— Послушайте, генерал, вы распоряжаетесь всей армией вторжения. Неужели вы полагаете, что необходимо доказывать мне вашу силу и влияние?
Фарис шевельнула уголком губ. Честное слово, улыбка!
— Я решила, что, если вы похожи на меня, вам следует намекнуть доходчиво…
Она резко прервала речь и откинулась назад на трехногой табуретке, оставив бумаги валяться на столе. Прижала их «медной головой», чтоб не разлетались от ночного ветра. Темные глаза изучали лицо Аш.
— Я очень похожа на вас, — спокойно признала Аш очевидный факт. — Ладно, намекнули. Доходчиво. С этим покончено. Где Томас Рочестер и остальные мои люди? Кто-нибудь из них ранен или убит?
— Вам не следовало бы ожидать от меня ответа. Выгоднее оставить вас в тревоге и неизвестности, чтобы добиться более откровенного разговора.
Движение брови — такое же, как у нее, но в зеркальном отражении, — вздрогнув, поняла Аш. Она сама, с точностью до наоборот. Аш вернулась к мысли, что генерал визиготов может в конечном счете оказаться дьяволом или демоном.
— Они целы, хотя захвачены в плен, — добавила Фарис. — О вашем отряде я получала исключительно похвальные отзывы.
От облегчения, смешанного с шоком при звуке почти собственного голоса, Аш едва удержалась на ногах. Огни факелов на мгновенье расплылись перед глазами.
— Мне кажется, вас это позабавит, — Фарис протягивала ей лист, испятнанный печатями красного воска. — Парижский парламент настаивает, чтобы я отправилась восвояси, поскольку мое присутствие в Европе — неприлично.
Аш не удержалась от смеха.
— Как-как?
— Вам понравится. Прочтите.
Аш подошла ближе и протянула руку. Харифы насторожились. Аш взяла лист пальцами в железной перчатке, и все же рука ее дрогнула: она стояла так близко к своему двойнику, что уловила исходивший от нее запах — точно такой же запах специй и пота, как от окружавших ее визиготских солдат. Аш моргнула и поспешно опустила взгляд на документ.
— Прочтите сами.
«Коль скоро ты не крещена и живешь во грехе и коль скоро ты не причастилась святынь и не наречено тебе имени во святости, посему мы строжайше повелеваем тебе возвратиться туда, отколе ты явилась, — читала вслух Фарис, — дабы наши королевы и герцогини не замарали себя сношением с простой наложницей, дабы чистые девы, верные жены и достойные вдовицы не осквернились присутствием той, каковая не более чем гулящая девка либо невенчанная жена, а посему да не вступишь в наши пределы со своим войском…»
— О, милосердный Господь! Гулящая девка!
Вторая женщина рассмеялась низким грудным смехом. «И я так смеюсь?» — снова подивилась Аш.
— От Паука, note 58 — пробормотала она в восхищении. — Подлинное?
— Несомненно.
Аш подняла взгляд.
— Так чей же я ублюдок? — спросила она.
Визготка щелкнула пальцами и отдала короткий приказ по-карфагенски. Один из стражников принес и поставил у столика вторую табуретку, после чего все трое, топая сапогами, один за другим удалились через калитку в изгороди.
И назовите меня хоть королевой Карфагенской, если мы и вправду остались наедине!
Броня — это оружие. Аш прикинула, не пора ли воспользоваться им, и откинула эту мысль, обведя глазами сад. Наконечники стрел поблескивают даже в самом слабом свете. Ночной холодный ветерок коснулся ее лица.
— Это место напоминает сады Цитадели, где я росла, — проговорила Фарис. — Конечно, у нас светлее. Мы улавливаем свет зеркалами.
Аш лизнула губы, стараясь смочить пересохший рот. Садик, устроенный на радость живущим в замке дамам, был отгорожен от внешнего мира. Высокая живая изгородь гасила даже звуки. Теперь, когда вооруженные стражники скрылись из виду, Аш (несмотря на присутствие големов) чувствовала себя спокойнее: командиру военного отряда нечего опасаться в обществе молодой женщины.
— А вас крестили?
— О да. В вере, которую вы называете арианской ересью, — визиготка сделала приглашающий жест. — Садитесь, Аш.
«Не часто приходится произносить собственное имя. Вот почему, — решила Аш, — волосы у меня на загривке встопорщились, когда его произнес голос, отличающийся от моего разве только акцентом…»
Она отстегнула пряжку ремня и сняла шлем. Холодный ветер остудил влажные от пота пряди. Аш аккуратно положила салад на край стола, привычно поддернула набедренники, усаживаясь на табурет. В кирасе не посутулишься — она держалась прямо как палка.
— Все-таки таким образом действий от наемника не добьешься верной службы, — между прочим, заметила она. — Уверяю вас, генерал.
