Справа от Кейнина, довольно далеко, над плоским простором Вод Гласа неясно вырисовывались какие-то темные очертания. Это мог быть только Кан Эвор, затопленный город, который когда-то был домом Крови Гир, а ныне, как лишенный свободы любовник, взывал к сердцу каждого северянина на много миль окрест. Вот где нужно испытывать судьбу, на виду у этих покосившихся башен. И так близко к Грайву, который стал вечным домом Тегрику, сотня человек которого держала Каменную Долину против Кровей Килкри целый день, пока народ Темного Пути бежал на север. Только инкаллимы называли себя Детьми Сотни, но любой воин мог бы черпать вдохновение из примера Тегрика. Именно здесь и сегодня Кейнин должен занять свою позицию.
* * *
Далеко от Андурана, за головокружительными пиками и мощными ледниками Тан Дирина, падал легкий снег на склоны, окружавшие Замок Хаккан. Только-только миновала ночь, впервые за неделю прекратился порывистый ветер, обдувавший все земли Горин-Гир, и утренний снежок ложился на промороженную землю.
Ледок потрескивал под ногами Регнора ок Гира, Верховного Тана всех Кровей Темного Пути. Он шагал к входу в катакомбы, служившие подземным кладбищем. Накидка из соболиного меха мела по земле, поднимая в воздух стайки легких снежинок. За ним шагала дворцовая челядь Энгейна ок Горин-Гира. Воины бывшего Щита Тана шли в середине процессии и несли на плечах завернутое тело. Над процессией стояла полная тишина, только тяжелый топот да колокольный звон, доносившийся снизу из замка и отражавшийся от окружающих скал. Низкие, плотные облака улавливали эхо и тоже отражали его, накладывая один звук на другой и сотрясая воздух.
Верховный Тан держал путь к входу в тоннель, который разинул свою пасть, словно служил убежищем какому-то огромному каменному зверю. Внутри горели факелы, освещая проход в пещеру, где Ангейн должен присоединиться к прошедшим этот путь до него. Регнор не вошел. Он стоял у входа, когда носильщики пронесли мимо него тело и вошли внутрь. Вдова Энгейна, Вэна, облаченная в траур, который носили только вдовы, последовала за ними. Не поднимая глаз, она прошла мимо Верховного Тана. Самая старая охотничья собака ее умершего мужа — большой серый пес, все последние дни не отходивший от постели больного, — вяло и безрадостно шел рядом с ней.
За ней вошла только еще одна фигура, прятавшаяся от взглядов под широким серым плащом. Большой серый капюшон полностью закрывал лицо. Теор, Первый в Мудром Инкалле. Его одежда ничем не отличалась от одежды самого скромного, только начинающего службу инкаллима; ничем, что могло бы намекнуть на огромную власть, не уступавшую власти самого Верховного Тана.
Остальные придворные покойного остановились недалеко от Регнора и остались ждать снаружи. В воздухе начали кружиться снежинки. Никто не разговаривал. Колокола звонили и звонили, теперь праздничным перезвоном. Регнор ждал.
Первым появился Щит Энгейна, исполнивший последний долг. Чуть погодя вышли Вэна и Теор. Двигаясь по проходу, они гасили горевшие по стенам факелы, так что по пути их движения назад к свету, тьма возвращала себе территорию и становилась владыкой мертвого Тана. Когда Вэна проходила мимо, Регнор, склонив голову, предложил ей руку, и она сразу приняла ее. Пес, так и остававшийся рядом с ней, равнодушно взглянул на него.
— Он ждет в покое, моя госпожа, — сказал Верховный Тан. — Счастливый человек, он уже оставил этот горький мир позади.
Он посмотрел на тыльную сторону ее руки. Много лет назад, еще до того, как она была помолвлена, он сам попытался взять эту женщину на брачное ложе. Она была прекрасной, великолепной, надменной девушкой, и она отказала ему. Это требовало некоторой храбрости, поскольку в те дни он отличался довольно сумасбродным характером.
— Действительно счастливый, — ответила она. — Я увижусь с ним снова и с нетерпением жду этого. — Голос у нее был совсем не такой слабый, как рука. В душе она осталась той же девушкой, какой он ее помнил. Она подошла к остальным, и все столпились вокруг нее.
Первый из Мудрого Инкалла стоял рядом с Регнором. Они наблюдали, как толпа делила сласти и чаши с крепким пшеничным напитком. Начались негромкие разговоры, иногда то тут, то там раздавался легкий смех. Наверное, Вэна рассказывала им о первой жизни своего супруга и о том, что ждет его во второй. В землях Темного Пути смерть не повод для слишком глубокого траура. Внизу один за другим умолкали колокола.
