Толик и Машка… и Ника… Этак недолго себя выдать. Поэтому прежде, чем убивать, необходимо тщательно все обдумать.
– Тоже доставала? – Толик вытащил из-за пояса флягу и приложился. – Извини, тебе не предлагаю… я вообще в завязке, но эта коза достала. И Васька тоже достал.
– А он чем?
Ваську он почти не видел. Тот, собрав всех игроков под одной крышей, словно бы разом интерес к игре утратил.
– Да… погляди на это! – Толик раздраженно пнул кованую подставку для дров, в которой дрова лежали: аккуратные, словно на подбор, полешки. – Кто бы мог подумать. У него ж ничего не было! А тут домину отгрохал! Бизнес… и бабы наши на нем виснуть готовы… В глаза смотрят, слюной давятся.
Толик злился.
Не на Машку, она так, громоотвод для гнева. А настоящая причина в этом вот доме, огромном и дорогом, наполненном недешевыми же вещами. Подставка небось антикварная, и камин облицован мрамором… Подсвечники на полке, часы причудливые, с завитушками…
Толика несказанно бесят что мрамор, что подставка, что часы, что серебро столовое… он, быть может, ложечку украл, не для продажи, но потакая собственной злости. И думает, что, по-хорошему, он, Толик, достоин этого дома больше, чем Васька.
Мысли его на лице написаны.
– Анька не прогадала бы, если бы вышла за него замуж, – произнес Толик, глядя поверх своей фляги. – Эта стерва чуяла… перебирала всех нас, выбирала. Выбрала на свою голову…
…а ведь он тоже на Анну смотрел. Тем лучше, сейчас о тихой его любви, незаметной, которой он сам, пожалуй что, стыдился, не помнят.
– Я вот порой думаю, – он вновь приложился к фляге и выпитое занюхал рукавом. – Как бы оно сложилось, если бы Анька жива осталась.
– Не знаю.
– Вышла бы она замуж за Ваську? Или все-таки за Стаса? Или за тебя? Ты этого хотел?
Отворачиваться нельзя. В глаза смотреть надо, и он смотрит, улыбается дружелюбно, думая о том, что мужчин убивать ему не приходилось. Опасное дело… мужчины сильны. Толик, несмотря на то, что выглядит рыхлым недоумком, вполне способен отпор дать.
Плохо. Но Толик пьет… и если выпьет больше обычного… или кто-то подмешает ему во флягу снотворное… Машка ведь жаловалась, что уснуть не способна, значит, снотворное у нее с собой. Таблетки две-три ему хватит. Или больше?
Ненадежно… если бы знать, что Толик умрет от хорошей дозы колес, человек бы рискнул, но… он не привык полагаться на случайности. Значит, сон – первая фаза его плана, который постепенно вырисовывался.
– Хотел. Все этого хотели, – ответил Толик на собственный вопрос. – А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что Анька ведьмой была! И приворожила!
– Кого?
– Тебя, меня, нас всех! Мне Машка рассказала… Машка, конечно, дура, каких поискать, но… она права… ласточка… Помнишь Анькину ласточку?
Человек кивнул. Помнит. Он искал эту треклятую ласточку, думая, что обронил на Никушиной квартире… или в кустах возле… или по пути к железной дороге… он искал не столько как улику, но как память об Анне и еще надежду получить свободу. Он не верил в привороты, а теперь вдруг… может, прав Толик?
– Сам подумай, – зашептал тот жарко, – в ней же ничего-то не было. Девка как девка… Машка и та пофигуристей, про Маргошу вообще молчу. Ника хоть тварь, но симпотная, а вот Анна… серая мышь, что с рожи, что по одежде… но нет, все за ней ходили, разве что в рот не глядели. Анна то, Анна се… а она выбирала…
В его словах имелся резон.
И вспыхнула вдруг нелепая в своей очевидности мысль: а если именно из-за этой потерянной ласточки он стал тем, кем стал? Что, если эта крошечная птица, в последний миг упорхнувшая из его рук, и сотворила из него чудовище? Он ведь не хотел убивать Анну! Он ведь случайно это сделал!
А остальные… их могло бы и не быть.
И если так, то у него был шанс остановиться, но ласточка…
– Ты правильно сделал, что убил ее, – сказал Толик, прижимая флягу ко лбу. – Еще бы из памяти убрать… Я все думаю, а если бы она меня выбрала?
…может, тогда и этот дом принадлежал бы Толику?
Человек молча поднялся.
– Знаешь, что самое поганое? – Голос Толика догнал его в дверях. – Я видел ласточку…
– Где?
– У Соньки.
Сонька? Софья…
– Тебе показалось, – сказал человек, переступая порог. Сердце бешено колотилось. Если ласточка и вправду у Софьи, то… то у него есть шанс все исправить.
Наверное.
