— По-твоему, лучше быть пессимистом? — спросил Сивер обиженно.
— Нет. Но оптимизм в этом случае — в том, что трое вернулись оттуда, откуда, по всем законам, не мог возвратиться вообще никто. — Брег установил на место фальшпанель автомата. Ну, можно лететь.
Сивер уселся в кресло.
— Жаль, — сказал он, — что нельзя махнуть куда-нибудь подальше от Земли.
— Нельзя, — согласился Брег и включил реактор. Замерцали глаза приборов, пульт стал похож на звездное небо.
— Он слепой, Край, — сказал Сивер, — он больше не видит звезд. Я думал, он потерял глаза на рудниках.
— Нет, — Брег покачал головой, — на рудниках пилоты даже не выходят из рубки, там вообще нет людей — автоматика.
Сивер только зажмурился.
— Слушай, — спросил он, — а если бы ты был все время со мной, ты разобрался бы?
Брег ответил, помедлив:
— Думаю, что да. Для меня каждый пилот — герой, если даже он и не был на лиганте, а просто возит руду с Япета на Титан. Потому что и в системе бывает всякое.
Сивер опустил голову и не поднял ее.
— Что мне скажут на Земле? — пробормотал он. — Меня теперь никуда больше не пошлют?
— Нет, отчего же, — утешил Брег, — пошлют со временем. Но вот они — они никогда уже не будут возвращаться в солнечную систему и останавливаться на Япете. Это бывает раз в жизни, и, наверное, могло получиться иначе. — Он несколько раз зажег и погасил навигационные огни, затем трижды промигал слово «внимание», хотя внизу не осталось никого, кто нуждался бы в предупреждении.
— Я хотел… — отчаянно сказал Сивер.
— Да что ты мне объясняешь! — сказал Брег.
Он положил руку на стартер, автоматически включилась страхующая система.
— Действует, — слабо улыбнулся Сивер.
— Теперь его хватит надолго, — ответил Брег. — Наблюдай за кормой.
РОМАН ПОДОЛЬНЫЙ
Кто поверит?
Кафе было маленьким и уютным, как ладонь, что подкладываешь под голову.
Зато взгляд моего соседа по столику — еще холоднее, чем мороженое, которое мне принесли.
И я совсем не ждала, что эти темные глаза так быстро потеплеют и, кивнув на столик у окна, сосед скажет: — А вот те двое сейчас сцепятся.
Два парня, отшвырнув стулья, схватили друг друга за лацканы пиджаков.
— А теперь войдет милиционер, — продолжал сосед деловито.
И милиционер вошел и раздвинул молодых петушков.
— А сейчас к беседе присоединится подавальщица.
Мимо нас к окну решительно прошагала официантка.
— А сейчас…
Он как будто вел репортаж, только слово опережало действие.
Это было смешно и немножко странно. Хотя, собственно, почему? Скандал он, конечно, предсказал по случайно долетевшей фразе. Постовой увидел драчунов в окно, а догадаться, что официантка позаботится о счете, вообще не составляло труда.
— А сейчас, — сказал он, — мы познакомимся, встанем и выйдем отсюда.
…Вечером, прощаясь, он произнес, не спрашивая, не уговаривая, а утверждая:
— Встретимся завтра в семь у Большого театра.
— Значит, до завтра, Виктор… А как дальше?
Его лицо на секунду стало торжественным.
— Фамилию мою вы завтра прочтете в «Вечерке». Под стихотворением на третьей странице. Пока!
…По дороге на свидание я купила газету. В ней было только одно стихотворение. Под ним стояло: Павел Будкин. Но Павел?
Значит, не он. Подвели парня…
Обещали, да не напечатали.
— Добрый день, товарищ Будкин!
— Фамилия была на месте?! — обрадовался он.
— Но… значит, вас зовут Павлом, а не Виктором?
— Нет, как раз Виктором… А вы решили, что в газете будут мои стихи? Но я — то говорил — вспомните — только о подписи, без имени, о фамилии. Об одной фамилии, без имени.
— Павел — ваш брат?
— Я единственный сын. И от вас первой узнал, что есть у меня на свете поэт-однофамилец.
— Ну, хватит шуток. Не лгите.
— Рад бы, да не могу. Понимаете, все, что я говорю, оказывается правдой. При одном маленьком условии: если мне верят.
— Ну-ка скажите, что сию минуту пойдет дождь. — Я вскинула глаза к небу.
— Я-то скажу, да вы не поверите. Значит, мои слова и ложью не будут. То, чему не верят, — не ложь и не обман. Разве сказки лгут?
— Значит, обязательно надо, чтобы я вам поверила?
— Вы или кто-нибудь еще… Но лучше вы!
— А как вы об этом узнали? Ну, о том, что не можете врать?
— Да похвастал как-то знакомой девушке, что завтра выполню план на двести процентов. А ведь знал, что не могу. Я тогда едва девяносто вытягивал. А утром пришла в голову одна штука… Ну, приспособление… Смотрю к концу смены — есть двести. Тут я только и вспомнил, о чем вчера трепался. И с тех пор не знаю, что делать. Опоздал на работу, сказал, что мать заболела, а через час меня к ней с завода вызвали… Пошутил с Борькой — товарищ мой, — что не любит его, видно, Ира, — а она на следующий день с другим в загс пошла. Сказал, что Петросян проиграет две партии подряд — в споре сказал, и забыл тут же, а Тиграну страдать пришлось… Поверил мне, значит, кто-то.
…Я рылась в книгах. Неужели ни с кем и никогда не бывало того, что с Витей? Правда, давно верят, что говорить о несуществующей болезни близкого человека — значит накликать ее. Но это же мистика. Или, может быть, какие-то законы психологии?… Хотя случай с газетой — к нему-то психология отношения не имеет.
Может, считать все просто цепочкой совпадений и не задумываться…
Мы вместе смеялись над жестом, вошедшим у меня в привычку: как только он начинал говорить о будущем, я хлопала его по губам, обрывая на полуслове. Но иногда что-то все-таки прорывалось. Результат?
Мне подарили на день рождения книгу, о которой я давно мечтала. Я получила на всех экзаменах пятерки. Я очень понравилась его маме. Я… Да что это все обо мне?
Он выиграл в сеансе против Смыслова, прошел без поражения заводской шахматный турнир, сделал пять изобретений, получил три премии, выжал штангу в сто двадцать кило и написал стихи (хотя в последнее я и не верила).
Стихи такие:
Вздохом горы развею.Сдвину оси планет.Для того, в кого верят.Невозможного нет.
Хороший он был, очень хороший — человек, не умевший лгать. Может быть, он и еще писал стихи. Не знаю, потому что тут как раз вернулся из экспедиции Игорь. Виктор встретил нас случайно на улице, подошел, поздоровался, посмотрел на него, на меня и сказал: «Вы друг друга любите». И ушел. С тех пор я его не видела. Но помню. Потому что счастлива. Виктор ведь, знаете, не умел лгать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
