— А кто та женщина, которая узнала в тебе кого-то? — интересуется вдруг Калико.
— Ума не приложу!
— Черт, да даже я слышал «Дизел Рэтс», — признается Рувим. — Без обид, Стив, но какой из тебя Джексон Коул!
Только искорка в его глазах говорит мне, что на самом деле думает он по-другому.
Я вздыхаю, но старательно подыгрываю:
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю!
— Потому что, — с ухмылкой продолжает вождь кикими, — я никогда не видел, чтобы ты на чем-то наваривался.
— Скорее всего, никогда и не увидишь, — подхватывает Калико.
«Вот и славно, — думаю я. — Пускай подкалывают, нам всем это пойдет только на пользу».
Но тут улыбку с моей подруги как рукой снимает.
— Так мы сграбастаем только Сэмми или еще и его богатенького белого охотника в придачу?
— Только Сэмми, — опережает меня Рувим. — Без него ни один толстосум тут не оказался бы. Если утрясем с Сэмми, больше они в наших краях и носу не покажут.
— Хорошо, — кивает Калико. — Значит, договорились. Кто-нибудь хочет перекусить, прежде чем мы займемся делом?
— Мне вполне хватит буррито да воды, — отвечает Рувим.
Я раскрываю рот, но Калико вскидывает руку:
— Не беспокойся, твои вкусы я знаю.
И с этими словами она делает шаг и исчезает, остаемся мы с Рувимом да колючий кустарник.
— Как, черт побери, она это делает? — не выдерживаю я.
— Это способность майнаво, — пускается в объяснения вождь. — Некоторые могут покрывать огромные расстояния, перемещаясь между мирами, — если только отправляются туда, где бывали раньше. В противном случае им необходимо проявлять осторожность, в особенности если путь лежит из известного мира в земли, где все по-другому. Например, при переходе с верхнего этажа небоскреба куда-нибудь сюда можно пролететь все двадцать, а то и шестьдесят этажей и только потом оказаться на земле. Штука, полагаю, не очень приятная.
Какое-то время я изучаю его, затем отворачиваюсь, отдаваясь успокаивающей магии простора пустыни и холмов.
— Что? — недоумевает Рувим.
Я снова поворачиваюсь к нему, и он выговаривает:
— Вот только не надо винить гонца. Это же не я надоумил тебя переехать в Расписные земли и замутить с женщиной-майнаво. Я пытаюсь тебе рассказать разные важные вещи, немножко подучить.
Я вздыхаю:
— Два дня назад, когда все было проще, жизнь мне нравилась куда больше. Черт, не надо было мне связываться с той девчонкой…
— Как будто ты хоть раз отвернулся от нуждающегося в помощи.
— Я вовсе не какой-то там сраный святой.
— Вот в этом я с тобой согласен, — Рувим выдает хищную усмешку. Затем продолжает: — Стив, да брось ты. Ты же знаешь присказку Тетушек: можешь сколько угодно притворяться, будто у тебя нет проблем, но от этого они сами собой не решатся.
По правде говоря, ни разу не слышал такого ни от одной из Тетушек, но все равно киваю — с поговоркой не поспоришь. Немного помолчав, спрашиваю:
— А почему ты так не можешь?
— Чего не могу? Мотаться между мирами по своему желанию?
Я киваю.
— Мы же не майнаво. Псовые братцы — это особенность племени. Их способность менять обличье и наша — две совершенно разные вещи.
— Не понимаю.
— Это и не надо понимать. Просто прими как есть.
— Ладно, — пожимаю я плечами. — Скажи мне тогда вот что. В твоей своре бегают и женщины — почему же вы называетесь псовыми братцами?
— Да, так оно и есть, — соглашается Рувим. — И у меня нет никаких объяснений на этот счет. И прежде чем ты с высот политкорректности обольешь меня презрением, я признаюсь — да, я понимаю, что название сексистское. Но никто вроде не горит желанием его изменить. С байками про женщин-ланей та же история — мол, они стараются заманить пятипалых в меняющиеся земли, — но ведь их мужчины-олени любят секс и хорошеньких девчонок ничуть не меньше, — он опять ухмыляется. — Никаких намеков.
— Так со мной это и произошло? Меня заманили в иной мир?
— А сам что думаешь?
