— Вы, кажется, не очень рады меня видеть? — спросил Эглисс, прежде чем Кейнин успел что-нибудь сказать. — Я надеялся на более теплый прием.
— Я удивлен, вот и все.
Эглисс коротко хохотнул:
— Не сомневаюсь. Но ведь приятно удивлены, не так ли?
Кейнин нахмурился. Как будто не этот метис еще день назад льстил и угодничал, а теперь от этого человека сильно попахивало самоуверенностью и высокомерием. Наверное, он даже воображал себя героем. Все-таки он непредсказуем и непоследователен, как ребенок.
— Вы должны быть мне благодарны, — заявил Эглисс и широким жестом обвел поле битвы. — Если бы мы не подоспели вовремя, все могло бы сложиться по-другому.
Кейнин проследил взглядом за его рукой: тела мужчин и женщин, трупы лошадей, вытоптанная и перепаханная земля без всяких признаков зелени; снующие по полю в поисках трофеев тарбены. Теперь, когда подошел Эглисс, Кейнину это зрелище показалось особенно отвратительным.
— Полагаю, так, — буркнул он.
— Любезность, — отозвался Эглисс с изрядной долей иронии. Кейнин уже хотел ответить, но Эглисс примирительно протянул руку. — Не будем спорить. Нас объединяет победа. Стыдно портить момент.
— Действительно, — согласился Кейнин.
— Я вас больше не потревожу, но, возможно, мы увидимся еще раз, чтобы поговорить. Когда вернемся в Андуран.
Последние слова на'кирим произнес серебристым, успокаивающим голосом, и Кейнин сразу почувствовал, что у него вроде закружилась голова. Ему стало не по себе, и он закрыл глаза, а когда открыл, Эглисс со своим эскортом уже уходил обратно.
— Подожди, — вскрикнул Кейнин.
— Мы последуем за вами до города, Наследник Крови, — не оборачиваясь, отозвался Эглисс. — Я приду к вам туда.
Наследник смотрел вслед на'кириму и его не похожим на людей спутникам.
— Он, похоже, думает, что теперь будет у тебя в любимчиках, — сказала стоявшая рядом Вейн. Ей, кажется, было весело.
— Сумасшедший, — покачал головой Кейнин.
* * *
Ремесленники принесли Тану Танов подарки. В Большом Зале лунного Дворца в Веймауте носильщики разложили богатства перед троном Гривена. Такой порядок вещей был заведен еще с тех пор, как Хейги сменили Килкри в качестве предводителей Кровей: Верховный Тан, вернувшийся победителем из сражения, получал дары от Ремесел в благодарность за восстановление мира и процветания.
Накануне простой народ Веймаута заполнил улицы по всему пути от Золотых Ворот до Лунного Дворца, приветствуя триумфальное шествие Гривена ок Хейга. Поездка заняла два часа, такая была давка, такое ликование, так велика была всеобщая потребность поприветствовать армию, возвращавшуюся с вереницей униженных пленников с деревянными колодками на шеях. Теперь настала очередь старшин города проявить свое почтение.
В присутствии всего двора Оружейники преподнесли Гривену пики и булавы, отделанные золотом, Кузнецы — шлем из чистого серебра, Виноделы положили у трона фляги с лучшими винами, Меховщики — шкуру большого белого медведя. Один за другим, все шестнадцать Ремесел воздали должное Гривену ок Хейгу, а он принимал каждое подношение с любезным кивком и улыбкой.
Стоявший чуть позади трона Мордайн Джеран смотрел на это равнодушно. В течение нескольких предыдущих дней он уже получил свои подарки от Старшин Ремесла (от тех, кого особенно остро интересовало то, что трон Даргеннан остался без тана). Даргеннаны были молодой Кровью, без традиций и истории, на которые можно было бы опереться в кризисные времена, кроме того, у Игрина нет сына; поэтому среди родственников борьба вспыхнула сразу, как только он попал в плен. Каждый подарок сопровождался бормотанием о том, как лучше всего восстановить стабильность и кто из разбросанной и недружной семьи Игрина лучше всего подойдет ему на смену в качестве правителя земель Даргеннан. При всей видимой любезности и смирении Старшин Ремесел их гордыня возрастала год от года. Мордайн чувствовал, что скоро придет время, когда придется им напомнить, что Верховный Тан все еще обладает большой властью.
Сидевший на ступеньках, ведущих к помосту с троном, Игрин, падший Тан Даргеннан, был живым олицетворением этой власти и слепой насмешкой над самим собой. Его волосы и борода были теперь подстрижены и расчесаны, его одели в новую одежду, а пустые гнезда глаз прикрыли черной шелковой повязкой, чтобы его прилично было показать блестящему двору. Однако его заставили сидеть на холодных мраморных ступенях. Как ребенка или идиота.
