он мчался к семафору. Увидав командующего, он остановился и перевел дух.
- Комендант станции Коканд Синьков. Прибыл по вашему распоряжению, товарищ командующий, - отрапортовал он, захлебываясь и держа руку у козырька фуражки. Все его щегольство будто сразу сдуло ветром.
- Где мой приказ: по двадцать человек на теплушку?
- Я только что сегодня назначен, товарищ командующий.
- Не оправдывайтесь! Вы коммунист?
- Так точно, коммунист.
- Вы кого везете? Врагов или обманутых людей? Где ваша голова? Под арест на пять суток!
- Слушаю, товарищ командующий, - дрожащим голосом ответил Синьков. В душе он был рад. "Легко отделался", - подумал он.
Блинов стоял тут же. Фрунзе замолчал. Шагах в тридцати от него волновалась толпа аскеров. Оттуда неслись возгласы и крики. Фрунзе пошел к толпе.
Блинов и комендант испуганно переглянулись и побежали за командующим. Увидев их, он жестом приказал им уходить.
- Вы без оружия, товарищ командующий, - прошептал Блинов.
- Идите, идите! - нетерпеливо сказал Фрунзе.
Они отошли в сторону, за семафор, не переставая издали наблюдать за Фрунзе. Аскеры тоже следили за ним.
- Что это за человек? Без фуражки, - переговаривались они между собой.
Когда он подошел к ним ближе, некоторые из аскеров узнали его и передали об этом товарищам. Крики затихли. Возбужденная толпа насторожилась.
Фрунзе решительно вошел в середину толпы.
- Переводчик есть? - спросил он окружавших его людей. - Кто по-русски говорит?
- Есть. Можно. Бердыкул говорит. Газиев, - откликались со всех сторон аскеры. - Азамат. Азамат хорошо говорит.
- Я могу, - проговорил Азамат, расставив ноги ножницами. Будто на чудо, он посмотрел на командующего и протиснулся к нему.
- Говори, пожалуйста! - сказал он командующему.
- Красные аскеры! - крикнул командующий. - Вы едете в Ташкент не для наказания.
Азамат перевел.
- Ваши начальники обманули и вас и советскую власть. Честным людям нечего бояться советской власти. Пусть ее боятся басмачи!
Азамат перевел и это.
- За семьи не беспокойтесь! Они будут обеспечены всем необходимым. В Ташкенте вы будете учиться.
- ...будете учиться! - повторил по-узбекски Азамат.
- Тот, кто рассказывал вам басни о красных, - изменник и лжец, продолжал Фрунзе. - Мы - бедняки, и вы - бедняки. А у всех бедняков мира одни, общие интересы.
Он говорил, что теперь пришло совсем другое время... Раньше местных людей от всего отстраняли. Царские чиновники дружили только с богачами и баями. Теперь все пойдет по-иному. Новый, свободный Туркестан будут строить трудовые люди и коренное население, а не только пришлое, и для этого каждому крестьянину, батраку, рабочему надо скорее приниматься за дело, за работу.
Он говорил и о военной службе.
- Мусульмане-беднота... Они пошли в армию тысячами, как только мы объявили призыв... Это передовики... Но и другие... Есть кулацко-байские слои... Эти прибегают к самому гнусному способу: пользуясь нищетой бедняка, они покупают молодежь, сыновей бедняков... Платят им деньги. Ставят купленных рекрутов. Это гнусность, позорящая человечество. Это все еще средневековье. Этому раз навсегда надо положить конец. Таким мы не дадим оружие... Таких рекрутов отправим в тыл... В тыл всех мерзавцев, которые позорят имя честного красного воина. На грязные работы! Есть и такой элемент, из байских сынков... Они только и ждут минуты, чтобы навредить бедноте, чтобы получить оружие и спеться с какими-нибудь... шпионами. Из-за рубежа, например! Из Бухары... Верно это?
- Якши... - раздалось из толпы. - Это верно.
- Они хотят убить Великую революцию... А ведь она непобедима... Где теперь все эти белые генералы, все эти богачи разных национальностей, которые восстали против рабочих и крестьян России? Где соблазненные ими войска?.. Все разбито. Взято в плен. За короткий срок мы отобрали от них и Самару, и Баку, и Красноводск. Не помогли им ни английские, ни турецкие полки... Да, им ничто не поможет, - продолжал Фрунзе после некоторого молчания, когда он точно прислушивался к дыханию толпы. - Ничего не поможет этим воронам... Они действительно вороны. А вспомните, что бывает, когда вороны вздумают вести народ... Они приводят его на свалку, к собачьей падали. Так говорится у вас, в старой пословице. А мы, русские коммунисты, зовем вас к построению нового мира, где не будет ни цепей, ни рабства, которое и до сих пор процветает в Бухаре... Эмир и сюда хочет протянуть свои щупальцы... Но вы этого не захотите... Не позволите...
Фрунзе опять помолчал, точно впитывая в себя все происходящее в толпе. Ему даже показалось, что он видит, несмотря на темноту, горящие глаза аскеров. Вдали мерцали огоньки стрелок. На конце станции у вокзала светились окна поезда, оттуда же доносились и свистки паровоза, словно там был уже какой-то другой мир, то будущее, мирное и счастливое, к которому он призывал.