Визиготка улыбнулась. На ее бледной коже маской выделялась полоска темной кожи: там, где шлем не закрывал лицо от солнца, кожа приобрела оттенок золотистого меда. Доспехи искажают человеческое тело, в них каждый кажется толстым и неуклюжим. Все же, сделав поправку на кольчугу и плотную одежду под ней, Аш решила, что и сложением они — двойники. На миг у нее сбилось дыхание при мысли, что рядом — только руку протянуть — живая теплая плоть, так похожая…
— Я хочу видеть Томаса Рочестера, — сказала она.
Ее собеседница, почти не повышая голоса, проронила пару слов. Плетеная калитка распахнулась. В свете фонаря Аш успела опознать в человеке со связанными за спиной руками Томаса — лицо залито кровью, но раз стоит без поддержки, все в порядке — и калитка закрылась.
— Довольны?
— Слов нет, описать, как довольна… Ох, черт меня побери! — вырвалось у Аш. — Вот уж не ожидала, что вы мне понравитесь!
— Да, — женщина плотно сжала рот, но уголки губ предательски дрогнули. Темные глаза мерцали. — Да, я тоже не ожидала! Не ожидал и тот джунд, ваш друг. И ваш супруг.
Аш решилась проворчать:
— Ягненок мне не друг! — а упоминание о Фернандо предпочла пропустить мимо ушей. По жилам разливалось знакомое возбуждение: баланс на лезвии ножа, когда ведешь переговоры с человеком, сильнее тебя (наверняка сильнее, раз он тебя нанимает), и надо обдумывать каждое слово, какое говоришь или оставляешь несказанным.
— Откуда у вас эти шрамы? — поинтересовалась Фарис. — Ранили в бою?
«Не деловой интерес, простое любопытство, — сообразила Аш, — А значит, слабость, которую можно обернуть в свою пользу».
— Когда я была ребенком, случилось святое видение. Явился Лев. — Аш коснулась пальцами шрамов. Она не часто вспоминала о них, и вмятинки на гладкой коже щек вызвали странное чувство в подушечках пальцев. — Он отметил меня когтями, предвещая, что мне суждено быть Львицей на поле битвы.
— В детстве? Да, меня тоже рано начали обучать.
Аш, нарочно теми же словами, повторила вопрос:
— Так чей же я ублюдок?
— Ничей.
Военачальник визиготов понимающе смотрела на нее. «Почувствовала, как я ошеломлена? Мы должны бы очень хорошо понимать друг друга, — подумала Аш. — Но так ли это? Откуда мне знать? Я могу и ошибиться».
Она позволила своему языку болтать дальше:
— Как-так, ничей? Не хотите ли вы сказать, что я законная дочь? Какой семьи? К какой семье принадлежите вы сами?
— Ни к какой.
В темных глазах Фарис плясало озорство, но злорадства Аш не заметила; а потом визиготка глубоко вздохнула и склонилась вперед, опершись кольчужными локтями о стол. Свет факела в руке голема падал на светлые серебристые волосы и на гладкие бледные щеки.
— Вы не более законны, чем я, — сказала Фарис. — Я происхожу из рабов.
Аш не сразу ощутила удар — слишком силен он оказался; так силен, что отозвался мысленным пожатием плеч — ну и что? — и ощущением, будто что-то поплыло в голове.
А Фарис продолжала:
— Кто бы ни были мои родители, они — карфагенские рабы. У турок есть янычары; они похищают детей христиан и воспитывают из них воинов-фанатиков. Мой… отец… делал нечто в этом роде. Я — рабского рода, — тихо повторила она. — Рабыня. И вы, как я догадываюсь, тоже. Мне жаль, если вы надеялись на что-то лучшее.
В ее голосе звучало неподдельное сожаление.
Аш и думать забыла о том, что намеревалась поторговаться насчет жалованья.
— Не понимаю…
— Конечно, как вам понять? Не думаю, что амир Леофрик одобрил бы мое признание. Его семья поколение за поколением выводила породу Фарис. Я — их успех. Вы, должно быть…
— Из неудачного помета, — вставила Аш. — Так?
Сердце у нее так и бухало о ребра. Она затаила дыхание, ожидая возражений. Визиготка, склонив голову, собственноручно разливала вино в две деревянные чашки. Ясеневые. «Аш». Она протянула Аш одну из них. Аш взяла. Черное зеркальце жидкости качнулось, когда дрогнула ее рука. Возражений не было.
— Выводили породу? — повторила Аш и, резко: — Вы сказали, у вас есть отец!
— Амир Леофрик… Нет. Я привыкла считать… конечно, он не родной отец. Он не унизился бы до того, чтобы обрюхатить рабыню.
— По мне, хоть ослицу, — грубо кинула Аш. — Так вот почему вы хотели видеть меня? Забыли об этой проклятой войне и отправились к черту на рога в какой-то Гизбург. Потому что я ваша… сестра?
