Теперь, лежа в постели в «Уайтстоуне», на простынях, которые держала в руках его жена, Норман перевернулся на бок и попытался прогнать прочь 1985-й. Тот не хотел уходить. Ничего удивительного — стоило ему прийти, и он никак не желал уходить. 1985-й был всегда под боком, как где-то в квартире сдохшая мышь.
Норман подумал, что они совершили ошибку — поверили этому недоноску в трикотажной футболке.
Да, точно, вышла ошибка, и довольно крупная. Они решили, что если в комнате Ричи Бендера находится женщина, то это подружка Ричи Бендера, и это была их вторая ошибка или продолжение первой. На самом деле не важно, какая именно, поскольку результат был один и тот же. Мисс Уэнди Ярроу была отчасти официанткой, отчасти проституткой и со всеми потрохами наркоманкой, но находилась она отнюдь не в номере Ричи Бендера и действительно понятия не имела, что на свете существует такое создание — Ричи Бендер. Тем не менее Ричи Бендер оказался тем человеком, который ограбил «Пэйлесс» и пришил кассира, но его номер был не между автоматом кока-колы и ящиками с газетами. Там была комната Уэнди Ярроу, и Уэнди Ярроу находилась тогда в комнате одна.
Комната Ричи Бендера была с другой стороны от автоматов кока-колы.
Эта ошибка едва не стоила Норману Дэниэльсу и Харлею Биссингтону работы, но в конце концов ребята из ДВД поверили истории с пилкой для ногтей, а отсутствие спермы не подтверждало жалоб мисс Ярроу об изнасиловании. Ее утверждение, что старший из двоих — тот, у которого все-таки получилось, — воспользовался презервативом, а потом спустил его в унитаз, было недоказуемо.
Правда, возникли и другие проблемы. Даже самые ярые их приверженцы в отделе были вынуждены признать, что инспектора Дэниэльс и Биссингтон слегка переборщили в своих стараниях усмирить эту дикую кошку с пилочкой для ногтей. Например, у нее действительно оказалось несколько сломанных пальцев. Отсюда — письменный выговор. Но и этим дело еще не кончилось. Скандальная сучка нашла этого козла… маленького лысого козла…
Но в мире полным-полно скандальных сучек. Взять хотя бы его жену. Правда, с той сучкой он мог кое-что предпринять… полагая, что потом ни о чем беспокоиться не надо, вот так-то.
Норман перевернулся на другой бок, и 1985-й стал наконец тускнеть и отваливать прочь.
— Когда ты меньше всего будешь ждать этого, Роза, — пробормотал он. — Вот тогда-то я и приду за тобой.
Через пять минут он уже спал.
10
Эта блядовитая девка, так он называл ее, вспомнила Рози, засыпая в своей постели. Она уже почти заснула, но не совсем. По-прежнему до ее слуха доносился стрекот кузнечиков в парке. Эта блядовитая желтомордая девка. Как же он ненавидел ее!
Да, конечно, ненавидел. С одной стороны, вся эта каша со следователями из департамента внутренних дел… Едва Норман и Харлей Биссингтон выбрались из нее с целыми шкурами, как обнаружили, что эта блядовитая желтомордая девка нашла себе адвоката (лысого козла), который закрутил гражданский иск в ее защиту. Там фигурировали и Норман, и Харлей, и весь полицейский участок. Потом, незадолго до выкидыша у Рози, Уэнди Ярроу была убита. Ее нашли за одним из элеваторов на западной стороне озера. Ей нанесли более ста ножевых ран и вырезали обе груди.
Норман объяснил Рози, что Уэнди Ярроу пришил какой-то психопат. Кто-то в участке, должно быть, чересчур разволновался и сообщил об этом по телефону. Положив трубку, Норман оставался серьезным. Тем не менее в голосе у него прозвучало явное удовлетворение. Уэнди Ярроу ставила в игре слишком часто и вытащила не ту карту. За риск приходится платить. Он тогда мягко коснулся волос Рози, погладил и улыбнулся ей. Не той своей зловещей улыбкой, от которой ей хотелось кричать, но ей все равно стало страшно, потому что она поняла, кто разделался с Уэнди Ярроу.
«Видишь, как тебе везет, — сказал он, гладя своими большими твердыми руками ее шею сзади, потом ее плечи, потом припухлости грудей. — Видишь, как тебе везет, что ты не бродишь по улицам, Роза?»
Потом — может, через месяц, а может, недель через шесть — он, вернувшись из гаража, застал Рози за чтением любовного романа и решил, что нужно поговорить с ней о ее литературных вкусах. То есть поговорить с ней как следует и по душам.
Да, 1985-й — адский год.
Рози лежала в постели, засунув руки под голову, скользя по кромке сна, и слышала стрекот кузнечиков, доносящийся из окна. Они стрекотали так близко, словно ее комнату волшебным образом перенесло на подмостки для оркестрика в парке. Она подумала о той далекой женщине в Обревилле, забившейся в угол комнаты, с волосами, облепившими ее потные щеки, твердым как камень животом и затуманенными, чуть не вылезающими от шока из орбит глазами, когда ее бедра начали щекотать зловещие поцелуйчики выкидыша. От этой женщины до увиденного пятнышка крови на простыне ее отделяли годы. Она знала, каков был Норман в качестве мужа. Но каким же он был бы отцом?
Приглушенный расстоянием стрекот кузнечиков убаюкивал ее. И она даже чувствовала запах травы — терпкий, сладкий аромат, слишком ранний для мая. Это был запах, который ассоциировался у нее с сеном на лугах в августе.
«Никогда раньше я не чувствовала запах травы из парка, — сонно подумала она. — Может, это любовь — или по крайней мере увлечение — творит такое? Может быть, именно это обостряет чувства и сводит с ума?»
Далеко-далеко она расслышала ворчание, которое могло быть громом. Это тоже было очень странно, потому что, когда Билл привез ее домой, небо было чистым. Она еще посмотрела вверх и восхитилась, как много видит звезд, невзирая на сильное уличное освещение.
Она плыла, скользила в сон без сновидений, и последней ее мыслью, прежде чем она провалилась в сон, была: «Как это я могу слышать кузнечиков и чувствовать запах травы? Окно же не открыто, я закрыла его, перед тем как легла в постель. Закрыла и заперла…»
Кузнечики
1
В ту среду на исходе дня Рози зашла в «Горячую Чашку». Она заказала чашку чая с пирожным, села у окна и стала не спеша закусывать, следя за нескончаемым потоком пешеходов на улице. Большинство из них, служащие офисов, направлялись домой. «Горячая Чашка» теперь уже была ей не по пути, ведь она больше не работала в «Уайтстоуне», но все равно не колеблясь заходила сюда. Быть может, потому, что выпила здесь столько чудесных и памятных чашек чая после работы с Пам, а может, и потому, что по своей натуре была консервативна — до последнего времени, во всяком случае, — а это место она знала хорошо и чувствовала себя здесь спокойно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
