Наказание за грехи в качестве первопричины войн, голода, землетрясений и проч. вызывалось провиденциализмом, призванным не просто объяснить, почему так произошло, но и исправить души грешников, направив их на путь истинный. Бог насылает казнь в виде ли правителей-тиранов, завоевателей-врагов, стихийных бедствий и т. п., не важно, значение имеет лишь то, что причина кроется в душе грешников и избавление от несчастий там же. Душа должна очиститься, пройти сквозь череду мучений, и только тогда Господь будет на ее стороне. Как писал незадолго до покорения Руси инок Киево-Печерского монастыря Поликарп, «Бог наводит рати... за неустроение сущаго властелина... делающие злаа дела, неподобнаа, предании будут злым и немилостивым властелином, грех ради наших».[370]
Созданная в Московском Кремле в 40-х годах XIV столетия икона «Спас Ярое Око» как бы олицетворяет эту карающую, казнящую силу Бога. Появившаяся в основном куполе фреска Вседержителя, смотрящего осуждающе на земные прегрешения людей, сменила во многих храмах композицию Вознесения Христа, пришедшую из Византии и символизировавшую спасение мира. Нельзя определить, когда именно произошла эта смена сюжетов росписи главного купола, но в росписях конца XII в. чаще изображалось Вознесение (например, церковь Спаса на Нередице 1198 г.), а в XIV столетии – уже Вседержитель (например, церковь Спаса Преображения на Ильине улице в Новгороде 1374 г.). Икона «Спас Ярое Око» и ориентированные на образ карающего Вседержителя купольные фрески, на наш взгляд, самый яркий показатель осмысления людьми того времени нашествия и ига.
Мученический венец принимает на себя вся Русь. Как известно, знаменитое «Слово о погибели земли русской», созданное в первые годы Батыева нашествия и сохранившееся лишь в отрывке, оплакивает красоту родной земли, растоптанную «погаными»: «О, светло светлая и украсно украшена, Земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми местночестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными зверьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церьковными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о прававерьная вера хрестияньская».[371] Начинаясь с этого описания, «Слово» достигало, по-видимому, высоты подлинного трагизма, когда шел рассказ о гибели реальных людей. Мученическую смерть принимают князья и их воины, вышедшие на битву с ордами Батыя. Мученический пафос пропитывает речи, вкладываемые в уста современников, в особенности в уста священнослужителей. Так, в Ипатьевской летописи под 1237 г. помещена речь епископа Митрофана перед битвой с ордынцами: «Чада! Не убоимся о прельщеньи от нечестивых, и не приимемь си во ум тленьнаго сего и скороминующего житья, но ономь не скороминующемь житьи попечемься, еже со ангелы житье; аще и град нашь пленьше копиемь возмуть и смерти ны предадуть, аз о том, чада, поручьник есмь, яко венца нетленьнаа от Христа Бога примете».[372] В Лаврентьевской летописи подробно рассказывается о князьях, павших в бою либо захваченных в плен татарами. Основной акцент делается летописцем на приверженности князей православной вере, на их готовности пострадать за нее, принять мученический венец, но не «стратить» души своей. Повествуя о битве на Сити, автор вкладывает в уста погибшего великого князя Юрия молитву: «Господи, ...не оправдится пред тобою всяк живый, яко погня враг душю мою».[373] В уста же плененного Василька Константиновича летописец влагает отказ перейти в веру поганых язычников: «О глухое цесарьство оскверньное! Никако же мене не отведете христьянское веры, аще и велми в велице беде есмь. Богу же как ответ дасте, ему же многа душа погубили есте бес правды, их же ради мучити вы имать Бог в бесконечныя векы: истяжет бо Господь душе те, их же есте погубили».[374]
В «Повести о разорении Рязани Батыем» рассказывается о гибели князя Феодора Юрьевича от рук «безбожного царя» Батыя и самоубийстве его жены Евпраксии вместе с сыном Иваном, бросившихся с высокого терема от горя. Стержнем повествования является противостояние хана-язычника, требующего тела княгини Евпраксии («лепотою телом красна бе зело»), и христианского князя, думающего не о телесной жизни, а о душевном спасении («Не полезно бо есть нам християном тобе нечестивому царю водити жены свои на блуд. Аще нас приодолееши, то и женами нашими владети начнеши»[375] ). Эта повесть вскоре после летописной версии была переработана и включена в цикл сказаний об иконе Николы Зарайского. В цикл входили также «Повесть о перенесении иконы Николы из Корсуни», «Похвала роду рязанских князей», родословная священников, служивших у иконы Николы, и два Коломенских чуда иконы. Складывавшийся на протяжении XIV–XVI вв. этот комплекс сказаний совершенно закономерно сместил центр повествования с реальных событий на чудеса иконы Николы Зарайского. Как известно, город Заразк (Зарайск с XVII в.) был назван так в память о княгине Евпраксии, «заразившейся», т. е. убившейся насмерть при падении. Коломенские чудеса связаны уже с перенесением иконы в Коломну (1522 г.) и постройкой каменной стены в Зарайске (1531 г.). В «Повести о Николе Заразском», рассказывавшей о перенесении образа из Херсонеса в 1226 г., особо подчеркивается, что Никола явился священнику Евстафию и изъявил свое желание, чтобы его чудотворный образ был перенесен в Рязанскую землю: «Тамо хощу быти, и чудеса творити, и место прославити».[376] Образ Николы Зарайского стал одним из особо почитаемых и получил широкое распространение на Руси.
