Но Тэхен внутри рвет глотку, умоляя Чонгука остаться с ним.
Белый волк не может сдаться, видя, как человек внутри надрывается до полопавшихся капилляров в глазах. Волк поднимается на лапы, собирает крупицы сил, что остались с ним, задирает голову и принимается выть. Громко, протяжно, долго-долго. Волк воет душераздирающе, оголяет все свои чувства и мысли.
Но Тэхен воет не просто так, скорби ради.
Тэхен просит Луну.
Он просит помочь Чонгуку, спасти его, забрать собственную жизнь, да что угодно, только бы вернуть Чонгука.
Тэхен внутри волка встаёт на колени, прижимает руки к губам, жмурится, сдерживая безостановочные слёзы, и умоляет следом с волком. В один громкий голос.
— Забери всё, что угодно, — Тэхен задыхается, хватая ртом воздух. Он сглатывает, переходя на тихий шёпот, тонкий, искренний, идущий от самого сердца. — Забери у меня все, что хочешь. Забери меня, но, умоляю тебя, верни Чонгука к жизни. Он не должен был умирать. Это не его смерть. Умоляю. Прошу тебя, прошу, прошу… Я не смогу вот так… Без него. Пожалуйста, верни Чонгука. Верни его.
Он шепчет, как мантру, теряясь в этих словах. Волк воет и воет, не зная усталости. Его голос хрипит, но волк не сдаётся, упрямо продолжая обращаться к Луне двумя своими голосами.
Тэхен сгибается пополам, не замолкая даже на секунду. Он, как старая заевшая пластинка.
— Верни его, верни его, верни его…
У Тэхена кружится голова. Ему холодно, тело слабеет, глаза закатываются. Из горла вырывается только кашель. Вокруг поднимается бешеный ветер, выстраивая вокруг омеги плотную стену. Дышать становится нечем. Волк накрывает тело Чонгука собой, жмурясь и цепляясь в последний раз. Глаза режет, вдохнуть больше не получается. Тэхен не слышит ничего, кроме свиста. Он захлёбывается собственными словами и воем.
В один момент все заканчивается. Наступает тишина. Тепло касается его тела. Наконец-то становится спокойно.
Тэхен, глубоко вдохнув, проваливается в темноту. У него совершенно нет сил.
Он больше не чувствует собственного тела.
Стая отряхивается от снега, которым их засыпало от внезапной бури вокруг тел Тэхена и Чонгука. Когда все стихает, повисает густая тишина, выбивающая весь воздух из легких. Никто не решается даже сглотнуть слюну, так страшно становится.
На земле лежат два чёрных волка, повергая всех в немое удивление.
Стая чувствует необъяснимый жар в груди, будто бы там поселилось само солнце. Джин поджимает уши и на трясущихся лапах подходит к Чонгуку с Тэхеном, ступая осторожно. Шерсть встает дыбом, мурашки бегут прямо по позвоночнику. Взгляд бешенный от страха, цвет шерсти Тэхена вызывает десятки вопросов. В том, что это доминантный омега, нет сомнений. Все дело в запахе, у Тэхена его природный смешался с Чонгуком, образовав необычный и довольно выраженный. Сокджин наклоняет морду к волкам и слышит оба дыхания.
Чонгук дышит.
Лекарь скулит, прикрывая морду лапами, топчется на месте, не зная, куда себя деть. Даже голова кружится от переизбытка эмоций. Он задирает голову высоко и коротко воет.
— Чимин, проверь, я не понимаю, о чем вой, — просит Намджун, сжимая зубы от боли. Нога пульсирует, холодея.
Чимин встаёт рядом с лекарем и проверяет дыхание у обоих волков. Он чуть челюсть не теряет, когда чувствует тёплые вдохи и выдохи Чонгука.
— Да быть этого не может! — натурально орет Чимин, вскакивая на ноги обратно, отшатывается, как от удара. — Он живой. Он… Чонгук живой!
Стае сообщать об этом не надо, они все чувствуют через тепло, разлившееся по всему телу до самых лап и кончика хвоста. Сила, что рекой влилась в их тела, могла значить лишь одно.
Намджун, сжимая зубы до ломоты в дёснах, поднимается по дереву, игнорируя невыносимую боль в бедре.
— Нужно идти в поселение. Оказать всем нуждающимся помощь и что-нибудь сделать с этими двумя, — охотник кивает в сторону двух волков, лежащих рядом.
