эмигрантам. Некоторые из них кончали с собой, не имея средств к существованию. Жили Ульяновы в Цюрихе после смерти матери Крупской не в отдельной квартире, снимая одну комнату без ванны, прибегая к общей кухне…
Видавший часто в Цюрихе Ильича его соратник Карл Радек позднее даже всерьез полагал, что трудности швейцарской жизни «повлекли за собою раннюю смерть Ильича». Он же, Радек, по дороге в Россию, выйдя в Стокгольме из «пломбированного» вагона, отправился с дорогим Ильичом по магазинам, чтобы приодеть обносившегося вождя. Тогда ему купили сапоги с «парой штанов». Ленин даже шутил, мол: «Не думаете ли вы, что я собираюсь по приезде в Питер открыть лавку готового платья?» В Стокгольме произошла встреча с руководителями Заграничного бюро ЦК партии, квартировавшего в нейтральной Швеции, с товарищами Ганецким, Воровским…
Просил о встрече с Лениным приехавший специально для этой цели из Берлина доктор Гельфанд, он же давний соратник Ильича по «Искре», бывший единомышленник товарищ Парвус, принявший к тому времени подданство Германии, поменявший взгляды, которые не совпадали со взглядами большевиков. Ленин категорически ему отказал, даже просил этот факт засвидетельствовать протокольно. Не захотел поговорить в вагоне с подсевшим в него в Германии представителем германских профсоюзов, опасаясь обвинений в контактах с немцами, представителями державы, воюющей с Россией.
Тогда в Стокгольме, расставаясь с Ганецким, Ильич вручил ему «кажется, 300 шведских крон и какие-то шведские бумаги государственного займа той же стоимости», — пишет Радек. — «Эти 300 крон и облигации на триста крон оставались у заграничной группы ЦК к тому времени, когда она переезжала на родину…»
Казалось бы, все ясно, о каких германских деньгах можно вести речь? Однако мальчик-то, оказывается, был, даже следы оставил.
«Дорогие друзья! До сих пор ровно ничего: ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получали», — писал 12 апреля Ленин в Стокгольм Ганецкому и Радеку. Комментаторы этого письма, помещенного в собрании сочинений Ленина, утверждают, что речь идет здесь о деньгах, представляющих из себя суммы ЦК, оставшиеся за границей и затребованные, мол, для партийной работы… Но ведь мы помним о трехстах шведских кронах и облигациях, переданных Ильичом Ганецкому. Разве стал бы Ленин о столь малой сумме заводить речь, требовать ее возврата спустя неделю после того, как он сам эти средства оставил за границей?
Речь идет о других деньгах. Были, оказывается, у партии финансовые источники, нам не известные из «Краткого курса истории ВКП(б)» и более полных изданий.
В июне 1917 года французский разведчик капитан Лоран передал Временному правительству информацию, копии нескольких десятков телеграмм, партийную переписку между Питером и Стокгольмом, где речь идет о каких-то суммах и посылках. Эта информация появилась в питерских газетах. Тогда же прибывший из плена прапорщик Ермоленко сообщил, что узнал от немецких офицеров, которые отправляли его на родину для «пропаганды мира», что на эти цели получает деньги партия Ленина… из Германии.
На основе этой информации бывший соратник вождя, член ЦК, бывший депутат Думы Алексинский (тот, что рвался в бой в парижских кафе), и другой известный революционер, сидевший в Шлиссельбургской крепости, к тому времени министр правительства Панкратов, выступили в газете «Живое слово» с утверждением, что Ленин — германский шпион, а его партия получает германские деньги через Ганецкого, который встречал Ильича в Стокгольме, и другого ленинца по фамилии Козловский… К ним, в свою очередь, поступает финансовый поток от Парвуса.
Фигуры эти в мировом коммунистическом движении некогда были хорошо известны. Один раньше, другой позже состояли в тесных отношениях с Лениным, часами они проводили время в беседах, на прогулках, в домашнем кругу, обсуждая теоретические проблемы марксизма. О встречах с Парвусом в эмиграции в Мюнхене вспоминает Крупская:
«Так как мы соблюдали сугубую конспирацию, то совершенно не виделись с немецкими товарищами. Встречались только с Парвусом, жившим неподалеку от нас, в Швабинге. Однажды приезжала к нему Роза Люксембург, и Владимир Ильич ходил тогда повидаться с ней. Тогда Парвус занимал очень левую позицию, сотрудничал в „Искре“, интересовался русскими делами».
При строжайшей конспирации, как видим, для Парвуса делалось исключение. Русскими делами интересовался не без причины, поскольку был Александр Львович уроженец России, родился на год раньше Ленина, умер в том же году, что и вождь. Прожил бурную жизнь. В первом издании «БСЭ» о нем можно узнать, что это крупный теоретик марксизма, начал революционную деятельность, эмигрировав в юности сначала в Швейцарию, потом в Германию, состоял в германской социал-демократической партии. Вернулся на родину в бурный 1905 год, был избран членом исполкома Петербургского Совета рабочих депутатов, попал под суд, затем в Сибирь, оттуда, как все, кто хотел, бежал за границу, в Германию…
Статьи Парвуса украшали страницы ленинской «Искры» и «Зари», он специализировался в вопросах мировой политики и экономики, что не мешало ему вести разгульную жизнь. В отличие от других марксистов Парвус кутил, влюблялся, растратил на любовницу деньги Максима Горького, полученные им в качестве литературного агента, роль которого играл по поручению великого пролетарского писателя… Позднее этот долг отдавал Горькому по частям, когда последний оказался в эмиграции при советской власти.
После начала мировой войны Парвус-Гельфанд совершил очередную идейную эволюцию, начал в 1915 году издавать журнал «Колокол», со страниц которого, как утверждает наша советская энциклопедия (первое издание), «вел шовинистическую пропаганду по заданиям германского Генерального штаба», также занимался спекуляцией, поставками в армию хлеба из балканских стран, на чем наживал большие деньги.
Кроме «Колокола» основал Парвус как теоретик марксизма в Копенгагене «Институт для изучения причин и последствий мировой войны». Чем занимался под крышей этого института теоретик марксизма, стало известно много лет спустя — после захвата американцами в горах Гарца вывезенных туда из Берлина архивов германского МИДа. Это позволило Земану в 1958 году выпустить в Лондоне сборник документов под названием «Германия и революция в России 1915–1918 гг.».
В книге Земана приводится меморандум Александра Парвуса, представленный германскому правительству в 1915 году. Как раз тогда этот знаток революционных дел предложил план дестабилизации России путем революционных акций и подсчитал, во сколько это обойдется Германии. План был принят, Парвус получил гражданство Германии, хотя до того, за грехи молодости, считался «нежелательным иностранцем».
Документ № 4 в сборнике Земана:
«5 миллионов марок требуется для революционной пропаганды в России», — просил статс-секретарь фон Ягов статс-секретаря министерства финансов в июле 1915 года.
То было только начало. Посол в Копенгагене (где основан институт Парвуса) Броксдорф-Ранцау доносит рейхсканцлеру, что «по утверждению доктора Гельфанда, для полной организации революции в России требуется около 20 миллионов марок».
В начале 1916 года этот же
