Мученичество, заступничество, чудесное спасение – вот основные темы русской культуры второй половины XIII – первой половины XIV веков. Эпоха Куликовской битвы вносит ощутимые коррективы в эту тематику, хотя во многом и продолжает ее. Актуальными становятся вопросы назревающей моральной победы над врагом, о которой молят подвижники во главе с Сергием Радонежским, и победы военной, подготавливаемой великим князем Дмитрием Ивановичем. Русь преодолевает негативные последствия ордынского завоевания, время Куликовской битвы вызывает подъем национального самосознания. Идея единения Руси под эгидой московских великих князей звучит в «Сказании о Мамаевом побоище», «Задонщине», «Житии Дмитрия Ивановича», «Житии Сергия Радонежского» и др. Она находит своеобразное преломление в образе Троицы как идеала единства, воплощенного в нем. Троицкий монастырь, основанный Сергием Радонежским, икона Андрея Рублева «Троица», многочисленные храмы второй половины XIV – начала XV вв. с посвящением Троице свидетельствуют об особом значении, придаваемом этому символу единения в то время.
Новый герой своего времени – святой подвижник Сергий Радонежский – пророчествует победу в кровавой Куликовской битве. Автор «Жития Сергия Радонежского» Епифаний Премудрый, рассказывая о роли преподобного в приуготовлении князя Дмитрия к сражению, писал: «Бысть убо Богу попущающу за грехы наша, слышано бысть, яко ординьский князь Мамай воздвиже силу велику, всю орду безбожных татар, идет на Русскую землю... Сей (Дмитрий Иванович. – Л. Ч.) убо прииде ко святому Сергию, яко же велию веру имеа ко старцу, вопросити его, аще повелит ему противу безбожных изыти... Святый же ...благословив его, молитвою вооружив, и рече: “Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Поиди противу безбожных, и Богу помогающу ти, победиши и здрав во свое отечьство с великыми похвалами возвратишися”».[383] В «Сказании о Мамаевом побоище» Сергий не только «обвеселил сердце» [146] князя предсказанием победы, но и дал ему двух воинов – Александра Пересвета и Андрея Ослябю, вооружив их христианским крестом вместо оружия: «И дасть им в тленных место оружие нетленное – крест Христов нащыт на скымах, и повеле им вместо в шоломов золоченых возлагати на себя» [146] . Поединок Пересвета с Челубеем, как известно, закончился смертью обоих, но знаменовал победу русских. Победа окрыляет русских, они начинают верить в свои силы и небесное покровительство, тем паче что среди небожителей все больше появляется их соотечественников. Тот же преподобный Сергий Радонежский после смерти занимает свое место в ряду заступников за Русскую землю рядом с Богоматерью и святыми.
Современники Куликовской победы ощущают себя жителями единого христианского мира, ограждаемого Богом от «поганых». Снова совершаются и описываются паломничества в Святую землю и другие путешествия, направленные на воссоединение Руси с остальным миром. Так, в «Хождении» Стефана Новгородца, богатого горожанина, посетившего Константинополь в 1348 или 1349 г., подчеркивались связи Руси с христианскими святынями, а также с церковными иерархами и праведниками. В частности, он восхищается тем, что константинопольский патриарх Исидор позволил ему и его спутникам поцеловать свою руку, «понеже бо вельми любить Русь. О великое чюдо смирениа святых! Не наш обычай имеют» [30] ; а говоря о Студийском монастыре, он отмечает: «Ту жил Феодор Студискы и в Русь послал многы книги: Устав, триоди и ины книгы» [36] . Связь Руси со Святой землей ощущается столь сильно, что в «Житие» первого новгородского архиепископа Иоанна (1167–1187 гг.), написанное, скорее всего, Пахомием Логофетом, вводится «Слово» о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим за одну ночь. И хотя акцент при описании этого чуда делается на силе слова святого, заключившего беса в кувшине с водой и заставившего выполнить свое желание увидеть храм Воскресения в Иерусалиме, все же описывается пребывание Иоанна в храме, как от его молитвы сами собой отворились двери и зажглись свечи и паникадила, как святой «пролиа слезы и поклоняся гробу Господню и облобза и, тако же и животворящему древу, и всем святым образом и местом, иже суть в церкви» [456] . «Хождение» Стефана Новгородца оказало в дальнейшем большое влияние на содержание и стиль «Хождения» Зосимы в 1420-х гг.