Мучениками за веру провозглашаются князья, отправившиеся за ярлыком на княжение в Золотую Орду и павшие в ханской ставке. Так, черниговский князь Михаил и его боярин Феодор, убитые в 1246 г. в Орде, были канонизированы русской церковью. Согласно «Слову новосвятою мученику Михаила князя русскаго и Феодора воеводы перваго в княжении его, сложено вкратце на похвалу святыма отцемь Андреем», они приняли мученическую смерть, отказавшись поклониться солнцу, языческим богам и пройти обряд очищения огнем: «...приказано бяше волхвом вести сквозь огнь и поклонитися кусту и идолом».[377] При этом автор подчеркивает, что «мнози же князя с бояры своими идяху сквозь огнь и поклоняхуся солнцю и кусту и идолом славы ради света сего и прашаху кождо их власти» [228] . Лейтмотив «Слова» – продажа души в обмен на власть, чего хочет Батый и чего не велит Михаилу делать его духовный отец, пророча, что и князь, и боярин будут «новосвятыми мучениками» [228] . Поэтому из летописного повествования эта история очень быстро превратилась в «Житие», была включена в «Пролог», попала в сборники агиографического и смешанного содержания и др. В 1260-е гг. в Ростове Великом была сооружена деревянная церковь Михаила и Федора, что отражало глубокое уважение к мученикам, погибшим в Орде.
Летописный некролог рязанскому князю Роману Ольговичу, замученному в Орде в 1270 г. за отказ исполнить языческие обряды татар, вылился в призыв к князьям: «О, возлюбленнии князи Русстии! Не прелщайтеся суетною и маловременною и прелестною славою света сего, еже хуждьши паучины есть, изменует бо ся в чясе временне, и яко стень мимо грядет, и яко дым исчезает, и яко сон есть вся; не принесосте убо на свет сей ничто же, ни отнести что можете, нази убо изыдосте из чрева матере своея, нази и отъидете; не обидите убо друг друга, и не лукавствуйте меж собою, и не возхищайте чюжих, и не обидите меньших сродник своих. Аггели бо их видят лице Отца вашего, иже есть на небесех. Возлюбите истинную правду и смирение, и длъготръпение, и чистоту, и любовь, и милость, да радости святых исполнитеся».[378]
Жанр христианских мучений за веру – мартирий – получил широкое распространение в древнерусской культуре еще до татаро-монгольского нашествия, но приобрел особую значимость и актуальность именно после кровавых событий 1237–1240 гг. Переводные мучения Феодора Стратилата, Димитрия Солунского, Варвары, Ирины и многих других святых-мучеников должны были поддерживать дух народов, оказавшихся под игом.
Параллельно с темой мученичества в русской культуре становится наиболее актуальной и тема заступничества перед Богом за всю русскую землю. Особая роль отводится Богоматери как верховной заступнице. Большое значение придается деисусной композиции, выполняющей ту же функцию. Деисус, включавший первоначально Пантократора в центре и обращенных к нему Богоматерь и Иоанна Предтечу, постепенно дополнялся апостолами Петром и Павлом, Архангелами Михаилом и Гавриилом, а также святыми. Примечательно, что деисус помещают в житийные иконы в качестве верхнего ряда клейм («Илья Пророк», конец XIII в., одна из первых икон с житийными клеймами).
