— Эй, погоди-ка! — окликнул ее Джерри.
Однако девушка не обратила на него никакого внимания и стремительно покинула полицейский участок.
Мариса пошла следом за медиками.
— Я поеду с Эгги. У нее есть семья, кому можно позвонить?
Полицейский покачал головой.
— Но я расскажу в резервации.
Лия нагнала подругу, схватила ее за руку и спросила:
— Ты в порядке?
— Если не считать того, что эта девочка у меня на глазах… Ах, ты про кровь на мне?
— Да, об этом.
— Кровь не моя.
— Тебе нужно переодеться.
— Некогда, — отмахнулась Мариса и торопливо пошла к входной двери.
— Тогда я с тобой! — заявила Лия. — В больнице поменяемся одеждой, а потом я вернусь в мотель и переоденусь в чистое.
Подруга рассеянно кивнула.
Врачи не хотели пускать женщин в машину, и Джерри пришлось вмешаться — он подтвердил их права первым же пришедшим на ум объяснением:
— Это внучки Эгги.
Полицейский оставался на стоянке до тех пор, пока машина скорой помощи не скрылась из виду, и только тогда вернулся к своему рабочему столу. Как бы ему хотелось немедленно завалиться в постель и вытряхнуть из головы всю эту бредятину! Но влекомый долгом Джерри поднял трубку и принялся докладывать шефу об имевших место происшествиях.
10. Эбигейл Белая Лошадь
Здесь Эгги уже бывала — пускай и не во плоти, а во снах, как дух. И сам факт ее нынешнего пребывания в этом месте предполагал, что дела у нее в полицейском участке после нападения Сэди идут отнюдь не гладко.
Она смутно помнила охватившее ее удивление. Вспышку боли. Внезапную слабость. И как ее тихонько уносит, хотя кто-то снова и снова повторяет ее имя, упрашивая ее не покидать их.
— Боюсь, выбора у меня нет, — хотела ответить Эгги, когда ее обволокло темным облаком, однако слова так и не слетели с губ. Выдохлись где-то между мыслью и языком, а затем скукожились и заснули в уголке рта.
И она оказалась здесь.
Будучи прагматиком до мозга костей, художница больше не стала растрачивать силы на потрясение от нападения Сэди. Что случилось, то случилось, и раз Колесу было суждено повернуться именно так, кто она такая, чтобы спорить? Да и, по правде говоря, через подобное испытание даже стоило пройти — чтобы внезапно сюда вернуться. Место это она любила как никакое другое.
Эгги стояла на каменном выступе высоко в горах — в каких именно, сказать она не могла, хотя определенное сходство со знакомыми ей хребтами Йерро-Мадерас находила. Под ногами у нее раскинулась погруженная во мрак и ощетинившаяся пиками дикая местность, убегающая вдаль волнами бушующего безбрежного моря из камня. Обычно ночью Эгги здесь и оказывалась, но всегда без труда могла видеть в темноте. Порой, если все-таки попадала сюда днем, она наблюдала за парящими орлами. Гигантские птицы подлетали к ней, приветственно покачивая крыльями, и плыли по воздуху дальше. А иной раз она просто стояла и слушала песнь ветров. И вспоминала время, когда она была юна и влюблена — и вот так же стояла в похожем месте, только рядом с ней было нечто большее, чем воспоминание.
Также по своим предыдущим визитам Эгги знала, что если пойти по выступу, он резко повернет и выведет на вершину пика — широкую ровную площадку с нагромождением скал, напоминающих разбросанные чудовищные детские игрушки. Туда-то она сейчас с легким сердцем и отправилась, совершенно не страшась пропасти под карнизом. За разворотом последовал пологий подъем, и вот уже над ней только ночное небо, и целый мир внизу.
Долгое время она просто упивалась окружающей красотой. И вдруг поняла, что ее не особенно-то и тревожит, если ей не суждено будет вернуться в собственное тело.
— Классный вид!
Эгги отвернулась от панорамы, и взору ее предстал Старик-Пума, прислонившийся к скале неподалеку.