Как известно, первое путешествие в Европу, описанное Авраамием Суздальским в связи с заключением Флорентийской унии 1439 г., отразилось в двух памятниках: «Хождение на Флорентийский собор» и «Заметка о Риме». В них уже в поле зрения попали не только христианские святыни, но и самые разнообразные явления западноевропейской культуры. Например, он дает следующее описание Любека: «И видехом град велми чюден, и поля бяху, и горы невеликы, и садове красны, и полаты велми чюдны, позлащены връхы, и монастыри в нем велми чюдны и силни. И товара в нем всякаго полно. А воды приведены в него, текут по всем улицам по трубам, а иные ис столпов студены и сладкы» [472] . В кратком рассказе о Риме автор указывает, что многое утрачено из-за запустения города. К тому же Авраамий дает понять, что какая-то часть виденного им и его спутниками осталась неописанной («А иного не писахом» [494] ). И хотя, как известно, Флорентийская уния не была признана православной русской церковью, а митрополит Исидор, ее подписавший, был сразу же низвергнут, впечатление о едином христианском мире пронизывало произведения Авраамия Суздальского и наверняка передавалось его читателям.
Первое описание хождения в Царьград в 1389 г. создают и москвичи в лице Игнатия Смольянина, участвовавшего в решении вопроса о московском митрополите и ставшего свидетелем восшествия на престол Мануила II.
На XIV–XV столетия падает процесс собирания русских земель вокруг Москвы, сопровождавшийся борьбой с Тверью за лидерство и великое княжение, с Новгородом Великим – за автономию последнего. «Собиратель русских земель» Иван III завершает и процесс освобождения от татаро-монгольского ига в 1480 г. Его уже осторожно именуют «царем» в ряде документов, при нем появляется герб русского государства, оформляются атрибуты царской власти вызревает идея «Москвы – третьего Рима»... Он украшает Московский Кремль невиданными доселе постройками, призванными возвысить и прославить вновь собранную Русскую землю. Изменения в политическом и военном положении Руси, победившей своих угнетателей и начавшей снова дышать полной грудью, идти в ногу со всем христианским миром, привели к тому, что на вторую половину XIV–XV вв. падает расцвет культуры «Души», ее апогей.
2. Гармония «внутреннего» и «внешнего» человека
В XIV–XV вв. на Руси произошло завершение формирования средневекового образа человека, в котором представления о человеческом «естестве» (сущности человеческой природы), соотношении тела и души, «внутреннего и внешнего» в человеке, о свободной воле («самовластии»), о чести и бесчестии, «чине» и многие другие обрели свои завершенные формы и очертания.
Сущность человеческой природы – естество – было окончательно признано безгрешным, заложенным Богом в человека. В переведенных на славянский язык в XIV в. сочинениях Дионисия Ареопагита содержалась концепция, отрицавшая зло в природе человека: «Несть злое естьство, но се естьству зло, еже не мощи своего естьства скончавати. Но ни же в телесех зло... ни же злобы виновно души тело ...не от вещи в душах злое, но от бесчиннаго и согрешнаго движения».[384] По построениям Дионисия Ареопагита, зло есть «неможение, и слабость, и оскудение или разума, или незабытного разума, или веры, или желания, или действа благаго» [19] . Отсюда зло – неспособность к «действу естьства», «еже чресъестьства» [19] ; а механизм действия зла – нарушение чина, бесчиние. В «Диоптре Филиппа Пустынника» утверждалось: «Не бо виновно злым естество наше есть, но обычай – еже навыкнути злыя обычая. Обычай же несть естествен, научен же паче» [158] .
В то же время женщина была окончательно признана низшим существом, поскольку ее естество было подпорчено дьяволом, из рук которого она получила запретный плод. Русская церковь утверждала, что даже отсутствие бороды на лице женщины – есть знак неполноценности ее естества, поскольку Бог создал мужчину «по образу и подобию своему» с бородой, а женщину сотворил из ребра Адама и не дал ей брадных волос, дабы она не равнялась мужчине, а подчинялась ему. Красота же дана женщине в качестве дьявольского сосуда соблазна, чтобы вводить мужчину в плотский грех. А посему не следует смотреть на красоту тела и лица женщины, следует избегать женщин, а самое лучшее – отказаться от мирской жизни в браке и стать монахом.