Теор откинул капюшон плаща, всем открылись начинающие седеть волосы. Его губы, прятавшиеся в короткой бородке, были в черных пятнах из-за многолетнего употребления стеблей особого растения, используемого во время предсказаний; кожа уже забыла свою юность и обвисла на щеках. Только глаза остались живыми и яркими и скорее подошли бы лицу лет на тридцать моложе.
Скрип тяжело груженной повозки привлек его внимание к дороге, проходившей внизу, по долине. Две лошади, которых нахлестывали несколько тарбенов, тащили телегу по неровной дороге. На ней стояла клетка, в которой, качаясь, низко и протяжно ревел огромный медведь.
— Определенно предназначен Замку Хаккан, — вздохнул Теор и покачал головой.
— Не одобряешь, — констатировал Регнор, разглядывая зверя в клетке.
— Травить медведя по поводу смерти господина — след веры тарбенов, существовавшей еще до того, как здесь появились мы. Тогда медведь был знаком отличия их вождей. Должен ли Мудрый Инкалл одобрять подобное заимствование Кровью Пути?
Телега грохотала, одно из колес билось в колее, медведь ревел, тарбены орали и бряцали копьями по прутьям клетки.
— Теперь это ничего не значит, — сказал Регнор. — Состязание для пьяниц, провозглашающих тост за ушедшего хозяина. И кстати, хорошее состязание. Ты видел, Первый, каких собак они разводят для такой охоты? Таких злобных! Они в момент разделают даже тех чудовищ, которых использует твоя Охота. Однако этот медведь, похоже, и многих из них способен был бы забрать с собой.
Темные губы инкаллима покривились.
— Каковы бы ни были его достоинства, это — плохая традиция. Энгейн ушел дожидаться возрождения в более ярком мире, а не на какую-то гору, которую охраняют медвежьи призраки. У нас достаточно неприятностей и без танов, поддерживающих традиции, дошедшие до нас из тьмы невежества.
Регнор фыркнул:
— Все мы теперь тарбены, Теор.
Теор с негодованием взглянул на Верховного Тана:
— В моем роду тарбенов нет. Как и в твоем.
— Ну, раз ты так говоришь, Мудрец… Хотя на севере остались только две чистые родословные, наши. Но в конце концов какое это имеет значение? Даже моя собственная Кровь, ветви Фейн и Вин, насчитывает множество тарбенов среди своих присягнувших сторонников. Да и в Щите у меня хватает тех, кто в какой-то мере тарбен. И ты не хуже меня знаешь, что в человеке, которого мы только что отправили на покой, чтоб он рассыпался в прах и никогда не пробудился, — Регнор сделал вид, что не заметил, как при этих словах Теор дернулся от отвращения, — много было следов дикости. Говорят, у его бабки были не совсем обычные вкусы. Так или иначе, но если бы мы для оздоровления нашей крови не разбавили ее кровью дикарей, то к нынешнему времени у нас были бы одни уроды и идиоты. Хотя глядя на то потомство, что произвели мои вассалы, невольно задаешься вопросом, достаточно ли мы нашу кровь разбавили.
Теор хотел ему ответить в том же духе, но передумал и опять перевел взгляд на медведя.
— Может, ты и прав, — сказал он. — Во всяком случае, немного осталось тарбенов, так и не преклонивших перед тобой колена. Остальные большей частью Спасенные.
— В самом деле. — Регнор порылся в недрах широкого плаща и достал флягу. Открыв ее, он сделал большой глоток и с удовлетворением вытер губы. Потом предложил флягу Теору, но тот отказался.
— Много теряешь, — проворчал Верховный Тан. — Эта дрянь — мощная защита от простуды. Пойдешь со мной пешком? Не важно, что остальным хочется на тризну, они все равно не осмелятся вернуться в замок раньше нас. Хотя я терпеть не могу, когда они простужаются.
И они пошли рядышком, господин Кровей Гир и господин инкаллимов, а остальные начали спускаться следом, как хорошо вымуштрованные солдаты. Щит Верховного Тана сохранял почтительное расстояние, чтобы не мешать доверительной беседе высоких особ. Внизу, вдоль склона, в ту же сторону ползла телега с медведем, которого в замке ожидала кровавая кончина.
— Ты какое-то время пробыл в катакомбах с Вэной, — поинтересовался Верховный Тан.
— Мы немного поговорили, — ответил Теор. — Ее интересовали мои взгляды на то, действительно ли ее муж угодил Пути, чтобы заслужить возрождение в новом мире.
— Не могу сказать, что очень сожалею о кончине Энгейна, все-таки он был слаб духом, — сказал Регнор.