Хоть и жил он в горах за ее домом, художница встречала его очень редко и обычно в обличье пумы. Сейчас же он предстал перед ней в другом знакомом ей образе — стариком с волосами цвета шерсти его майнавовского воплощения, одетым в белую хлопчатобумажную рубашку и джинсы. Ноги его были босы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Майнаво обожали рассказывать о нем всяческие истории. В последнее время они забавлялись слухами, будто Старик-Пума взялся за обучение небольшой группы молодых майнаво, и те буквально доводят его до помешательства своей тупостью. Поговаривали даже, что один из них якобы и не кузен вовсе, а пятипалый. Эгги, впрочем, не очень доверяла этим историям, поскольку майнаво обожают за неимением обоснованных фактов или более-менее достоверных слухов сочинять собственные байки. С другой стороны, Эгги не знала его достаточно хорошо, чтобы спросить напрямую.
— Ойла, Диего! — заговорила художница. — Я угостила бы тебя табаком, но откуда же мне было знать, что мы повстречаемся.
— Не переживай. Здесь я никогда не курю. Мы слишком близки к громам, поэтому нет нужды привлекать их внимание.
— Ну и хорошо. Хотя, полагаю, их вряд ли заинтересует старуха вроде меня.
— Интересы громов тебя удивят. — Взгляд желто-зеленых глаз старика скользнул по горам, затем он продолжил: — Когда-то наши горы были сродни этим. Нетронутыми, безлюдными. Никаких тебе следов самолетов в небе. И никаких туристов и охотников.
Его полное имя среди майнаво было Диего Мадера, и молва гласила, будто горы в его честь и названы. Эгги тоже могла поделиться воспоминаниями о нашествии цивилизации на некогда девственные предгорья.
— Иногда люди действительно оказываются дурными соседями, — согласилась она.
— Это не относится к кикими.
— Даже с казино и охотниками, которых Сэмми водит в горы?
Диего с любопытством посмотрел на художницу.
— Эти-то уже и не кикими вовсе. С тех самых пор, как отвернулись от собственных обычаев.
Такая мысль прежде в голову Эгги не приходила.
Какое-то время они молчали. Старая женщина понятия не имела, что на уме у ее собеседника, но гадать не стала. Просто наслаждалась видом гор и музыкой ветров. В конце концов, однако, она снова задумалась, почему оказалась именно здесь.
— Так я умерла или сплю?
Эгги даже не поняла, что задала вопрос вслух, пока Диего не отозвался:
— Возможно, немножко и того, и другого.
Она снова повернулась к старику.
— Со сном я еще понимаю, но как можно быть немножко мертвым?
Тот пожал плечами.
— В зависимости от того, насколько ты близка к смерти. Что же все-таки произошло?
Диего не сводил глаз с ее живота, и, опустив взгляд вниз, Эгги вдруг обнаружила, что одежда у нее вся в крови. Она задрала блузку: к коже скотчем были приклеены марлевые прокладки.
— Ого, только сейчас заметила.
И затем художница рассказала, как Стив привел к ней Сэди и что случилось потом.
Старик нахмурился.
— Так она с тобой готовила? И ела пищу, что вы приготовили вместе? И пила твой чай?
— У нее проблемы с психикой.
— Это не оправдание.
— Знаю, — вздохнула Эгги. — Наверно, доброта меня в конечном итоге и сгубила. Впрочем, умереть можно и гораздо хуже. Как там сказал Бешеный Конь[23]?
— «Hóka hóy[24]! Сегодня прекрасный день для смерти!» Но вообще-то для жизни сегодняшний денек тоже подходит.
— Верно, — улыбнулась художница. — Я еще не послушала столько сказок. Столько портретов не нарисовала, — она снова опустила взгляд к окровавленной блузке. — Если я не вернусь в свое тело, скажешь остальным майнаво, чтобы они не вымещали злость на девочке?
— Если ты не вернешься в свое тело, остановить их я не смогу. Но я передам твое послание, если этого уже не сделали ветры.
— Так вот чем они занимаются? — удивилась Эгги. — Потому что я слышу их песню, но не слова.
— У ветров нет слов, как у тебя или меня, — отвечал Диего. — Но почти все кузены понимают их язык, — он рассмеялся. — Уж точно это легче, чем разбираться в языке гор. Камням требуется полдня, чтобы просто сказать «ойла».
