Выволочка, которую я устроил Уайту, несколько охолодила его. Оказывается, он даже не задумывался над серьезностью своего проступка.
— Гляньте, лейтенант, — оправдался он, — там валялась американская винтовка — так я ее притащил обратно!
Что ж, я и без того знал, что юноша безмерно наивен. Пришлось объяснить ему, что в винтовках у нас нет недостатка и его находка не стоит того, чтобы рисковать ради нее жизнью. На последнем я сделал особый упор, чтобы быть уверенным, что подобное не повторится.
Как я прикинул после осмотра, ржавая, грязная винтовка пролежала в земле самое малое два месяца. В патроннике оставался боевой патрон, а затвор и предохранитель намертво приржавели в положении «готово к стрельбе». Я понял, что везти винтовку в ремроту в таком состоянии небезопасно, поэтому поднял ее на вытянутых руках, нацелив в сторону вражеских позиций, и спустил курок. Винтовка выстрелила. Сила отдачи сорвала приржавевший затвор, и оружие автоматически перезарядилось. После этого я разрядил винтовку, отдал ее Уайту и приказал сдать ее в отдел стрелкового оружия — там ее почистят и выдадут другому бойцу. Я всегда считал винтовку «гаранд» отличным оружием, и этот случай только подтвердил мое мнение. Генерал Паттон, как говорят, называл «гаранд» «главным оружием Второй мировой».
План боевых действий требовал провести еще одну общевойсковую операцию, подобную прорыву у Сен-Ло. Совместными действиями значительных сил авиации, артиллерии, танков и пехоты мы должны были прорвать передовые укрепления немцев и вырваться в долину Рейна.
С этой целью VII корпусу были приданы пять пехотных дивизий (1, 4, 9, 83 и 104‑я) и две бронетанковые (3‑я и 5‑я) — более половины всего личного состава 1‑й армии. Участок фронта, занятый VII корпусом, тянулся от центра Штолберга на юго-восток по склону высоты 287 до Маусбаха и оттуда к северной опушке Хюртгенского леса. Нашей первоначальной целью было прорвать линию фронта, взять Эшвейлер и Дюрен и захватить плацдарм на противоположном берегу реки Рер (Рур) — последней преградой перед легкопроходимым участком долины у Кельна.
Перед самым наступлением в план артиллерийской подготовки дивизии были включены даже пушки всех танков дивизии. Каждый танковый взвод получил свою цель и расчетные углы возвышения и горизонтальной наводки для точного прицеливания. Дополнительный боезапас, который танки должны были расстрелять во время артподготовки, уложили на землю рядом с ними, чтобы после обстрела машины могли идти в бой с полным боекомплектом. Использование танков в качестве артиллерийских орудий давало дивизии огневую мощь тридцати шести артдивизионов. В сочетании с артиллерией из других дивизий, а также приданными батареями корпусного и армейского подчинения VII корпус имел в своем распоряжении огневую мощь девяноста артиллерийских дивизионов.
С точки зрения механиков танки и прочая бронетехника находились к этому моменту в достаточно хорошем состоянии. Танки, пережившие марш-бросок из Нормандии, прошли «сточасовое» техобслуживание; сношенные траки на всех машинах были замены. В Штолберге некоторые танкисты разжились мешками цемента с заброшенного бетонного завода и укрепили лобовую броню самодельными накладками из бетона, используя в качестве арматуры проволочную сетку и железные уголки. Толщиной такие накладки были в семь-десять сантиметров. Другие танкисты навешивали на свои машины мешки с песком, бревна — короче говоря, все, что могло обеспечить дополнительную защиту.
Прорыв к Реру
Сосредоточение войск завершилось; пехота и бронетехника заняли исходные позиции перед наступлением. Попытки пехоты штурмовать Хюртгенский лес в сентябре и октябре обошлись нам очень дорого. Было подсчитано, что полномасштабное наступление, проводимое через лес, обойдется нам еще в десять тысяч погибших. Это, очевидно, и послужило мотивом для решения бросить 3‑ю бронетанковую в лобовую атаку, хотя оно и шло вразрез с уставом действий бронетанковых сил. Командование посчитало, что слабость придаваемых пехотным дивизиям танковых батальонов Главного штаба не оставляет иного выхода, как воспользоваться для прорыва танковой дивизией.
Немцы воспользовались передышкой, чтобы укрепить собственные позиции. Противник успел неплохо узнать наши «Шерманы» и пришел к выводу, что как их орудия, так и броня значительно уступают их собственным, устанавливаемым на «Пантерах» и «Тиграх». Кроме того, ему было известно, что наши танки легче застревают в грязи, а от непрерывных дождей раскисшая почва не успевала просохнуть. Эта информация позволила немцам разработать исключительно эффективный план обороны.
Вся открытая местность по другую сторону высоты 287 и поля вокруг деревень внизу были густо заминированы. Передовые траншеи немцев на высоте 287 располагались менее чем в 70 метрах от наших наблюдателей в доте и тянулись вниз по склону на северо-восток, в направлении Маусбаха. При установке мин немцы воспользовались приемом, с которым мы прежде не сталкивались. Вместо того чтобы разместить минные поля перед своими передовыми траншеями, как это делается обычно, они заминировали местность непосредственно за передовыми постами. Таким образом, чтобы разыскивать и обезвреживать мины, нашим саперам пришлось бы ночью миновать немецких часовых, что было бы сделать крайне затруднительно, если вообще возможно. Немцы планировали удерживать передовые позиции, сколько это будет возможно, а когда давление станет слишком сильным — отступить, оставив наши войска перед совершенно нетронутыми минными полями.
Нашей первоначальной целью было прорваться через немецкие позиции и овладеть плацдармом у Дюрена по другую сторону реки Рер. Для этого 3‑я бронетанковая должна была миновать минные поля на дальнем склоне высоты 287 и захватить три сильно укрепленные деревни в долине под холмом: Верт, Гастенрат и Шерпензеель. Через образованный ими треугольник с севера на юг проходили основные линии связи между немецкими частями в этом районе. Совершить первоначальный прорыв должна была Боевая группа Б 3‑й бронетанковой дивизии.
Утро 16 ноября выдалось пасмурное, над землей ползли рваные тучи. Атака началась в 11 часов 15 минут, когда армада из тысячи трехсот тяжелых бомбардировщиков и шестисот истребителей показалась над Эшвейлером и Лангервеге. За ними последовали семьсот средних бомбардировщиков и еще тысяча тяжелых, вылетевших против целей, расположенных дальше на востоке.
С бруствера у дота на высоте 287 я наблюдал, как звено P‑47 с пикирования обрабатывало немецкие укрепления в основании бетонной смотровой вышки в двух с половиной тысячах метров ниже по долине. Немцы открыли плотнейший зенитный огонь. Очереди трассирующих снарядов переплетались, точно огромные огненные змеи. Когда пикировщики заходят на цель, они не могут свернуть с боевого курса, чтобы не промахнуться. В этот момент они очень уязвимы, и один из самолетов оказался подбит, едва зайдя в пике. Хотя фюзеляж был окутан огнем, пилот продолжал атаку, покуда не сбросил бомбы и не прошелся по цели огнем своих пулеметов. В последний миг он вышел из пике и помчался обратно на запад. За ним струились огонь и дым. Я не заметил парашюта и не знаю, выжил ли тот молодой пилот, но из тех, кто видел тот случай, любой согласился бы, что только потрясающая отвага может заставить человека лететь навстречу сплошной стене зенитного огня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
