И этой – не миновать.
– Как там…
– Простите?
– Киев…
…
– Вы же оттуда.
Как там Киев? Ну, относительно нормально, что там сказать. Не так богато, как, к примеру, Грозный – там все-таки небоскреб в виде чеченской родовой башни достроили – но тоже неплохо. Полиция, вооруженные конвои, дорогие отели. Обслуживание в номерах предлагают, не стесняясь – девочку, мальчика, кому чего надо. На каждом шагу – украинское искусство, лекции об украинской истории – это гранты отрабатывают, стараются для всяких благотворительных фондов. Вот только нет кое-чего. В одном месте, например, на Крещатике – пирожки продавали. И все гости Киева, приезжая, шли туда, попробовать. Их больше нет. Потому что гостей тех нет. А те, что есть, им плевать. У них Макдоналдс.
У нас тоже гостей поменьше стало. Но мы переживем. Потому что Россия сама по себе – маленький мир. А вот Украина…
Да что там о дурном. Они ж великие, как сказано в одном стихе, появившемся еще тогда – его сейчас в школе учат. У них коктейли Молотова жгут.
– …операция практически готова. По крайней мере, по нашему направлению. Но признаюсь – большого опыта работы с подпольем у меня нет. Так что – свежий взгляд будет как нельзя кстати.
– Готов приступить к работе
– Вот и отлично…
– Несколько дней у нас есть.
Холодный свежий ветер хлестал по лицу немилосердными пощечинами. Я сделал глупость, надев обычные очки вместо стрелковых, – и теперь глаза слезились. Маленький вертолет – шел на высоте около десяти метров на землей, головным – еще два шли по правому и левому борту от нас. Наш вертолет был канонерским, сопровождающие нас машины – транспортными. Я был кем-то вроде наблюдателя.
– Готовность! Одна минута!
– Минута!
Канонерский вертолет отличается от транспортного только тем, что по каждому борту сидит по одному человеку и они не десантники, а стрелки, вооружены пулеметами. Они сидят по центру скамьи, справа у них – укреплен рюкзак, в нем лента на пятьсот патронов, по рукаву выведенная к пулемету. По плану – этого должно хватить: примерно триста расходуется в самом начале, на общее подавление обороны, оставшиеся двести – уже адресно добиваются выжившие огневые точки. Если этого не хватит – слева, в креплениях, еще по пять коробок по сто. С самого начала еще были гранаты – но от них отказались. Один из стрелков на учениях получил осколочное ранение – просто вертолеты летают слишком низко.
Вообще… летать на этой воздушной таратайке… как-то опасно даже. Когда пересаживаешься… чувствуешь, как вертолет немного качается, и кажется, что вот-вот полетим на землю. Я сидел строго по центру и наблюдал картинку, выведенную на мой планшет с веб-камер на оружии стрелков и по бортам вертолета. Записи с камер потом использовались для «разбора полетов».
– Право, наблюдаю цель. Групповая цель, готов работать!
– Огонь по готовности.
Правый стрелок – открывает огонь. У него не «ПКМ» и не «Печенег» – а переделанный «ПКТ» с комплектом выживания, у него тяжелее ствол, он более приспособлен к длительному, непрерывному огню. Каждый пятый боеприпас в ленте трассирующий, трассеры уходят вниз ровной огненной строчкой. Внизу – взрыв, вспышка, светит ночник, значит – попали в бочку. Для определения точности работы – в центр условного лагеря ставили бочку и плескали в нее бензин. Красиво взрывается…
– Захожу левым!
– Левый, готов работать!
Вертолет разворачивается – и в игру вступает стрелок левого борта. Их задача – накрыть и прочесать огнем максимальную площадь, чтобы зацепить как можно больше палаток, деморализовать и устрашить врага.
Срабатывает пиротехника, в черное небо летят брызги огня, взмывают ракеты. Имитация ответного огня. Транспортники – на каждом по четыре бойца – кружат в отдалении.
– Правый борт, готовность!
– Правый, готов!
Снова начинает работать пулемет на правом борту. Классическая цель – лагерь в горах, примерно на сто бойцов, плюс до двадцати рыл инструкторско-преподавательского состава. Двух пулеметов – и потом зачистки спецназом – должно хватить.
– Левый борт!
– Лево, готов.
Последняя гастроль. Пулемет проходится по уже освещенной огнем роще, сопротивления нет. Да и там к этому моменту оно вряд ли будет.
В эфире – интенсивный обмен, канонерский вертолет отходит на позицию прикрытия, а десантные вертолеты – наоборот, устремляются к цели. Их задача – высадить десант, зачистить лагерь, забрать любую информацию, какая там может найтись, – записи, ноутбуки, носители информации – все. Затем – общий отход.
Вертолеты почти не бронированы – но и нужды в этом нет, они тихие, да еще при работе ночью… Главная проблема – найти приличную посадочную площадку для сброса. Хотя в Карпатах таких предостаточно, там горы не полностью лесом покрыты.
Я смотрю на часы. Чуть больше пяти минут. Пять минут – и лагерь внизу если и не мертв, то вот-вот будет. Если бы все проблемы, с этим связанные, можно было бы решить за пять минут…
– Товарищи офицеры!
