— А дальше?
— Вдоль стен пополз в ванную. Знаешь, было такое чувство, что если они еще в квартире — пусть добивают.
— Сколько их было?
— Не знаю. В какой-то момент я пробрался к двери и убедился — заперта. Значит, ушли. Чемодан исчез. Когда в глаза плеснули, я стоял с чемоданом. И выронил. Наверное, они и прихватили, уходя.
— Так... Значит, знали, что вы придете? Получается, что попросту поджидали вас?
— Не знаю, Саша... Не знаю.
— Утечку информации допустили, Илья Матвеевич. Нехорошо.
— Заткнись, Саша... Подумай лучше, кому проболтался ты... Ведь они знали, что тебя в эту ночь не будет? Откуда? Только от тебя самого, — голос Голдобова окреп, в нем появилась привычная властность.
— Неужели, знали? — Заварзин неосторожно опустил голову и тут же снова откинулся на спинку кресла. — Неужели знали? — с сомнением проговорил он.
— Вот и подумай, — Голдобов сидел с красными, распухшими глазами, в мокрой майке, со всклоченными волосами и смотрел на Заварзина зло и ненавидяще. — Из-за тебя я подзалетел, Саша. Еще хорошо кончилось. Могли и чем потяжелее ударить. Так что поприкинь — кто мог знать? И заодно подумай — у кого могли быть ключи от твоей квартиры. Когда я входил сюда — замки сработали четко. Они не были взломаны. Окна заперты изнутри. Думай, Саша, думай. Тебе вообще не мешает почаще думать, а то, я смотрю, ты как-то расслабился.
— Никак полегчало? — усмехнулся Заварзин в потолок.
— Да, мне стало легче. Но не думаю, что тебя ждет такое же облегчение, Саша. Подумай, что они могли искать, что могли найти. Про мой чемоданчик никто не знал, это точно. Только в последний момент я решил забросить его сюда. В последний момент.
— Я знал об этом раньше, — неуверенно проговорил Заварзин.
— Вот это меня и смущает. Там у тебя в холодильнике что-то есть... Похмелись, не страдай.
— Не могу, — жалобно сказал Заварзин. — Похмеляться не могу... Хуже будет.
— Значит, еще не спился. Это хорошо. Глядишь, сгодишься на что-нибудь... Не очень ответственное.
— Ладно, не добивайте, — Заварзин поднялся с кресла. — К вечеру буду в норме.
— До вечера еще много чего случится, — Голдобов снял с дивана рубашку, надел ее, пытаясь приобрести вид если не бравый, то хотя бы приличный, прошел в ванную.
Оставшись один, Заварзин закурил, подошел к окну. Рядом стояла небольшая табуретка, видимо, для того и предназначенная — он встал на нее и лицо его оказалось как раз на уровне открытой форточки. Так и курил — вдыхая свежий воздух и выпуская дым на улицу. Услышав, что Голдобов вышел из ванной, он положил окурок на палец и щелчком послал его в верхушки деревьев которые раскачивались под окном.
Направляясь на кухню, Заварзин невольно задержался у туалета. Увидев два латунных патрона, поднял их, взвесил на ладони, раздумчиво подбросил несколько раз, словно не зная, как с ними поступить — что-то его озадачило. Поколебавшись, опустил желтые цилиндрики в карман пиджака.
Решив позвонить Подгайцеву и уже начав набирать номер телефона, Заварзин остановился, что-то сдерживало его, что-то все время настораживало. С подозрением посмотрев на телефонную трубку, он медленно положил ее на рычаги. Его небольшие глазки, обрамленные короткими жесткими ресницами, еще раз обежали квартиру. На крутом лице Заварзина застыло выражение злости и беспомощности. Взломай ночные гости дверь, все было бы ясно — грабеж. За каждой добротной дверью этой мелюзге вонючей мерещатся видики, магнитофоны, кассеты и прочая дрянь. Если бы остались следы на форточке, на подоконнике, тоже ясно — забрались с крыши. Но ведь здесь, в квартире, шел самый настоящий обыск — вот что более всего смущало Заварзина. Вывернутые ящики, ссыпанные на пол коробки, пакеты говорит только об одном — что-то искали.
Но как они могли попасть сюда, как проникли? С выражением полнейшего недоумения Заварзин еще осмотрел замки — они уже не вызывали в нем ощущения неуязвимости. И, выглянув во двор, он ничего подозрительного не заметил. Никто не следил за ним, никто не поджидал. И “мерседес” стоял на обычном месте, призывно сияя на солнце. Впервые Заварзин поймал себя на том, что не испытывает при виде этой машины ни радости, ни волнения и не хочется ему сесть за руль на зависть всем прохожим. А ведь еще вчера каждая поездка была для него маленьким праздником...
Все-таки подошел Заварзин к телефону, пересилил себя. Позвонил в приемную Голдобова.
