– Ты думаешь, што ты не Фрэзер? – сказал он, опустив графин и тяжело отдуваясь. – Ха!
Все еще задыхаясь, старик откинулся назад, живот его тяжело вздымался и опадал. Он указал пальцем на Джейми и сказал:
– В тот шамый день, когда твой отец навшегда покинул Боуфоршкий замок, он штоял на том ше меште, где и ты, и говорил те ше шамые шлова.
Постепенно старик успокаивался. Он кашлянул еще несколько раз и снова вытер лицо.
– Ты жнал, што я пытался помешать женитьбе твоих родителей и шкажал, што ребенок, которого ждала Элен Маккензи, не был ребенком Брайена?
– Да, знал, – отвечал Джейми, снова опершись о стол и глядя на деда сузившимися глазами.
Лорд Ловат фыркнул.
– Не могу шкажать, што между мной и шиновьями вшегда было вжаимопонимание, но я жнаю швоих шиновей. И внуков тоже, – добавил он многозначительно. – И шерт меня побери, но я уверен: они, как и я, не могут быть рогоношцами.
Джейми не пошевелился, а я не могла заставить себя смотреть на старика и уставилась на его вынутые зубы – покрытое пятнами изделие из бука, влажно блестевшее среди крошек пирожного. К счастью, лорд Ловат не заметил моего брезгливого взгляда.
Он продолжал, уже серьезно:
– Жначит, Дугал Маккензи из Леоха прижнал Карла? Ты нажвал его швоим военачальником? Ты пришягал ему?
– Нет. Я никому не присягал.
– И даже Карлу?
Старик сразу ухватился за эти слова, как кошка, поймавшая мышь. Я почти видела, как шевелится его хвост, когда он смотрел на Джейми своими глубоко посаженными глазами, поблескивающими из-под прищуренных век.
Взгляд Джейми был устремлен на прыгающее пламя, а его тень неподвижно лежала на стене.
– Он не просил меня об этом.
Это была правда. Карл устранил необходимость такой клятвы, вписав его имя в свой союз. Но все же тот факт, что он не присягал Карлу, значил для Джейми очень много, и я знала об этом. Если ему и придется предать кого-то, пусть это будет не тот, кому он клялся в верности. А то, что весь мир будет думать, что такая клятва существовала, его не беспокоило.
Саймон снова прорычал что-то нечленораздельное. Без искусственных зубов его нос и подбородок почти сомкнулись. От этого лицо казалось как-то странно укороченным.
– Тогда ничто не мешает тебе пришягнуть мне как главе твоего клана, – спокойно произнес он.
Шевелящийся хвост стал менее виден, но все же был заметен. Я почти слышала, какие мысли бродят на мягких лапках у него в голове. Если Джейми присягнет ему, а не Карлу, власть Ловата возрастет. Возрастет и его богатство: как предводитель он потребует часть дохода с Лаллиброха. Перед ним замаячило блестящее будущее в виде герцогства.
– Ничто, кроме моего собственного желания, – согласился Джейми. – А это препятствие совсем небольшое.
Он еще больше прищурился.
– Ммфм… – Глаза Ловата были почти закрыты. Время от времени он медленно поводил головой из стороны в сторону. – О да, парень, ты дейштвительно шин швоего отца. Упрям как бык и так же туп. Я жнал, что Брайен ничего не мог получить от той шлюхи, кроме дураков.
Джейми рванулся вперед и схватил с тарелки буковые зубы.
– Тебе бы лучше снова надеть их, дурень! – грубо сказал он. – Я не понимаю, что ты говоришь.
Губы старика раздвинулись в безрадостной улыбке, так что стал виден желтый обломок зуба в нижней челюсти.
– Ты не шоглашен? Тебе непонятна эта шделка? – Он бросил на меня быстрый взгляд, усмотрев во мне еще одного возможного участника игры. – Твоя клятва против чешти твоей жены.
Джейми рассмеялся, все еще сжимая зубы в руке.
– Вот как? Ты что, собираешься изнасиловать ее здесь, у меня на глазах, а, дед? – Джейми презрительно откинулся назад, придерживаясь рукой за стол. – Давай попробуй, а когда она разделается с тобой, я пришлю тетю Фрэнсис подмести то, что от тебя останется.
Дед спокойно взглянул на Джейми.
– Не я, парень. – Он повернул голову в мою сторону и криво усмехнулся беззубым ртом. – Хотя я шделал бы это с удовольштвием.
Я увидела жадный блеск его глаз, и мне захотелось покрепче запахнуть на груди плащ, но, к сожалению, его на мне не было.
– Ты жнаешь, школько мужчин ждешь, в Бофорте, Джейми? И школько таких, кто не откажется от твоей английшкой ведьмы? Ты не можешь охранять ее днем и ночью.
Джейми медленно выпрямился. Его большая тень на стене повторила это движение. Он бесстрастно уставился на старого Саймона.