Мордайн не представлял, что идея посрамления власти Игрина вызовет такое замешательство в рядах Старшин Ремесел. Должно быть, они посчитали, что их пути слишком сузили, что их амбиции слишком ущемили, иначе с чего бы такой ожесточенный отклик. Гривен затеял ослепление для другой публики: во-первых, будущего преемника Игрина, и, во-вторых, для беспокойных танов Ланнис и Килкри, хотя сейчас у них самих по горло неприятностей. Врожденные склонности Верховного Тана всегда отличались грубоватостью. Мордайн предотвратил бы это, если бы сам находился в диких краях Даргеннан-Хейга. Столь внезапно возрожденная Милость Королей протянула слишком заметную ниточку от Гривена к давно умершим правителям Дан Эйгла. Лучше было бы просто убить Игрина.
Советник наблюдал, как слуга в одеждах Ювелиров приблизился к Гривену ок Хейгу и, стоя на коленях, развернул на полу бархатный сверток. Он показал ожерелье, сплетенное из тончайшей, тоньше волоса, золотой нити, канители. Слуга поднял украшение, показал всем присутствующим, а потом бережно уложил его обратно на бархатное ложе.
Мордайн с трудом подавил улыбку и бросил взгляд на толпу, выстроившуюся вдоль стен зала. Тара была здесь. Советник в который раз почувствовал удовольствие от того, что его любит такая прекрасная и талантливая женщина. Столько лет брака, а он все еще с трудом верит, что заслужил это счастье. Правда, сейчас он смотрел не на нее, а на скромные золотые капельки, которые качались в ее ушах. Лэмейн, Мастер Ювелиров, вручил их лично в руки Тары только два вечера назад, выразив надежду, что они, может быть, подойдут по рисунку для такой дамы на такой день. Позже, в одной из укромных комнат Краснокаменного Дворца Мордайна, когда они засиделись за кубками с ароматным вином, Старшина Ремесла громко поинтересовался, а не сгодится ли на танство Генн нан Даргеннан-Хейг, кузен Игрина. Мордайн знал, что Генн неотесанный и неразборчивый хвастун, но знал так же и то, что Ювелиры уже несколько лет тайно обогащались за его счет. Возможно, они считали, что к нынешнему дню Генн уже полностью принадлежит им. Холмы Даргеннан-Хейга кое-где густо пронизаны золотыми жилами, и у Ювелиров, без сомнения, появилась идея иметь послушного тана.
Мордайн не поленился передать Старшине Ремесла удовольствие тем, что сережки обрели достойного зрителя. Возможно, Лэмейн уже понял, что Генну никогда не быть таном, но, вероятно, придется подобрать ему какую-нибудь высокую должность, чтобы Ювелиры тоже смогли извлечь выгоду из своих вложений. По крайней мере до тех пор, пока он, Советник, не определит, насколько глубоко они вонзили когти в Кровь Даргеннан-Хейг.
Гривен и сидевшая рядом с ним на помосте Абе, его жена, были великолепны. Темно-красные одежды тана затмили все другие наряды в просторном зале и привлекали всеобщее внимание. Абе, как всегда, не видела смысла, да и не желала скрывать удовольствие, которое принесенные богатства и сама роскошная церемония разжигали в ней. Мордайну, когда он видел жену Верховного Тана в таком состоянии, всегда представлялась свинья, с восторгом купающаяся в грязи.
Эртан ок Тарал-Хейг, окруженный толпой своих предупредительных спутников, стоял близко к помосту. Тан Тарала проводил почти столько же времени в Веймауте, сколько и в собственном городе, Дрендаре. Он почти на все лето устроился в Лунном Дворце, ожидая возвращения Гривена из кампании. Не для Эртана неудобства засушливого центра Тарал-Хейга, где мелкие правители земель осаждают своими бесконечными спорами в то время, как столь заманчиво великолепие Веймаута. По крайней мере на его счет Мордайн мог не беспокоиться: преданность Эртана так давно не вызывала вопросов, что принесла ему и покой, и богатство. Позади Тарал-Хейга и за спинами толпы скрывался Рорик нан Килкри-Хейг. У него был такой вид, словно он мечтает оказаться где угодно, только не здесь. Даже на таком расстоянии Мордайн, хорошо разбиравшийся в человеческих эмоциях, разглядел отвращение и ненависть, которые таились в глазах молодого человека. Но пока отец связан клятвой верности Гривену, ненависть сына бессильна, поэтому Мордайн над этим долго не думал.
Более сомнительная фигура стояла рядом с Таном Тарала: Алем Т'анак, посол королевства Дорнак: посол, с его завязанными сзади волосами цвета спелой кукурузы и хвастливо выставленным напоказ бриллиантовым аграфом, державшим на плечах черный плащ, был странным, экзотическим, едва ли не тревожным явлением. Со времени своего возвращения Гривен отказался даже встречаться с Т'анаком, несмотря на настойчивые просьбы; неустрашимый посол представил требование на компенсации, которые должны быть выплачены семьям двух сотен, если не больше, наемных мечей Дорнака, которых Гривен захватил в плен и казнил во время кампании. Это возмутительное требование, по мнению Мордайна, попахивало своего рода игрой, которая легко могла выйти из-под контроля. Если владения Хейгов будут продолжать распространяться на юг, то война с королевским домом неизбежна, но для нее еще не наступило время.
