в законные жены данную Елизавету?»
И, если молодой не будет как следует подготовлен, он может по ошибке ответить: «Чего тут спрашивать? При таких-то деньгах!»
— Это правильно. Тем паче что жених вроде из бедной семьи и король его только в последнюю минуту князем сделал.
— Не было другого выхода. Потому что, понимаешь ли, в семье у них одни короли, князья и графы. Легко можно себе представить, как бы они с молодым мужем обращались. Водки никто бы с ним выпить в компании не согласился, такие они все важные. А теперь он князь Эдинбургский и вполне подходит королевской семье.
— А что это за штука — Эдинбург?
— Тамошний Груец. Местечко такое.
— Понял. Значит, он князь, вроде Воломина или Кобылки.
— Да, не было другого выхода. Все лучшие города другие князья разобрали.
— Говорят, что он и подарки хорошие получил?
— Не думаю. Молодая, та, действительно, получила много практичных вещей, а он, кажется, только что-то из галантереи — какие-то подвязки.
— Во всяком случае, свадьба была красивая. Я читал в «Экспрессе», что была ужасная давка. Тридцать семь особ отвезли в больницу.
— Подумаешь! Когда у нас в Слодовце некий Бискупщак, сын пекаря, женился, скорая помощь шесть раз оборачивалась. Не только вся свита, дие пары родителей и сами молодые, но даже дворник и четыре полицейских пролежали шесть недель в хирургическом отделении у «Святого Роха»[33], Сразу шестьдесят две особы! Вот это была свадьба!
— Теперь нельзя многого требовать. Времена экономные, послевоенные.
— Ну, это так! Прежние свадьбы по неделе продолжались. А тут, кажется, в тот же день молодые супруги забрали манатки — и ходу из королевского дворца в провинцию. Невеста там квартиру на летнее время снимала. Уселись они с мужем у печки, по стакану чаю выпили, и он ей радио включил. Правда, только радио начало говорить, молодая вскочила и выключила приемник.
— По-моему, она была права. Не для того замуж выходят, чтобы радио слушать.
— Это так, но с мужем тоже не полагается спорить. Если любит радио, пусть слушает, холера его по возьмет!
— Ну правильно, а если он по ошибке Варшаву поймал и как раз передавали, как на праздник квасить капусту? Принцесса тоже человек, она могла разозлиться.
— Ну если так, то могла.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Ушибленный в щиколотки
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Иной гость порою, прошу простить за сравнение, как несвежее яичко. Долгое время его даже вспоминать невкусно.
Именно так вспоминается в Варшаве некий господин Велх, американский адвокат, который находился у нас в качестве так называемого туриста.
Из газетных сообщений мы узнали, что этот американец взял нас на заметку и протащил в тамошних газетах, облаяв перед каким-то сенатом. Очернил невозможно туда и обратно. Между прочим, разумеется, крепко стукнул варшавских официантов и носильщиков.
«Например, я наблюдал в ресторанах, что люди сидят за столиками, беспрерывно постукивая пальцами либо ногами. Шепчутся вполголоса между собой, но старательно избегают разговоров с чужими, боязливо оглядываясь на все стороны, как бы не случилось того, чего они боялись долгие годы».
«У кельнеров в ресторанах так дрожали руки, что они не могли налить кофе в мою чашку без того, чтобы не пролить его на блюдце…» — так написал этот адвокат.
А я должен от себя прибавить, что действительно, дождаться официанта в варшавском ресторане по-прежнему очень трудно, и многие посетители стучат пальцами по столу, при этом нервно перебирая ногами под столиком и оборачиваясь во все стороны, не идет ли он наконец, но это мало помогает, потому что официанты как раз в это время обслуживают заграничных туристов за столиками с разными флажками.
И в этом действительно адвокат прав. Не нравится мне только эта брехня, что у официантов дрожат руки, когда они разливают кофе.
Само собой, может попасться один-другой гастрономический работник под газом без заправки — это дело житейское, но в массе у наших официантов рука не дрогнет, даже тогда, когда он к сумме счета приписывает сегодняшнюю дату. Так что я вынужден счесть высказывания адвоката за невозможную липу. Точно не знаю, кофе я не пью, но если бы турист заказал пол-литра, он бы убедился, трясутся ли у официанта руки, когда тот наливает.
Носильщикам гость тоже дал прикурить:
«Опираясь на собственный опыт, я могу подтвердить, что американец, путешествующий один, без сопровождения вышколенного партией проводника, обречен встречать вражеские взгляды и даже неприязненные жесты. Например, носильщики, которые вносят вещи в отель, часто умышленно ударяют американца чемоданом по щиколотке».
Вот как он нас обслужил. А я опять же, опираясь на свой опыт, могу сказать, что я всегда и повсюду вижу американцев, выходящих из отеля, и ни один из них не хромает. Ни одного я не видел с подбитыми ногами.
Так что это липа номер два, и адвоката никто не ушиб. Хотя, по правде говоря, он, конечно, ушибленный, только пострадала у него не нога, а голова. И ушибли его не у нас, а где-нибудь в другом месте.
Но, чтобы больше не ошибаться, чтобы, не дай бог, ему не споткнуться на ровном месте, пусть он лучше не приезжает в Варшаву.
А то ведь он может оказаться первым американцем, который нарвется на вражеские взгляды и может даже оказаться ушибленным в щиколотку. И не носильщиком, а лично мною.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Конкретная музыка
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Сила прессы
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Совершенно невинно я попал в очень неприятную ситуацию. Знакомые смотрят на меня подозрительно. Жена вообще со мной не разговаривает. Я болтаюсь по дому из угла в угол, как человек, который должен быть где-то в другом месте.
На улицу выйти я не могу, потому что некоторые прохожие присматриваются ко мне с удивлением, переходящим в иронические улыбки.
А началось все это с помещенной в нескольких газетах заметки о том, что двадцать пятого числа я вместе с Реной Рольской и оркестром Туревича отплыл на теплоходе «Баторы» на гастроли в Канаду.
Прочитав об этом в трамвае, я улыбнулся и подумал: «Забавное недоразумение». Но, уже выходя из трамвая номер восемь на углу Маршалловской, я наткнулся на пана Валерия Печенку, который, увидев меня, приостановился, протер глаза, ущипнул себя двукратно