Инспектор Шень ждал у высокой длинной стойки, примыкавшей к стене, – явно избегал окон. Плечи его шириной соперничали с торговым автоматом.
Очередь в каждую кассу насчитывала не меньше тридцати человек; Козловски отмел мысль становиться тридцать первым ради одной только конспирации. Он растолкал посетителей и прошел прямо к Шеню. Нет, его, Стива Козловски, на понт не возьмешь. Недаром его карьера начиналась на краю света, недаром работа состояла в том, чтобы нагонять на других страх; недаром он так преуспел. Однако при виде инспектора Шеня он насторожился. Этот Шень – офицер Народной вооруженной милиции – сам себе департамент, ни перед кем не отчитывается. Шень и его братья по разуму обладают слишком большим количеством полномочий, часто действуют на собственное усмотрение и, как известно, поступки свои не афишируют. Чем меньше футов оставалось до Шеня, тем ощутимее была для Козловски тяжелая энергетика этого человека.
Они приветствовали друг друга кивками. Шумовой фон приглушал их тихие голоса.
– Видеокамера обнаружена, – произнес Козловски.
Шень уставился ему в лицо. Козловски пытался читать по глазам китайца, но это было невозможно – все равно что заглядывать в прорезь в стальной трубе.
– У меня имеется адрес, однако еще как минимум несколько часов я не волен его сообщать. Я хотел дать вам время, чтобы собрать людей.
– Никаких людей не будет, – сказал инспектор Шень. – Буду только я.
Козловски еще не доводилось слышать об офицерах Народной армии Китая, действующих в одиночку. Он задался вопросом: уж не с агентом ли Министерства госбезопасности – китайского аналога ЦРУ – он имеет дело?
– Сначала отрубленная рука, теперь видеокамера – кстати, ее нашли в плохом состоянии, – продолжал Козловски. – Все указывает на то, что дела оператора плохи. Мы не меньше вашего хотим найти его.
– Только по разным причинам, – уточнил Шень. – В данном деле я рассчитываю на наше с вами сотрудничество.
Оба знали – таковое вряд ли состоится. Максимум, на что мог пойти Козловски, – это по собственной инициативе сообщить о видеокамере. Предъявлять подобные, пусть косвенные, обвинения от имени правительства США – определенно чревато, последствия могут быть самые серьезные. Мало ли чего хочется Козловски лично – руки его связаны протоколом американского посольства.
– Как только смогу – сообщу координаты видеокамеры. Если оператора найдут мертвым, потребую тщательного расследования с участием моих людей.
– Конечно. Мы так и договаривались.
Козловски давно догадался: Шень сам убил оператора и занят сейчас заметанием следов. Упомянутый план действий удерживал Стива от получения лишней информации – действительно, что такое его мотоцикл перед китайской армейской машиной? Раздавит и не почувствует.
– Какова вероятность, что видеокамера принадлежала именно этому человеку?
– Я сам ее не видел, – признался Козловски. – Однако из того, что мне сообщили, ясно: камера может принадлежать только пропавшему оператору, и никому больше.
Шень сверкнул глазами.
– Он нарушает визовый режим.
Офицер употребил настоящее время, как будто человек с отрубленной рукой и утерянной видеокамерой мог все еще быть жив. Если оператор находится в тюрьме и китайцы ищут доказательства, чтобы предъявить ему обвинение, значит, Козловски играет на их поле. Запах курятины и картошки, жаренной в чанах с маслом, начинал раздражать Стиву желудок. Отрыгнулось горьким – опять выброс желчи. Четыре месяца назад Козловски переболел дизентерией – с тех пор желудок ни к черту. Да и вообще в консульстве анекдоты про отрыжку, газы и понос популярнее анекдотов про блондинок.
– В подобные ситуации людей заводит ложь, – наставительно произнес Шень.
– Ложь и тайны, – уточнил Козловски. Все-таки кое в чем их мнения совпадают.
– Напишите адрес, – продолжал Шень. – Очень обяжете.
– Напишу, когда получу подтверждение, – юлил Козловски.
– Нет, сейчас. Прошу вас. Обещаю, что не стану ничего предпринимать до вашего звонка. Слово даю.
Козловски в полной мере осознавал судьбоносность момента. Обещания инспектора Шеня настолько же внушают доверие, как предупреждения ФБР на видеодисках о преследовании за нелегальное копирование. Но отношения между правительствами и их департаментами превыше личной неприязни (или приязни). Так же дела обстоят в Сомали или Афинах. Шанхай – не исключение: куда выгоднее налаживать долгосрочные связи с офицером Народной вооруженной милиции, чем спасать шкуру Джона Нокса. Козловски чувствовал, что его гуаньси – непереводимое понятие, без которого в Китае настоящего бизнеса не сделаешь – это пресловутое гуаньси растет как на дрожжах.