Так и поступают, решая не тратить время. Сокджин подходит к Намджуну, заглядывает в глаза и решительно пару раз проводит языком по ране, в надежде, что это поможет снять хотя бы одну сотую от боли. Омега настойчиво бодает головой в здоровую ногу, прося залезть на себя. Намджун сам не дойдёт, и это ясно абсолютно всем, даже самому лидеру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Намджун не отпирается, а с благодарностью принимает помощь, взвесив все «за» и «против». У них сейчас чертовски мало времени на выяснения отношений. Да и сил уже просто не осталось, хочется помолчать ближайшие пару дней.
Еле волоча лапы, в поселение возвращаются ближе к ночи, когда Луна, как никогда раньше, ярко освещает им дорогу, придавая сил.
Сокджин первым делом осматривает Чонгука и Тэхена. С удивлением понимает, что вожак чуть ли не в идеальном состоянии. Ран на теле Чонгука не осталось, ни единой, пульс ровный, сердце бьется ритмично, дышит ровно и спокойно, чего нельзя сказать о Тэхене. Джин просит отнести Чонгука в дом и дать ему отлежаться. Лекарь уверен, что он в скором времени придёт в себя в бодром расположении духа.
Тэхена же кладут на его привычное место на втором этаже дома Сокджина. Доминантный омега всего на секунду приходит в себя, всего на крошечную секунду, за которую успевает перекинуться в человека. Волк не выдерживает, отпуская свою форму. У него совсем нет сил. Никаких.
Джин ахает, практически роняя склянку с настойкой шиповника, элеутерококка и шалфея. Руки дрожат сами по себе, нервная система даёт сбой. Лекарь утирает слёзы, смотря на тёмные волосы Тэхена.
И все становится яснее сегодняшней Луны.
Тэхен отдал свои силы ради Чонгука.
— Что с ним такое? — Юнги появляется на пороге, топчется там, нервно сжимая рукава свитера. — Он такой бледный.
Джин резко отворачивается, приходя в себя и возвращаясь в строй. Надевает серьёзную маску лекаря и принимается за работу. Укрывает нагое тело Тэхена одеялом и тяжело вздыхает, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо.
— Он отдал Луне все свои силы, что ему когда-то были дарованы.
— Его пульс слабый и дыхание тяжёлое. Он же выживет? — Юнги порог не переступает, ему больно смотреть на вожака. Сил на это нет. В горле застревает спазм, а руки трясутся прямо, как у Джина.
— Всё будет хорошо, Юнги, — успокаивает его Сокджин, слабо улыбаясь. — Тэхен сильный, он справится. Будет долго восстанавливаться. Сейчас у него действительно не осталось никаких сил. Когда очнётся, то с трудом сможет поднять даже ложку с супом. Тяжело отдать то, что всегда было с тобой. Всё будет хорошо, не переживай.
Юнги лишь кивает в ответ, не зная, что ответить. Он смотрит на Тэхена, на его тёмные волосы, рассыпавшиеся по подушке, и поджимает губы, сдерживаясь.
Сокджин приобнимает его за плечи, и они вместе спускаются на первый этаж, где сидит Намджун и остальные раненые. Их не так много, остальные решили, что обычные царапины и лёгкие порезы в состоянии обработать сами. Практически вся стая и все охотники уже спят, свалившись без сил и желания что-то делать. Мысли о потерях убивают во второй раз. Нет сил даже на слёзы, внутри каждого выжженное поле из сплошных чувств. Лекарь берет себя в руки, сосредоточиваясь на помощи, а не внутренних переживаниях. Не позволяет себе думать, почему так сильно колотится сердце при виде ослабевшего охотника, почему так сохнет в горле. Он действует быстро, латая. И с сожалением сообщает Намджуну, что нога уже никогда не восстановится до конца.
— Что ж, — усмехается тот, растягивая бледные губы в весёлой подбадривающей улыбке. — Придётся вести Вас, Сокджин, на свидание, где нужно будет поменьше двигаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лекарь прыскает со смеху, хотя глаза снова на мокром месте.
— Не люблю много двигаться, — сквозь улыбку отвечает Джин. — Так что мне такое подходит.
Хосок заходит в дом, не выражая никаких эмоций. Приносит два ведра горячей воды и молча осматривает всех присутствующих.
— Где Донмин? — хрипит Чимин, придерживая кровоточащее плечо.
— Уснул. Хватит с него на сегодня, — отзывается Хосок, садясь рядом с лучником. — Нужно, чтобы кто-то сегодня ночью остался у Чонгука и присмотрел за ним.
