"Субординация полностью отсутствовала, потому что был создан Совет обороны; но прошло только одно заседание, и после этого мы уже не встречались. А 27 января [1992 года], [Муталибов] выпустил указ о роспуске Совета обороны. Однако к тому времени было уже слишком поздно. Вместо того, чтобы самому возглавить процесс, [Муталибов] опасался, что эти вооруженные группы выступят против него самого, и сделал все, чтобы остановить их формирование" (8).
Город Агдам, расположенный на равнине ниже Степанакерта, официально был форпостом азербайджанской армии, однако, в 1992 году он жил по своим законам. Проблемы Агдама отражали ситуацию в стране в целом. У этого города всегда была репутация пристанища для людей вне закона и спекулянтов, и теперь некоторые лидеры преступного мира пытались взять под контроль военные действия. Весной 1992 года нейрофизиолог Кямал Али приехал в Агдам воевать:
"Когда я приехал в Агдам в 1992 году, армии как таковой не было, а было шесть или семь отдельных подразделений, сражающихся с армянами. Эти группы были организованы местными преступниками, бандитами, которые провели много лет в советских тюрьмах за убийства и другие преступления… Но эти группировки конфликтовали между собой точно так же, как и с армянами. Например, договаривались захватить склады русского оружия. После захвата одному доставалось пять танков, а другому – ни одного. И все! Отныне они враги! Поэтому эти шесть группировок были не в состоянии осуществить ни одной совместной боевой операции. Кто-то шел в атаку, а другой говорил: "А я не пойду, сегодня я не хочу воевать" (9).
Командиром одной из таких вооруженных групп был Ягуб Мамед, который раньше занимался гравировкой могильных плити расположил свой вооруженный отряд на городском кладбище; позже его арестовали и предъявили обвинение в вымогательстве денег за тела погибших солдат, которые он держал замороженными в холодных хранилищах. Другим командиром был Асиф Магеррамов, который недавно вышел из тюрьмы, где отбывал срок за убийство. У него была кличка "Фрейд", так как он имел репутацию интеллектуала.(10). Кямал Али говорит: "Преступники часто оказываются великими патриотами. Война – хорошее место для уголовников. На войне можно делать, что угодно. Можно пырнуть ножом, можно убить. Образованный человек не пойдет на войну, а вот уголовник пойдет. В то время нашей армией командовали преступники".
Карабах вооружается
В конце 1991 года Нагорный Карабах еще представлял собой мозаику из азербайджанских и армянских деревень. После ухода советских войск каждая из сторон попыталась нарисовать сложную карту региона заново – в свою пользу. Обитатели сравнительно немногочисленных азербайджанских деревень попали в плотную сеть небольших ловушек, оставшись на милость армянских фидаинов. Согласно армянскому лидеру Роберту Кочаряну: "Когда [советские] войска ушли из Карабаха, мы остались с азербайджанцами один на один, но мы были организованы и имели как минимум трех- или четырехлетний опыт подпольной деятельности" (11). Армянские бойцы стали угрожать карабахским азербайджанцам и тем самым вынуждали их покидать свои деревни. Армянский военачальник Серж Саркисян дал эвфемистическое объяснение этой тактике: "Мы решили попытаться сократить линию фронта" (12).
Тем не менее, если азербайджанцы были загнаны в массу маленьких ловушек, армяне попали в одну большую западню. Областной центр Карабаха Степанакерт, главный город Карабаха и столица армян, был крайне уязвим. Расположенный на открытом пологом склоне горы, он был со всех сторон окружен азербайджанскими населенными пунктами. В двадцати пяти километрах к востоку находился Агдам и равнинная часть Азербайджана, в десяти километрах к северу – населенный азербайджанцами город Ходжалы с единственным в Карабахе аэропортом. Прямо над Степанакертом, в южной стороне, на горе – город Шуша. Единственную связь Степанакерта с внешним миром обеспечивали вертолеты, летавшие в Армению над горами.
Армяне вооружались, захватывая арсеналы расквартированных в Карабахе советских воинских частей. "Это было очень серьезно, – говорит Роберт Кочарян. – Все вооружение осталось у нас, мы не дали его вывезти". Часть вооружения была взята у четырех полков внутренних войск МВД СССР, размещенных в Карабахе в 1991 году. 22 декабря группа вооруженных армян ворвалась в казармы полка внутренних войск в Степанакерте, захватила склад боеприпасов и бронетехнику и заставила российских солдат покинуть Карабах без оружия. В перестрелке погиб один русский водитель. По крайней мере, такова официальная версия событий – вполне вероятно, что эта вылазка была лишь прикрытием для тайной сделки(13).
