Войдя в кабинет, она тут же сообщает, что боится, и много говорит о том, что надела чистые трусы и помылась, а то и проспринцевалась чуть ли не с «Доместосом». Хотя врач хотел узнать для начала имя, фамилию и возраст. На вопросы отвечает с трудом. Потому что очень стесняется. И недоумевает — зачем этому извращенцу знать время наступления менархе, возраст начала половой жизни и — о ужас! — количество половых партнёров и… Ох, чего они только не спрашивают. О таком даже маме не говорят! Трепетная лань бывает крайне напугана тем обстоятельством, что перед восхождением на гинекологическое кресло, оказывается, трусы необходимо снять. Хоть они и чистые. И жутко брендовые. В кружавчиках.
Судорожно хватается за ручки кресла, стискивает зубы и зажмуривает глаза. В момент непосредственно самого исследования выгибается чуть ли не на «мостик», хотя гинекологические зеркала сделаны с учётом размеров требуемых отверстий женского организма и даже самые большие руки у гинекологов меньше, чем самые маленькие — у вымерших атлантов. Не говоря уже о том, что для исследования используются как правило, два пальца. При бимануальном (двуручном) исследовании — когда гинеколог начинает «мять живот» — напрягает переднюю брюшную стенку так, что хочется немедленно вызвать хирурга на консультацию. Дефанс всё-таки — всё ещё один из основных клинических признаков перитонита.
После процедуры, как правило, очень много говорит. Задаёт массу вопросов, в том числе не относящихся к делу, и рассказывает подробности, о которых прежде умолчала от ужаса и по врождённой стыдливости. Теперь-то уж что…
Может вернуться. Несколько раз. Чтобы уточнить: принимать таблетки утром — это как? До, во время или после завтрака? На радостях забывает постучать в дверь кабинета. Главное, чтобы в этот момент на кресле не возлежала другая трепетная лань. С перепугу она может выдать такую спастическую реакцию, что у доктора будет ущемление пальцев.
Следующими типичными представительницами клиенток, обитающих в кабинетах гинекологов, являются всезнайки. Знают свои права и обязанности гинеколога. Стоически отказывают себе во втором, а врачу — в первом. Они лучше гинеколога знают, что им подходит в качестве антибактериальной терапии вагинального кандидоза, и даже не подозревают, что искомый кандидоз возник именно в силу бессистемного употребления общедоступных антимикробных препаратов всех видов и мастей. Излагают чётко, порой вызывающим тоном, и глазом не моргнув напомнят, о чём их ещё не спросили и чего ещё не уточнили, включая репродуктивный анамнез прабабушки по отцовской линии, даже если пришла уточнить, что такое базальная температура. Кресла не боится. Особо не стесняется. Её не приходится упрашивать снять трусы, чувствуя себя совратителем весталки. Не напрягается, как на боксёрском ринге, за что гинеколог ей глубоко благодарен. Склонна постоянно уточнять, одноразовые ли на докторе перчатки, стерилизован ли инструмент и какого процента хлоркегсидин льют ей куда следует. Знает, что такое эндометриоз, и хочет об этом поговорить, даже если не рожала, не делала абортов и никогда не была носительницей ВМК[83]. Да, кстати, что такое ВМК, вы будете объяснять ей лично минут пятнадцать, после чего она скажет вам: «Да я всё знаю, доктор! Я всё-таки старший экономист, а не хухры-мухры!» Если в этот момент в кабинет опрометчиво заглянет трепетная лань, она может подумать, что «хухры-мухры» — это её диагноз. Смертельный. Всезнайка любит читать записи в истории болезни и всегда в курсе титров антител к цитомегаловирусу. Иммунология для неё — открытая книга. Как и интеллект гинеколога. При общении со всезнайкой ему придётся собрать не только силу воли, но и этику с деонтологией в стальной кулак.
Разбитная баба — следующий типичный обитатель кабинета гинеколога. Пришла за направлением на пятнадцатый аборт. Свой репродуктивный анамнез обсудила со всей очередью. Особо не заморачивается ни интимными стрижками, ни красотой, а порой — и свежестью нижнего белья. Залезает на кресло, невзирая на наличие отсутствия на нём стерильной салфетки. После неё — хоть трава не расти. Что было до ей тоже безразлично. Отвечая на вопрос: «Когда?» — непременно расскажет гинекологу и медсестре с кем, да ещё и с леденящими душу подробностями. Хохочет от души. Делает серьёзное лицо в качестве одолжения доктору. Пусть уж выговорится. Какая такая контрацепция и предохранение от заболеваний, передающихся половым путём? Опять кровь на ВИЧ? Так ведь два месяца назад уже сдавала! В общем, она пришла сюда за направлением, поэтому вытерпит любое докторское занудство — дома и так трое по лавкам от разных отцов. Кстати, прекрасные детишки! Далее следуют подробности. Медсестра нарочито громко демонстративно прощается и за локоток отводит к двери.
Следующая!
Конечно же, многообразие видов посетительниц кабинета гинеколога далеко не исчерпывается приведёнными выше. Клиентки бывают строгие и ласковые, истеричные и стоики, хамоватые и лебезящие, «прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры» и так далее и тому подобное. Даже — вы не поверите! — встречаются абсолютно нормальные, адекватные и вменяемые женщины.