Следующие два дня Софья старалась выбросить эту историю из головы, убеждая себя, что она Софьи вовсе не касается. Но история не выбрасывалась. Софья поймала себя на мысли, что каждого из гостей дома рассматривает как потенциального убийцу. И что гости эти ведут себя весьма подозрительно.
Взять хотя бы Витюшу, который уже не скрывал своего чувства к Нике. Ходит следом, за руку держит, вздыхает томно… А взгляд холодный, расчетливый. Неужели Ника этого не видит?
Любит ли он ее? Или же, как с Софьей, видит источник решения бытовых проблем?
А что, Ника – девушка не бедная, теперь и самостоятельная, финансовые санкции ей не грозят, у нее собственный запас имеется… Как говорится, невеста завидная.
…а тогда? Любил ли он тогда? Или сестрица подсказала?
История о случайной встрече в университете чем дальше, тем более надуманной казалась. И Софья исподтишка следила за парой, подмечая все новые и новые свидетельства собственной правоты.
И что ей делать? Сказать? А поверит ли Ника… И если поверит, а Софья не права? Если своими подозрениями она сломает это только-только начавшее зарождаться чувство?
Она молчала и думала. Снова о них… и об Анне… Кто сказал, что убил Анну тот, кто с ней был в ту ночь? Она вполне могла пойти на свидание, а после свидания – к брату, и тот, разозленный отказом Ники, задушил Анну.
Хотя как-то натянуто, да…
– Тоже это видишь? – Стас подошел сзади.
– Что?
– Не притворяйся, у тебя плохо получается. Он ее окучивает.
– Окучивают картошку…
…а Стас? Богатые родители… цель… И Анна, кажется, не скрывала, что с удовольствием провела бы рокировку женихов. А если Стас поддался на ласточкины чары? Что, если это он был в той квартире, а потом что-то произошло… Ника вернулась. Стас понял, что их с Анной застали. Он не хотел на ней жениться. Допустим, для него это было просто романом, случайной связью, а тут вдруг… И Ника не стала бы молчать, не в ее это характере, да и собственная ее жизнь полетела под откос с немалой скоростью.
…а ведь Анне выгодно было бы, чтобы их застали. Анна не собиралась ничего скрывать, напротив, рассчитывала, что Стас как человек благородный…
…Васька бы понял внезапную любовь. Нет, Софья не так уж хорошо его знает, но почему-то кажется, что про любовь он бы понял и отступил, а вот роман… Из друга превратился бы во врага. А Стас к Ваське привязан.
Какая-то ерунда опять получается…
…Анна хотела позвать Нику, а Стас ей рот закрыл. И задушил. Ненароком.
Точно ерунда, человек, который стоял рядом с Софьей, никак не походил на убийцу.
– А она для него картошка и есть, – сказал он, давясь зевком. – Ну или скорее курица, от которой золотые яйца в перспективе будут… Странные вы, женщины, существа.
– Это почему же?
Значит, не показалось. Значит, и вправду врет Витюша о любви. А Ника верит, потому что этой самой любви в Никиной жизни остро не хватало. Она о ней мечтала небось не раз и не два, представляла себе ту сцену и собственный ответ, и жизнь их с Витюшей совместную, конечно же, счастливую… И верит теперь она не его словам, но собственным несбывшимся надеждам.
– Вот посмотри на Нику, вроде бы умная женщина, а тут… – Стас сплюнул.
– Сказать ей?
– Во-первых, она тебе не поверит. А во-вторых, если вдруг и поверит, то тебя же и обвинит.
– В чем?
– Во всем. Я же говорю, странные вы, женщины, существа… Прогуляемся?
Он предложил руку, и Софья приняла. В конце концов, почему бы и не прогуляться? А ведь действительно странные. Вот Софью взять. Она с самого начала знала, что эта затея со сватовством – дело пустое… но к свахе пошла. Советы ее слушала. И отправилась на виллу «Белый конь», и осталась здесь, даже когда стало очевидно, что никакого знакомства по душам не предвидится. И теперь, после исчезновения Марго, у Софьи не появилось и мысли о том, чтобы уехать, хотя эти мысли как раз-то были бы логичными… Выходит, что у Софьи с логикой проблемы?
Женщина.
– На самом деле Ника, думаю, многое подмечает, но предпочитает закрывать глаза. Все-таки хочется знать, что есть еще шанс…
– Как вы думаете, он не мог?..
– Убить Анну?
– Да, – Софье было сложно произнести это вслух.
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Это тоже странно, когда люди, которые казались тебе хорошо знакомыми, вдруг преподносят сюрприз за сюрпризом, и все больше неприятные.
У лестницы Толик орал на Машку.
Она стояла, прижимаясь к стене, втиснувшись между огромной бронзовой статуей и портиком, и завороженно глядела на Толика.
