— Безоры напали?
— Да. — Буршан сглотнул комок в горле.
Он смотрел на истерзанное тело любимой женщины и от жалости к ней у него на глазах, против воли, появились слёзы.
— Не переживай, внук. — Яга погладила его по плечу. — Не помрёт твоя голубка. Вылечу. Не таких на ноги ставила.
Она тут же высыпала в миску сухую глину тёмно-синего цвета, добавила туда разные порошки, потом залила получившуюся массу мутноватой жидкостью. Стала всё перемешивать и, не поворачиваясь к Буршану, спросила:
— Сам-то ранен?
— Нет. Это кровь безоров. Кис вот ранен. Дай, чем ему раны обработать.
Яга кивнула в сторону полок:
— Видишь, кувшин бордовый? Его возьми. Там вода, которая раны затягивает. Прямо на рану лей.
Пока Буршан приводил шкуру газуара в порядок, Яга омыла раны Татьяны сначала одной жидкостью, потом другой. Потом прямо под оторванные куски плоти положила желеобразную массу. Аккуратно соединила друг с другом рваные края ран и смазала этой массой получившиеся швы. При этом она постоянно что-то нашёптывала. Затем из влажной глины сделала лепёшки и наложила на раны таким образом, что бы они были полностью закрыты. Прикрыла влажной тряпицей. Повернулась к Буршану:
— Ты иди, внучек, в баньку. Смой с себя кровь. Вещи окровавленные выкинь в корзину. Я потом сожгу. Да… сейчас одежду чистую дам…
Она подошла к сундуку. Открыла. Вынула брюки и безрукавку:
— Сапоги оставь. Попробую от крови оттереть.
— А как же… — Буршан через плечо посмотрел на Таню.
— Не волнуйся, касатик, всё сделаю. Не первый раз человека от смерти спасаю. Иди уже… не отнимай время…
Пока Буршан мылся в бане, Яга старательно вытерла всю кровь, которой была забрызгана молодая женщина. Посмотрела на её лицо… потом оглянулась воровато, будто кто-то мог подсмотреть, и взяла Танину руку. Перевернула ладонью кверху и стала внимательно разглядывать замысловатые линии. Радостно улыбнулась:
— Слава тебе, Солнцеликая Гизера! Услышала-таки мою просьбу. Вот с голубкой закончу, внука провожу и к тебе с дарами…
Яга взяла одну из склянок и капнула из неё несколько капель Тане в рот. Потом приподняла край у одной из глиняных лепёшек. Посмотрела, срастается ли плоть. Она осталась довольна результатом — раны затягивались. Посмотрела на раздробленное запястье другой руки. Вздохнула:
— Досталось тебе, голубка, ох, досталось…
Очень аккуратно, косточка к косточке, мышца к мышце всё сложила, обмотала тряпицей, смоченной в жёлтой жидкости, и залепила запястье глиной почти до локтя.
Укутав женщину в шерстяное одеяло, она отошла от неё и поставила на печь маленький котелок. Пока вода в нём закипала, насыпала разных сухих трав в глиняную крынку, добавила туда по несколько капель разных настоек и несколько щепоток розового порошка. Потом залила содержимое крынки кипятком, закупорила плотной крышкой, а оставшийся кипяток вылила в заранее приготовленный стеклянный сосуд с успокаивающими травами. Всё это время Кис и Бурт лежали у печи. Кис оглядывал свою шкуру и зализывал те места, где совсем недавно были раны. Бурт положил морду на вытянутые лапы и поглядывал на дверь в ожидании хозяина. Когда Буршан вошёл в дом, Яга поспешила к нему:
— Садись, внучек, попьёшь отварчика. Только подождать надо чуточку. Что б настоялся.
— Что с Таней? — первым делом подошёл князь к женщине. — Зачем укутала? Тепло ведь.
— Это нам с тобой тепло, а её скоро озноб бить начнёт. Всё в порядке с ней. Правда, пару деньков без сознания будет, но ничего. Потом всё наладится. Она крепкая, здоровая молодайка. Не переживай, внучек. — Яга вернулась к столу. Стала наливать в большую кружку отвар для Буршана, а в маленькую для себя. — Ты мне вот что скажи, голубь: как так случилось, что на вас безоры напали? Что вас в лес-то по утренней росе понесло? Это ж у них самое что ни на есть время охоты! Кому, как не тебе это знать. — Она устроилась за обеденным столом. Взяла горсть мелких орехов. Смешала с мёдом. — Твоя любимая сладость, — подвинула она миску с медовой смесью внуку, — поешь, подкрепись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Таня в свой мир хотела вернуться. Ясно, что мне об этом не сказала. Побежала, видно, как только рассвет занялся. Откуда ей знать про то, когда безоры на охоту выходят.