— Думаю, все было совсем не так.
— Вот и я о том же. В Калико, конечно, есть кое-что от антилопы, но она вовсе не женщина-лань. На самом деле она трикстер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Именно в этот момент предмет нашей беседы возвращается из командировки. В руках у Калико два бумажных пакета, на одном из них снизу расползается жирное пятно.
— Знаете, невежливо говорить о леди за ее спиной.
— Но мы ведь только хорошее, — оправдывается Рувим. — Неужто и этого нельзя?
Калико кидает ему пропитанный жиром пакет — вожак псовых братцев ловит его, открывает и раздает буррито. В другом пакете оказываются бутылки с водой, и каждый получает по одной. Мы рассаживаемся среди кустов и набрасываемся на еду.
— Я поспрашивала насчет Сэмми, — с набитым ртом сообщает моя подруга.
— И что ты с ним сделала? — интересуюсь я.
— Я тебя умоляю! Можно мне хоть чуточку доверять? Без вас я ничего не стала бы предпринимать.
— Я так понял, мы решили на какое-то время залечь на дно.
— Это ты так решил, — качает она головой. — А мы — нет.
— В точку, — поддакивает Рувим и снова впивается зубами в буррито.
Я вздыхаю и говорю Калико:
— Кажется, раньше ты нравилась мне больше.
— И что это означает? — хмурится она.
Я вижу, что моя подруга уязвлена, но ничего поделать с собой не могу, и меня несет дальше:
— До всей этой заварушки ты была душевной. И не такой… кровожадной.
Она разом забывает о своем буррито.
— То же самое могу сказать и о тебе.
— Это я-то кровожадный?
— Нет, но и в тебе приятности поубавилось.
— Эй, Бикерсоны[25], мне обязательно все это выслушивать? — подает голос вождь.
Готовый окрыситься и на Рувима, я вдруг понимаю, что он прав. И Калико тоже. Из-за всей этой сутолоки я как будто позабыл все, что так люблю в этих горах. И своих друзей тоже. С недоеденным буррито в руке я перевожу взгляд с одного на другого и затем говорю:
— Вы оба правы.
— Я почти всегда права, — улыбается моя подруга, и я рад, что она тоже старается ослабить напряженность. — И в чем я права в данный момент? — продолжает она, подначивая меня.
— Уж больно нервным я стал. И Сэмми действительно нужно заняться. Но давайте на нем и остановимся. Сэмми — это проблема всей резервации. А отыгрываться на Сэди я не желаю. Как только полиция снимет с нас все подозрения, мы больше никогда не увидим ни девчонку, ни ее папашу.
Рувим по-дружески сжимает мне предплечье.
— Дело касается не только резервации. Но я рад, что ты с нами.
— И мы оставим в покое этот цирк уродцев, семейку Хиггинсов?
— Понятия не имею, о ком ты толкуешь, — улыбается Рувим.
Я поворачиваюсь к Калико, но она нас не слушает. Все ее внимание сосредоточено на паре ворон, парящих над нашими головами. Ветер доносит обрывки их карканья. Моя подруга внезапно бледнеет так, что мне становится не по себе.
Я окликаю ее, и Калико, переводя на меня взгляд, медленно произносит:
— Эгги в больнице. Сэди ударила ее ножом в полицейском участке.
— Что?!
Но я прекрасно расслышал и от ее слов весь холодею.
— Они говорят, Эгги просила не мстить за нее девчонке, — добавляет моя подруга.
— Они? — не понимаю я.
Вождь указывает на улетающих ворон:
— Майнаво не чета нам. Они понимают все языки, что мы давным-давно позабыли, и даже те, которыми пользовались еще до нашего появления.
— А они не сказали, в каком состоянии Эгги? — спрашиваю я у Калико.
— Она в реанимации. С ней те две женщины, которых мы недавно повстречали.
Я кладу свое буррито на землю рядом с нетронутой бутылкой воды, встаю и провозглашаю:
— Так, все, хватит! Я предупреждал Сэди, что она может поливать меня дерьмом сколько захочет, но чтоб не смела трогать моих друзей.
Поднимается и Калико:
— Эгги сказала — нет. Мы обязаны уважать ее желания.
— Но если она не выкарабкается, — качает головой Рувим, — нам будет не до ее желаний.