– О, тут мне беспокоиться не о чем, дед, – мягко сказал он. – Моя жена не обычная женщина. Ты ведь знаешь, она умная. И она Белая Дама, как Дама Элизет.
Я никогда не слышала о Даме Элизет, но лорд Ловат явно слышал. Его голова дернулась, глаза широко раскрылись от ужаса. Он открыл рот, но, прежде чем успел что-то сказать, Джейми продолжил, на этот раз с нескрываемой злобой:
– У мужчины, который заключит ее в свои нечестивые объятия, половые органы отпадут, как обмороженное яблоко, а его душа будет вечно гореть в аду.
Джейми оскалил зубы и резко выбросил руку вперед.
– Вот так.
Буковая челюсть со стуком упала в самую середину огня и зашипела.
Глава 41
Проклятый дар провидения
За два столетия до происходящих событий большинство жителей Южной Шотландии приняло пресвитерианство. Некоторые кланы Северной и Северо-Западной Шотландии последовали их примеру, но другие, например Фрэзеры и Маккензи, сохранили свою католическую веру. Особенно Фрэзеры, благодаря их крепким фамильным связям с католической Францией.
В Бофортском замке была небольшая церквушка, где молился сам граф и члены его семьи, но местом погребения всех Ловатов служило Болийское аббатство, изрядно разрушенное временем; пол в алтаре, лишенном крыши, плотно устилали могильные камни.
Это было тихое место, и, несмотря на холодную промозглую погоду, я иногда там прогуливалась. Не знаю, таил ли старый Саймон какие-нибудь планы по отношению ко мне или испугался слов Джейми, сравнившим меня с Дамой Элизет – оказалось, это была легендарная «белая женщина», или целительница, шотландский эквивалент Белой Дамы, – но больше никаких угроз я не слышала. Кроме того, я была уверена, что никто не посмеет напасть на меня среди надгробных камней умерших Фрэзеров.
Однажды, через несколько дней после сцены в кабинете, я шагнула в пролом стены, окружающей разрушенное аббатство, и сразу обнаружила, что я здесь не одна. К порыжевшему могильному камню прислонилась молодая женщина, которую я видела у дверей кабинета Ловата. Ноги были вытянуты, как у аиста, руками она обхватила себя, чтобы согреться.
Я было повернула в сторону, но она увидела меня и знаком подозвала к себе.
– Вы леди Брох-Туарах? – спросила она тихим голосом с шотландским акцентом; впрочем, скорее это было утверждением, чем вопросом.
– Да. А ты… Мэйзри?
Слабая улыбка осветила ее черты. У нее было своеобразное, слегка асимметричное лицо, как на картинах Модильяни. Длинные черные волосы рассыпаны по плечам. В них поблескивала седина, хотя она, несомненно, была еще молода.
– Мне было видение, – сказала она.
Широкая улыбка раздвинула ее слегка кривой рот.
– Вы и мысли читаете? – спросила я.
Ветер, гуляющий меж полуразрушенных стен, унес вдаль звук ее смеха.
– Нет, миссис. Я читаю по лицам, а…
– А мое – открытая книга, я знаю об этом.
Какое-то время мы стояли рядом, глядя на небольшие подтеки грязи на камне и жесткую бурую траву, которой порос церковный двор.
– Говорят, вы Белая Дама, – выпалила вдруг Мэйзри.
Я чувствовала, что она внимательно меня разглядывает, но не ощущала никакой нервозности, обычной в таких случаях.
– Да, говорят, – согласилась я.
– О…
Она не сказала больше ни слова, просто стояла и рассматривала свои ноги, длинные и изящные, одетые в шерстяные чулки и кожаные сандалии. Мои собственные ноги, обутые более надежно, стали замерзать, и я подумала, что, наверное, она озябла до костей, если находится тут уже какое-то время.
– Что вы здесь делаете? – спросила я. – Аббатство – прекрасное тихое место в хорошую погоду, но не в холодную зимнюю слякоть.
– Я прихожу сюда подумать, – сказала она, погруженная в свои мысли, и слабо улыбнулась.
О чем бы она ни думала сейчас, мысли ее были не очень веселыми.
– Подумать о чем? – поинтересовалась я, пристраиваясь на камне рядом с ней.
На могильной плите была изображена фигура поверженного рыцаря, прижимающего к груди кинжал, рукоять которого походила на крест.
– Я хочу знать – почему! – с жаром сказала она.
Ее худое лицо вдруг побледнело от гнева.
– Что «почему»?
– Почему! Почему я вижу, что должно произойти, но ничего не могу сделать, чтобы остановить это или изменить. Какая польза от такого дара? Это не дар, а проклятие, хотя я ничем не заслужила его!
Она обернулась и злобно взглянула на Томаса Фрэзера, безмятежно смотрящего из-под шлема, сложив руки на рукояти меча.