Генерал-лейтенант Ханин, в свой шестьдесят один год запросто демонстрирующий растяжку и прыгающий с парашютом, среднего роста, неприметный, с обманчиво добрым взглядом, одетый в потертый камуфляж старого образца, махнул рукой, обозначая «вольно».
– Докладайте, что тут.
– Точка тридцать. На самой границе, северо-западнее Львова. По данным спутниковой разведки – там лагерь подготовки, примерно на сто – сто пятьдесят человек. Лагерь действует больше года, трехмесячные курсы.
– Диверсанты?
– Они самые… Предположительно – подчиняется не местному проводу – а напрямую СБ[87]. Профиль подготовки – терроризм. Предположительно проходят подготовку русскоязычные, с целью заброски в города и проведения ДТА[88].
– Ясно. Дальше.
– Точка тридцать один. Правее на три. Лагерь, примерно семьдесят – восемьдесят человек. До десяти инструкторов. Профиль подготовки – снайперское дело. Лагерь шестимесячный. По данным перехвата – есть англоязычные инструкторы, не понимающие русский язык, работают с переводчиками.
– Ясно.
– Точка тридцать семь…
– Так… – генерал потер подбородок, сморщился от ощущения щетины под пальцами, – каков план операции?
– Товарищ генерал, штаб предлагает провести операцию с использованием как вертолетного десанта так и дельтапланов.
– Подробнее.
– Дельтапланы стартуют ориентировочно Ч-200. Работают тройками, два – в варианте легких бомбардировщиков[89]. Головной – наводка и прикрытие. Вертолеты – стартуют Ч–45[90]. В таком случае – лагеря будут атакованы одновременно, а вертолеты смогут оказать помощь, если кого-то собьют.
– Распределение целей?
– На тридцатый, тридцать первый и тридцать седьмой – посадочный десант. И там, и там есть нужная нам информация, возможно, иностранные инструкторы. Их захват является задачей наивысшего приоритета.
Я стоял молча во втором ряду. Тридцать первый – моя идея. Именно там – по данным подполья – может содержаться Куба. Снайперский лагерь. И его надо вытащить. Хоть как.
Есть и второй вариант, но думать о нем не хочется. Как карты лягут.
Зарисовки
Черное море, Турция
20 июля 2020 года
НИКОГДА МЫ НЕ БУДЕМ БРАТЬЯМИ НИ ПО РОДИНЕ, НИ ПО МАТЕРИ
Духа нет у вас быть свободными– Нам не стать с вами даже сводными. Вы себя окрестили «старшими»– Нам бы младшими, да не вашими. Вас так много, а, жаль, безликие. Вы огромные, мы – ВЕЛИКИЕ. А вы жмете… вы все маетесь, Своей завистью вы подавитесь. Воля – слово вам незнакомое, Вы все с детства в цепи закованы. У вас дома «молчанье – золото», А у нас жгут коктейли Молотова, Да, у нас в сердце кровь горячая, Что ж вы нам за «родня» незрячая? А у нас всех глаза бесстрашные, Без оружия мы опасные. Повзрослели и стали смелыми Все у снайперов под прицелами. Нас каты на колени ставили– Мы восстали и все исправили. И зря прячутся крысы, молятся – Они кровью своей умоются. Вам шлют новые указания– А у нас тут огни восстания. У вас Царь, у нас – Демократия. Никогда мы не будем братьями.
Анастасия Дмитрук, Киев. 2014 год
Старый, потрепанный паром, полупустой – тяжело перекатывался с волны на волну, скрипел корпусом. Волнение было не особо сильным, но коварным, с неприятной бортовой качкой. Как это обычно и бывало – за паромом шлейфом шли птицы, пикировали в воду за объедками и рыбой, пришибленной винтами. Если кто подбрасывал хлеб – пикировали, едва не вырывали из рук.
Рейс «туда» – это не обратный ход, но и тут – за вещи стоит побеспокоиться. Она была уже опытной и знала – в их среде все ненавидят друг друга. Каждый из них – по сути – отнимает хлеб у другого, как эти чайки – поэтому, сумки в каюте оставлять нельзя, найдешь залитыми клеем или изрезанными бритвой. Так что сумки – сложенные одну в другую, клеенчатые, марки «мечта оккупанта» – она держала при себе, на верхней палубе. Она и сама не знала, почему ходила сюда и смотрела на море. Здесь ей было спокойнее… наверное. Она смотрела вдаль, где горизонт сливался с серо-черной гладью воды, и на какой-то момент становилась самой собой. Той самой искренней и честной девчонкой, которая не могла держать в себе рвущиеся из души слова и клала их на бумагу. Здесь, на этой палубе, не было ни вони плацкартных вагонов, ни постоянных страхов – изрежут сумки, украдут вещи, задержат таможенники, просто сумки пропадут на дороге… да мало ли что может случиться во взбаламученной, изорванной войной стране, где каждый выживает, как может. Здесь не было вони вещевого рынка, хозяина – грузина, под которого надо ложиться, чтоб сохранить работу, нервных и хамистых покупателей. Здесь она была сама собой – как эти чайки над Черным морем…