— Привет, — сказал он краснокудрой Жанне. — Какие новости? Илья Матвеевич интересуется.
— Был звонок из прокуратуры.
— Анцышка?
— Нет. Следователь. Его фамилия... только не смейся — она сверилась с записью, — его фамилия Пафнутьев.
— И что он?
— Мне кажется, он приглашал Илью Матвеевича на допрос.
— На допрос, Жанна, не приглашают. На допрос вызывают. Или приводят. Смотря по обстоятельствам. Но причем здесь Илья? Его же не было в городе! Он был за тысячу километров отсюда! — и, не дожидаясь ответа, Заварзин положил трубку.
Голодобов сидел в низком кресле, положив сжатые кулаки на подлокотники и глядя исподлобья прямо перед собой. Когда Заварзин вошел, он невольно наткнулся на этот его тяжелый невидящий взгляд.
— Поздравляю, Илья Матвеевич... Вас ждет большая радость — следователь Пафнутьев желает с вами познакомиться. Но тот то ли не слышал Заварзина, то ли не считал нужным ответить, то ли не было в его словах ничего такого, на что стоило бы отвечать.
— Где ты ночуешь? — произнес наконец Голдобов. — Где тебя черти носят по ночам? Ты ведь знал, что я должен подойти?
— В кооперативе задержались с ребятами.
— Нажрались?
— За упокой невинной души пригубили, — попытался улыбнуться Заварзин, но Голдобов шутки не принял.
— Дерьмо! — произнес он.
— Кто?
— Ты.
— Да? — усмехнулся Заварзин, — Не надо так, Илья Матвеевич, не стоит, — он опустился в кресло, сжав на подлокотниках побелевшие ладони, словно боясь, что они выйдут из подчинения. — Не надо, — повторил он чуть слышно. — Чего не бывает в жизни... Все может случиться... Сегодня со мной, завтра с вами...
— Может, или уже случилось? — с тихим бешенством спросил Голдобов. Он, кажется, окончательно пришел в себя.
— И то, и другое, Илья Матвеевич, — Заварзин чаще, чем требовалось, называл Голдобова по имени и отчеству, и была в этом подчеркнутом почтении непокорность, вызов. — Поговорим спокойнее, Илья Матвеевич.
— Ты знаешь, что было в чемоданчике?
— Догадываюсь.
— Ты догадываешься, а я знаю.
— Никак зелененькие? — усмехнулся Заварзин.
— Не только. И доллары — не самое ценное, что там было.
— Что же, Илья Матвеевич? Что может быть дороже и желаннее? — Заварзин явно шел на нарушение сложившихся отношений. Когда Голдобов соблюдал нормы вежливости, Заварзин терпел. Он знал, кто главный, но оскорбления прямого и сознательного не прощал.
— Там была компра, — негромко и внятно произнес Голдобов.
— На кого? — задавал Заварзин вопрос и сразу понял — ответа не будет.
— Там были документы, которые позволяли мне, а значит и тебе, чувствовать себя спокойно. Что бы ни случилось. Теперь понял, что мы потеряли?
— Как не понять, Илья Матвеевич, — вздохнул Заварзин. — Как не понять.
— Кто мог забраться к тебе в квартиру?
— Официальное правосудие так не действует. Ночью, тайком... Им нужны протоколы, свидетели, понятые, акты изъятия, постановление на обыск. И так далее. Здесь все было иначе.
— Это был обыск или ограбление?
— Кое-что, конечно, похищено. Но так, по мелочам. Однако же, есть и признаки обыска. Что-то искали. Причем, явно нервничали, взламывать было не обязательно, поскольку рядом, в соседнем гнезде торчали ключи от этих ящиков. Такое впечатление, что они нарочно хотели оставить следы, нашкодить... Или же действовали в панике, в спешке, не зная, куда ткнуться.
— Откуда у них твои ключи? — Голодобов изменил направление разговора, изменил и тон. Заварзин понял, что его подозревают. — Скажи мне, дорогой Саша, откуда у шелупони подзаборной оказались ключи от твоих финских, шведских и прочих замков? Ведь не было взлома, не было отмычки, у таких замков не может быть отмычки. Не было отжатия, потому что твоя дверь, изготовленная в моих мастерских, не поддается отжатию. Там были использованы ключи от этих замков. Именно от этих, Саша! — прокричал Голдобов прямо в лицо Заварзину. — Как ты это объясняешь?
— Вы так спрашиваете, Илья Матвеевич, что мне даже показалось...
— Плевать я хотел на то, что тебе показалось! Заварзин помолчал, наливаясь обидой и гневом, потом полез в карман и с силой припечатал к столу связку ключей.
— Вот! Они всегда при мне. К ним пристегнут автомобильный ключ, поэтому я шагу не могу ступить без этой связки. Кольцо спаяно, ни один ключ отстегнуть невозможно. Вы сами на этом настояли, Илья Матвеевич! Это ваш совет — спаять кольцо.