И ещё они бывают беременные. Но это уже совсем другая история.
А что касается докторов акушеров-гинекологов — они бывают профессионалы и все остальные.
При этом профессионал может вести себя как угодно. У него может быть очень строгий взгляд и — о боги! — если вы у него пятнадцатая и у него отваливаются уже не только руки, но и язык, он может вам не ответить на вопрос: «Доктор! Вы мне кого-то напоминаете! Не у вас ли рожала троюродная племянница моей свахи? Ну, такая невысокая в кудряшках!» Профессионал не хамит и не лебезит перед любой клиенткой. Не кричит, но и не сюсюкает. Хотя способен, конечно, не только успокоить трепетную лань, но и поставить на место всезнайку. Разбитных баб доктора научились переносить стоически. Хотя главная характеристика профессионала отнюдь не поведенческая. Профессионал знает своё дело и выполняет его максимально эффективно для всех задействованных в процессе сторон.
Чего они ждут от нас, женщин? Как минимум приветствия. Чётких ответов на поставленные ими вопросы. В свою очередь, они обязательно ответят на ваши. Сформулируйте их, по возможности, заранее. Ещё чего ждут? Естественно, соблюдения гигиенических норм. Но поверьте, кружевное бельё и лазерная эпиляция исключительно и только ради доктора — это уже лишнее. И ради всего святого — не спринцуйтесь перед походом к гинекологу, особенно если собираетесь сдавать мазок или бакпосев.
И последнее — трусы и правда надо снимать, если уж вы пришли к гинекологу.
ЧТО-ТО ЕЩЕ (Повесть)
- Боже, на какую ерунду я трачу свою жизнь! Подай-принеси, отправь-напиши. А я, между прочим, кандидат медицинских наук! Кандидат медицинских наук по специальности «акушерство и гинекология», который не разрезал ни одной промежности, не сделал ни одного аборта, не ассистировал ни на одной операции. Стыд! И зачем мне всё это? — Наташка горько вздохнула.
- Да ладно, не переживай ты так! Поверь, там минусов однозначно больше, чем плюсов.
- Тебе легко говорить!
Говорить Женьке было действительно легко.
Так же легко, как двигаться, дышать и производить впечатление. Никто же не видел, как она, онемев от отчаяния, замерев в неподвижности между «впечатлениями» и страшным металлическим скрежетом, с трудом вспоминала, как оно — вдохнуть. Но когда вспоминала, всё снова становилось легко. Когда ты начинаешь делать, ты перестаёшь думать. И чем меньше думаешь о том, что ты делаешь, тем легче двигаться, дышать и производить впечатление.
«Откуда всё-таки был этот скрежет? Его же слышала не я одна… Неужели то, что я вчера пережила, правда? Смешное слово «правда», правда? Все так часто его произносят вслух, не задумываясь, что оно на самом деле означает. Или означало. Я всегда думала, «ангелы Господни протрубят» — это ме-тафора. А оказалось — аллегория. На самом деле ангелы Господни проскрежещут. Хотя для кого-то дру-гого, может, и заблеют. Или завоют. Или сыграют на губной гармошке. А потом все начнётся сначала. Кажется, что по-другому. Но всё будет точно так же. Просто те, кому кажется, не будут уже прежними».
- Чего ты там хихикаешь? А, ладно! Ты всегда на своей волне. А я? Ничего толком не получается у меня в этой жизни. Первый муж был и остался подонком. Второго, в связи с этим, не предвидится. Не предвиделось… Ну, неважно пока. На дочь я ору, а потом зацеловываю чуть ли не до смерти. Одно слово — истеричка. Сижу на маминой шее, и отчим холодильник мне затаривает. Он же отводит Юльку в детский садик. А он уже очень-очень старенький — намного старше мамы, а она уже давно не девочка. На него я тоже ору. Я — полное ничтожество. О-о-очень полное. Жирное. Девяносто три килограмма ничтожества! — плакалась на жизнь Наталья Ивановна, ассистент кафедры акушерства и гинекологии номер один медицинской академии имени… Впрочем, обойдёмся без громких имён. Наша незатейливая история о самых обычных людях, чьи ФИО не вписаны в учебники, профили не высечены в мраморе и мемориальные доски с датами не прикручены на фасады красивых домов. Возможно, где-то в архивах Вечности и есть папочки с тесёмочками, покрытые звёздной пылью, где хранятся бюрократически тщательно описанные этапы пути каждого из нас. К примеру: «Справка из небесной канцелярии о том, что Иванов Иван Иванович 12.08.1967 года сменил Тайну № 1 на Тайну № 2. Справка действительна на территории Вселенной в течение трёх столетий». Хранилище, набитое исками, предъявленными нам Совестью и оправдательными приговорами, вынесенными Судом Присяжных Обстоятельств. И, как в любых архивах, что-то теряется, сгорает, или же кто-то, облечённый властью или просто возможностью доступа, снимает с полки папку, чтобы понаделать из жизни Ивана Ивановича бумажных самолётиков и пустить их по ветру.
