посол доносит, что доктор Гельфанд возвратился из Стокгольма (там находилось Заграничное бюро ЦК), где совещался с русскими революционерами, что переданная в его распоряжение сумма в миллион рублей немедленно перечислена в Петербург для употребления по назначению.
Есть в документах имя Ленина.
Из этого миллиона Ленин не использовал лично для себя ни копейки. И шпионом, хочу повторить, никогда не был. Но деньги германские партия Ленина брала. Это факт бесспорный.
Кто в его партии занимался перекачкой денег, кто направлял их по нужному каналу в Питер? Другой интернационалист, другой соратник и товарищ Ильича — Ганецкий. Он входил в «тройку» партийного суда, образованного ЦК, который решал участь Малиновского, заподозренного в службе в охранке. Значит, пользовался исключительным влиянием в верхнем эшелоне партии. Вместе с Ганецким Ильич жил в Поронино, когда его арестовали после начала войны по подозрению в шпионаже. Именно Ганецкий развил бешеную энергию, чтобы освободить вождя из неожиданного плена. И добился цели. Этот же Ганецкий в феврале 1917 года стал доверенным лицом, к которому Ленин направил конспиративное письмо с планом проезда через Германию по подложному паспорту на имя… немого шведа. В его роли вождь намеревался вместе с другим товарищем, Григорием (Зиновьевым), добраться через Германию в Россию… «…Ильич запросил Ганецкого, — пишет Крупская, — нельзя ли перебраться как-нибудь контрабандой через Германию…»
Был Ганецкий, находясь в Стокгольме, связующим звеном между Лениным и Русским бюро ЦК не только в силу дружеских чувств, но и потому, что официально состоял членом Заграничного бюро ЦК с V Лондонского съезда, кроме того являлся членом ЦК партии в те годы, когда число этих лиц определялось единицами.
К этому нужно добавить, что Яков Станиславович Ганецкий, чьи партийные псевдонимы Куба, Миколай, Машинист, Генрих, как сообщает нам справка на него в «Советской исторической энциклопедии», родившись в буржуазной семье в Варшаве, был деятелем двух партий — ленинской и социал-демократической Польши и Литвы, как и Дзержинский, многие другие известные большевики. Он учился в Берлинском, Гейдельбергском и Цюрихском университетах. Живя в Стокгольме, занимался по поручению партии… коммерческими делами! Таким образом, выясняется еще один финансовый источник партии — коммерческая предпринимательская деятельность, получение презренной прибавочной стоимости, эксплуатация во имя правого дела… Об этом источнике деятельности, о ее размахе в печати — мало информации, гораздо меньше даже, чем об экспроприациях Камо. Большевики всячески скрывали эту работу, как бы стесняясь предпринимательства.
О том, что Ганецкий и некоторые другие большевики занимаются коммерцией, узнаем мы от самого Ильича, из его статей, которыми он опровергает летом 1917 года обвинения в связях с Германией. «Ганецкий вел торговые дела как служащий фирмы, в коей участвовал Парвус… Стремятся спутать эти коммерческие дела с политикой, хотя ровно ничего этого не доказывают».
Весь Питер негодовал, повсюду только и говорили о том, что Ленин — шпион. «И что с этим Лениным, приехавшим из Германии, делать? В колодези его, что ли, утопить?» — это разговор, донесенный до нас мемуарами Крупской.
«Граждане! Не верьте грязным клеветникам!» — обращался Ильич к народу со страниц газеты «Новая жизнь», считавшейся непартийной, утверждая, что «никогда ни копейки денег ни на себя лично, ни на партию не получал».
Когда же в дело вступил прокурор, решивший привлечь Ленина и его сообщников к суду, то в органе ЦК, большевистской газете «Рабочий и солдат», появилось еще одно ленинское опровержение: «Гнусная ложь, что я состоял в сношениях с Парвусом. Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным! Но это мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких». Припертый к стене Ильич не только отрицал всяческие денежные контакты с Ганецким, даже открещивался от него как от члена своей партии, уверенный, что простой народ правды никогда не узнает, ведь в члены ЦК Ганецкий избирался на конспиративном съезде в Лондоне, а денежные дела с Ганецким происходили тайно, в Стокгольме по дороге в Питер…
«…Ганецкий и Козловский (другой большевик, проходивший по этому делу. — Л.К.) оба — не большевики, а члены польской социал-демократической партии, что Ганецкий член ее ЦК, известный нам с Лондонского съезда (1903), с которого польские делегаты ушли». Ушли-то ушли, да только Ганецкий остался членом ЦК партии большевиков, а также членом Заграничного бюро ЦК партии… Так и пишет: «Никаких денег ни от Ганецкого, ни от Козловского большевики не получали. Все это ложь самая сплошная, самая грубая».
Да, такая «сплошная и грубая ложь» не часто бывала у Владимира Ильича.
В журнале «Пролетарская литература» еще при жизни Ленина, в 1923 году, в № 9 напечатан текст ленинского письма, отправленного в Стокгольм Ганецкому в апреле, после прибытия в Питер, в котором сообщалось: «Деньги (2 тыс.) от Козловского получены». Но такое признание тогда нашему вождю ничем не угрожало, разве что презрением потомков…
О денежных делах между Лениным и Ганецким речь идет в интенсивной переписке, относящейся к весне 1917 года… Не о копейках, тысячах.
Вот так яростно, многословно опровергал Ленин обвинения в финансовых связях партии с Германией. Опровергали эти обвинения и с германской стороны. Казалось бы, какое дело высшим инстанциям воюющей страны до газетной кампании против лидера оппозиционной партии господина Ульянова? Мало ли что пишут в свободных от цензуры питерских газетах, особенно когда речь идет о Германии, ведь кого только в шпионаже не обвиняли, даже военного министра, даже невинную царицу подозревали в тяжком грехе… Однако германский посол настоятельно просил МИД опровергнуть появившееся в петроградской газете «Речь» сообщение, что Ленин — немецкий агент. Его успокоили из Берлина телеграммой: «Положение, что Ленин является немецким агентом, категорически опровергнуто по нашей инициативе в Швейцарии и Швеции». И это депеша из сборника Земана, основанного на секретных документах, попавших в горы Гарца…
Уйдя в подполье, живя то на одной, то на другой квартире в Петербурге, Ленин обсуждал с соратниками вопрос: являться ему на суд или нет, куда затребовали его и Зиновьева.
На суд не явился, как и Зиновьев. Утром 5 июля в квартиру на Широкой улице пришел Яков Свердлов и увел оттуда Ленина, накинув на него свое «непромокаемое пальто», как пишет свидетель этой сцены Мария Ильинична, и сказал провожавшим его родственникам, имея в виду Временное правительство: «Сами же, может быть, потом прольют крокодиловы слезы, пожалеют о гибели талантливого человека. Делая лицемерный вид, что они тут ни при чем, скажут: „Сам виноват, возбудил чрезмерно против себя массы“».
Агенты Временного правительства на Широкую явились с опозданием,