Он недолго колебался – достал ручку, взял со стола салфетку и вывел адрес, очень надеясь, что не подписал этим Ноксу смертный приговор.
21
15:50
Район Лувань
Нокс вжался в колонну. Потная толпа, одержимая одним желанием – попасть домой, – штурмовала поезд, и Джон чувствовал себя как утопающий, которому провидение подогнало бревно. Он всматривался в искаженные лица. Кто из этих людей – похититель? Дата и время выбраны идеально – видимо, мерзавцам ума не занимать. Миллионы шанхайцев отпущены с работы и рвутся прочь из города. Достаточно одной искры, чтобы хаос превратился в столпотворение. В десятый раз Нокс посмотрел на часы.
Если он хочет иметь хоть какой-то шанс на вызволение заложников, он должен вновь оказаться в зоне доступа и дождаться второго звонка от Рэнди. Ибо тому удалось поймать пробный сигнал видео. Сейчас юноша его отслеживает, надеясь выдать Ноксу точный адрес. Но если Грейс похитят – пиши пропало. Дэннера убьют, и Грейс вместе с ним. Деньги попадут к злоумышленникам. Нокса схватят и посадят в тюрьму. Нет, нужно держать Грейс под наблюдением хотя бы до тех пор, пока она не передаст выкуп.
Помня о многочисленных потолочных видеокамерах, Нокс пониже надвинул бейсболку, спрятав лицо под козырьком. Не зря Козловски предупреждал: в Китае самая совершенная система распознавания лиц. Не хватало еще, чтобы на него вышла полиция.
Джон держался спасительной колонны. Замелькала оранжевая фуфайка. Нокс вычленил из толпы человека, который вошел перед Грейс: среднего роста, коренастый. Человек этот остановился у колонны и стал смотреть назад – тут-то Джон и обратил на него внимание. Увидев что-то для себя важное, человек приложил к уху мобильник. Однако разговор занял подозрительно мало времени – ровно столько, чтобы доложить о собственной дислокации. Не будучи уверен, что перед ним действительно шпион, Нокс всё же отнес коренастого к шайке монголов и добавил его в свой список помех.
Грейс миновала турникет и тотчас затерялась в толпе. Помня о монголах, Джон начал проталкиваться следом за ней, против людского потока. Оранжевая фуфайка то выныривала, то вновь исчезала. У колонны, где спасался Нокс, мелькнула фуражка цвета хаки, и Джон взял этот факт на заметку. Быстро же его вычислили.
Оранжевая фуфайка направилась к лестнице, ведущей на платформу Второй линии[12]. Нокс двигался так, чтобы монгол был между ним и Грейс.
Мобильник стал подавать признаки жизни. Нокс открыл СМС и прочел одно слово: «Хункоу».
Рэнди сумел определить, откуда исходит сигнал, с точностью до района; Хункоу располагается к северу от реки Сучжоу и включает в себя, наряду с новым портом для круизных судов, территорию бывшего еврейского гетто. Население составляет более четверти миллиона человек.
«Уточни», – написал в ответ Нокс.
Через несколько секунд пришло новое СМС: «Нужно время». Джон написал: «Времени нет», и телефон замолк.
Нокс встал перед выбором – Грейс или заложники; чтобы спасти Дэннера и Лю Хао, придется бросить Грейс. На такси он доберется до Хункоу минут за десять-пятнадцать. Он готов был ринуться на помощь Дэннеру, прекрасно сознавая, что нельзя отказываться от одного товарища в пользу другого, нельзя оставлять Грейс с монголом на хвосте.
Поглощенный СМС-перепиской, Нокс упустил Грейс из виду. Взгляд его заметался и вдруг встретился со взглядом человека в камуфляжной фуражке. Он все еще стоял у колонны, минуту назад дававшей прибежище Ноксу. Глаза его на миг вспыхнули – и Джон понял, что узнан.
Их разделяла стена людской одержимости. Нокс в очередной раз ссутулился, попытался исчезнуть. Перестал сопротивляться потоку, краем уха слушал распоряжения охранника держаться левой стороны. Знал, что никто не повинуется – накануне Национального праздника каждый сам себе господин.
Впереди замаячило оранжевое пятно.
Грейс тоже заметила Нокса. Страх искажал ее лицо. Джон бросился к ней. Его толкали локтями, призывали на его голову всевозможные проклятия, однако он успел подобраться достаточно близко. К платформе подходил поезд.