В регулярных частях 4-й армии Азербайджана, укомплектованных призывниками из разных концов Советского Союза, царил беспорядок. Солдаты из провозгласивших независимость союзных республик просто оставили казармы и уехали домой. В Степанакерте с августа 1988 года базировался 366-й мотострелковый полк. Офицеры этого полка начали помогать армянам, а военнослужащие подразделений 23-й дивизии в Гяндже стали сотрудничать с азербайджанцами. Анатолий Шабад стал очевидцем этой, по сути дела, приватизации Советской Армии.
"Части 23-й дивизии фактически воевали друг с другом: те подразделения, которые базировались в Степанакерте, открыто поддерживали армянские вооруженные силы. Для меня это было очевидно… и я наблюдал, как командир воинского подразделения в Степанакерте обеспечивал боевую поддержку армянской стороне, в то время как командир Будейкин в Гяндже, без сомнения, помогал азербайджанцам" (14).
Около 50 из примерно 350 оставшихся солдат 366-го полка были армянами, включая и командира второго батальона майора Сейрана Оганяна. Для карабахских армян сам полк и его обширные запасы боевой техники были даром богов. Даже до августовского путча в Москве солдаты продавали оружие, или сдавали его напрокат. Американский правозащитник Скотт Хортон говорит, что в июле 1991 года некий офицер по имени Юрий Николаевич, приняв его за бизнесмена, предложил ему купить танк за 3 тысячи долларов. Рассказывали также, что армяне просто платили полковым офицерам водкой или рублями, чтобы те вели стрельбу или готовили оружие к бою (15).
Наиболее ценным имуществом 366-го полка были десять танков, причем другой тяжелой бронетехники в Нагорном Карабахе не было. В начале 1992 года армяне несколько раз "одалживали" эти танки. Азербайджанский прокурор Юсиф Агаев рассказывал, что в феврале он был в южном поселке Юхары Вейсаллы, когда туда прибыла полковая бронетехника для огневой поддержки наступления армян, развернутого с целью изгнания азербайджанского населения.
Большинство призывников полка, однако, оказались между двух огней. В феврале 1992 года в московском еженедельнике "Аргументы и факты" было опубликовано письмо молодого призывника другу Максиму. В нем он описывает базу, где на осадном положении находились двести или триста солдат. Там не было ни газа, ни воды, были убиты и съедены все собаки; солдаты не могли выйти за территорию гарнизона, так как рисковали попасть под огонь армян, и были вынуждены пережидать в казармах ракетные обстрелы с азербайджанских позиций в Шуше. Вот что писал солдат:
"Когда нас освободят, я даже и не знаю, каким образом мы выберемся отсюда. Азербайджанцы не пустят нас дальше Степанакерта. Каждый, кто покидает часть, должен или "продать" наш полк, или же стать заложником. В таких условиях думаешь только о том, как бы нажраться, чтобы не сойти с ума. Забор вокруг расположения полка заминирован, мы вооружены до зубов и не сдадимся без боя" (16).
Война соседей
Война в Нагорном Карабахе никогда не была официально объявлена, и только в самом конце в ней сражались две армии. В 1991-1992 годах ополченцам платили мало или ничего, и война превратилась в своеобразный бизнес. Обе стороны фактически торговали друг с другом. Самвел Даниэлян вспоминает, что во время боев на северном участке фронта в 1991 году у него и его товарищей совсем не было еды, зато было полно алкоголя, поэтому они вступили в деловые отношения с врагом: "Мы торговали ночью и воевали днем". Армяне меняли коньяк и спирт на сухари и консервы (17).
Самым отвратительным видом подобной коммерции был захват заложников, который практиковался в Карабахе с 1989 года, и потом получил самое широкое распространение. Азербайджанские бойцы ехали в Баку, брали там в заложники кого-то из оставшихся в городе армян и пытались обменять на своих пленных товарищей. Это прекратилось только после того, как карабахские армяне отказались принимать бакинских армян в качестве живой валюты. Только в 1993 году стороны создали специальные комитеты для организации обмена пленными, но отдельные случаи захвата заложников все же имели место (18).
По большому счету конфликт протекал стихийно, импровизированно, доходя до выяснения личных отношений. Отсутствие каких бы то ни было правил и обязательств делало его крайне жестоким. Обе стороны вернулись к практике отрезания ушей убитых врагов в качестве военного трофея, которую применял в начале ХХ века лидер армянского партизанского движения Андраник. Британский фотограф Джон Джонс вспоминает, как зимой 1992 года некий командир в Гадруте достал из кармана сверток из вощеной бумаги, развернул его и продемонстрировал отрезанное ухо. Это был сувенир с последнего боя.
