Мордонт, однако, вдвойне ошибался, делая столь суровые выводы. Во-первых, глядя на Кливленда в известной степени глазами соперника, он слишком строго осуждал его манеры и поведение. Они были, правда, не очень изысканными, но это не имело большого значения в стране, населенной столь простыми и нетребовательными людьми, как шетлендцы того времени. С другой стороны, Кливленд обладал свойственным морякам прямодушием, большой природной сообразительностью, немалой долей остроумия, безграничной уверенностью в себе и той предприимчивой дерзостью, которая даже при отсутствии иных привлекательных качеств нередко обеспечивает успех у прекрасного пола. Мордонт заблуждался также, полагая, что Кливленд не мог понравиться Минне Тройл из-за несходства самых основных черт их характеров. Имей наш юный друг немного более жизненного опыта, он не мог не заметить, что, подобно тому как союзы сплошь и рядом заключаются между парами, совершенно непохожими друг на друга ни лицом, ни фигурой, так — а это случается еще чаще — и между людьми, одаренными совершенно различными чувствами, вкусами, стремлениями и понятиями; и, быть может, не будет с нашей стороны чересчур смелым утверждать, что две трети совершаемых на наших глазах браков заключается между лицами, которые, судя a priori, вряд ли могли чем-то привлекать друг друга.
Основной внутренней причиной такого на первый взгляд странного явления следует считать прежде всего мудрую заботу провидения о том, чтобы ум, талант и прочие приятного рода качества были распределены по свету с возможно большей равномерностью. Ибо чему уподобился бы наш мир, если бы умные сочетались браком только с умными, образованные — с образованными, добрые — с добрыми и даже красивые — только с красивыми? Не очевидно ли, что тогда низшие касты глупцов, невежд, грубиянов и уродов (составляющих, к слову сказать, большинство человеческого рода), осужденные исключительно на общение друг с другом, и физически и духовно опустились бы мало-помалу до звериного облика орангутангов. Поэтому, когда мы видим союз «невинной кротости и грубой силы», мы можем оплакивать того из двух, кто обречен на страдание, но должны в то же время преклониться перед скрытым умыслом мудрого Провидения, которое уравновешивает таким образом добро и зло, вознаграждает семью за дурные качества одного из родителей лучшими, более благородными задатками другого, обеспечивая тем самым подрастающему поколению нежные заботы и попечение хотя бы одного из тех, чьим естественным долгом они являются. Если бы не частые случаи подобного рода союзов, какими бы неподходящими друг другу ни казались с первого взгляда обе стороны, — мир не был бы тем, чем назначил ему быть наш мудрый Создатель: местом, где добро смешано со злом, где человеку суждены испытания и скорбь, где злейшие невзгоды всегда смягчаются чем-то, что делает их выносимыми для смиренных и терпеливых душ, и где величайшие блага несут с собой примесь отравляющей их горечи.
Но вглядимся внимательнее в причины, вызывающие столь странные привязанности, и мы поймем, что они основаны отнюдь не на полном несходстве или противоположности характеров, как это кажется, если наблюдать одни только их видимые последствия. Мудрая цель, которую преследует Провидение, допуская в браке сочетание самых противоречивых склонностей, нравов и миропонимании, совершается не в силу какого-то таинственного побуждения, которое, вопреки естественным законам природы, влечет мужчин и женщин к союзу, в глазах света совершенно для них неподходящему. Нет, как в поступках обыденной жизни, точно так и в душевных движениях нам дана свободная воля, и она-то как в первом, так и во втором случае нередко и вводит нас в заблуждение. Нередко натуры восторженные создают в своем воображении некий идеальный образ, а затем сами себя обманывают, находя отдаленное с ним сходство в каком-либо реально существующем лице; при этом фантазия их немедленно и совершенно бескорыстно спешит наделить его всеми свойствами, необходимыми для того, чтобы он стал некиим воплощением «beau ideal». Но никому, пожалуй, даже в счастливейшем браке с любимым человеком не удавалось обнаружить всех ожидаемых в нем качеств; в огромном большинстве случаев мечтателя очень скоро постигает величайшее душевное разочарование, и ему становится ясно, что он построил воздушный замок своего счастья на призрачной радуге, которая сама возникла, лишь благодаря особому состоянию атмосферы.
Будь Мордонт лучше знаком с жизнью и ходом человеческих дел, он не удивился бы, что такого человека, как Кливленд, красивого, смелого и энергичного, встречавшего на своем веку немало несомненных опасностей и говорившего о них как о забаве, такая мечтательница, как Минна, мысленно одарила огромной долей тех доблестей, которые в ее пылком воображении составляли образ настоящего героя. Если в простых и даже несколько грубоватых манерах Кливленда и не было особой изысканности, то по крайней мере за ними не скрывалось притворства, и, хотя он не обладал светским лоском, у него было достаточно природного здравого смысла и умения себя вести, чтобы поддерживать созданную Минной иллюзию, пусть даже только в отношении внешних проявлений своего нрава.
Едва ли следует говорить, что все вышеприведенные рассуждения относятся только к так называемым бракам по любви, ибо если одна из сторон основывает свою склонность на преимуществах материального свойства, связанных с денежными доходами или недвижимой собственностью, то после приобретения таковых ее, конечно, не может постигнуть разочарование, если только она с горечью не осознает, что переоценила то счастье, которое они приносят, и недооценила неизбежно сопутствующие им неудобства.
Относясь с некоторым пристрастием к чернокудрой красавице, героине нашего романа, мы с охотою посвятили ей это небольшое отступление, желая пролить свет на некоторые особенности ее поведения, которые — мы готовы признать это — выглядят достаточно неестественными в романе, хотя в обыденной жизни представляют собой весьма частое явление. Нам хотелось объяснить, как получилось, что именно Минна переоценила склонности, таланты и дарования молодого красавца, посвящавшего ей все свое время и помыслы и чье обожание делало ее предметом зависти почти всех хорошеньких женщин, в немалом числе сидевших за пиршественным столом. Может быть, если прекрасные читательницы возьмут на себя труд заглянуть в собственное сердце, они согласятся, что, если какой-либо юноша проявляет изысканный вкус, выбирая из целого круга соперниц, весьма охотно принявших бы его ухаживания, одну и делает ее предметом своего исключительного внимания, дает ему право ожидать от своей избранницы (если не в силу какого-либо иного чувства, то хотя бы из чувства признательности) проявления к нему изрядной доли благосклонности и даже пристрастия. Если после всего сказанного поведение Минны все же покажется непоследовательным и ненатуральным, то это уже не наша вина, ибо мы излагаем факты такими, каковы они бывают в действительности, не имея претензии придавать большую достоверность событиям, которые на первый взгляд уклоняются от нее, и не наделяя постоянством самое непостоянное во вселенной — сердце прекрасной и избалованной успехом женщины.