— А ты куда смотрел?
— Ой, ба! Только не ворчи! Самому тошно, — вздохнул Буршан, подвигая к себе кружку. — Это я виноват, что она сбежала. Повздорил с ней… Разнервничался… А ещё накануне по голове получил… — Буршан отправил в рот ложечку с орехово-медовой смесью, отпил отвар из кружки и поведал бабушке о том, как Таню похитил Сарук. Не стал только про конфликт рассказывать. Стыдно было за то, что не сдержался, руки распустил…
— Вот нечисть! — всплеснула руками старушка по окончании рассказа. — И откуда только это Гнессово отродье у тебя в клане образовалось?
— Он не из Голубой Дали, ба. Он из Синей к нам на Пять костров приходил. Там Таню увидел. Вот она его покоя и лишила. Не побоялся даже наказания, так она ему в душу запала. Представляешь, даже товарищей своих отравил, что б они на неё не посягнули. Хотя… — Буршан посмотрел на стол у окна, где лежала Таня, — я его понимаю. Я сам за неё любого убить готов.
— Хороша голубка-то… Ой, хороша… — поцокала Яга языком. — В нашем Горушанде таких только днём с огнём и отыщешь.
Помолчали.
— Говоришь, сбежать хотела? — нарушила тишину Яга.
— Да. Тянет её обратно в свой мир, — с болью в голосе сказал мужчина. — Я надеялся, что передумает… останется… Мне казалось, что наладилось у нас всё с ней. Вроде, и ласковая она, и нежная, и смотрит так… на словах не передать… Только я сам всё испортил. Может, не случись нашей сегодняшней ссоры, так и не решилась бы на побег.
— Ты, внучек, раньше времени не тревожься. — Яга встала и направилась к Тане. — На всё воля Солнцеликого Артака и Солнцеликой Гизеры. Кстати, — она свела брови и посмотрела строго на внука, — а к Алтарю Солнцеликих ходил с дарами да благодарностью?
— Нет… — растеряно ответил тот.
— Вот что с тобой делать, — осуждающе покачала она головой. Склонилась над Таней и стала рассматривать раны под глиняными лепёшками. — Всё приходится самой… всё самой… — бормотала она, укладывая на место подсохшую уже глиняную массу. — Значит, так. Голубку свою у меня оставишь, я…
— Нет! — резко прервал её Буршан.
— Что — нет!?
— Не оставлю.
— Так за ней уход нужен. Кто дома за ней присмотрит? Эрда?
— Я сам.
— Что? — изумилась Яга.
— Я сам буду за ней ухаживать. — Буршан отодвинул кружку и, встав из-за стола, подошёл к бабушке. — Рассказывай, что делать надо.
— Справишься ли? — с сомнением покачала она головой. — Да и потом, не мужское это дело тряпки менять, да настойками поить.
— Сказал сам, значит сам, — рявкнул внук.
Голос его прозвучал так резко, что, и пёс, и газуар подняли головы.
— Ну, как знаешь, — обижено поджала губы Яга. — Раз не доверяешь мне…
— Да не в тебе дело, ба! — опять не дал договорить ей Буршан. — Я просто хочу быть рядом с ней, когда она очнётся, понимаешь? Я хочу, что бы она первым увидела меня, как только глаза откроет.
— Так любишь её?
— Больше жизни…
Если бы Яга видела, как Буршан бросился на последнего из безоров и задушил его голыми руками, она бы не усомнилась в его словах. А так… лишь головой покачала…
— Ну, ладно, раз так… слушай… — и Яга рассказала, что надо делать утром, что вечером, чем смачивать тряпицу, когда обтирать тело, чем поить и сколько капель капать. — Дам сейчас тебе шаль. Закутаешь Таню. — Окончив объяснения, сказала она. — А как домой приедешь, то сразу носки шерстяные и свитер на неё наденешь, понял?
— Да.
— В первый день её озноб будет бить. А вот когда озноб пройдёт, ты ей рубаху холщёвую надень. Она пропотеет несколько раз, а ты мокрое бельё снимай и свежее надевай, понял?
— Понял, бабушка… — Буршан помялся, а потом всё-таки попросил:
— Бабушка… Дай мне зелье беспамятства.
