В мифологии Древнего Египта оральному сексу уделялось особое место. Бог Осирис прибегал к нему, чтобы восполнить свои иссякшие силы. Он поручал эту важную миссию своей сестре и верной подруге Исиде. А вот отец Осириса Геб обходился без посторонней помощи. Кстати, современный сексопатолог Альфред Кинси утверждает, что минет могут делать только двое из тысячи простых смертных.
Классический пример написания иероглифами имени Клеопатра
В Древней Греции гетер (куртизанок) специально обучали тонкостям феллацио. Этот способ был одновременно их привилегией и проклятием, поскольку законные жены всячески избегали феллацио. Великий философ и оратор Демосфен говорил: «Гетеры нам необходимы для удовольствия, наложницы — для удовлетворения ежедневных потребностей, а жены — для продолжения рода и управления домом».
Древние римляне оказались агрессивнее греков-эллинов и в вопросах секса. Если поклонявшиеся Зевсу мужчины видели в феллацио пассивное наслаждение, отводя его активную часть женщине, то воины Юпитера относились к такому способу как к проявлению слабости. Мужчины в Римской империи стремились главенствовать и здесь, управляя динамикой и глубиной процесса. В Риме двойственное отношение к феллацио только усилилось. Его часто применяли в качестве наказания. Земледелец, поймав вора с поличным, мог здесь же принудить его к оральному сексу.
Легионеры рассказывали легенды о египетской царице Клеопатре, которая за одну ночь удовлетворяла таким способом сто патрициев. Эти истории, обрастая все новыми интересными подробностями, обошли много стран. Греки стали называть Клеопатру не иначе как Мериохане (та, что всегда готова для 10 тысяч мужчин), или Хеилон (толстогубая).
Чем дальше маршировали легионеры, тем больше Рим использовал сексуальный опыт покоренных народов. Вслед за египетскими и финикийскими проститутками римские куртизанки начали мазать губы красной краской, чтобы они напоминали женский половой орган. С течением времени истоки этого обычая забылись, и губы теперь красит большинство женщин. В Помпеях археологи нашли первую рекламу феллацио. Надпись на стене гласит: «Лахим (имя проститутки) предоставляет свою голову за полсестерция»).
На Древнем Востоке к оральному сексу относились с великим благоговением. В Древнем Китае сперма почиталась священной и не должна была пропадать ни при каких обстоятельствах. Если женщины не желали ее глотать, они собирали и подмешивали священную жидкость в различные блюда. Китайцы верили, что подобного рода кушанья питают мозг.
А индийцы в технике орального секса не знали себе равных. В легендарном трактате «Камасутра» описаны все виды феллацио. Из Индии данная культура перекочевала к арабам. Хорошо были знакомы с оральным сексом индейцы. В так называемый доколумбийский период в Южной Америке были очень популярны двусторонние кубки. Одна часть походила на мужской половой орган, другая — на женский. Пьющий мог выбирать, какой стороной подносить кубок к губам, чтобы получить большее удовольствие.
Христианская церковь объявила оральный секс извращением и грехом. Разрешалась только «миссионерская поза», и то в законном браке и сугубо для продолжения рода.
Следует заметить, что Клеопатра не теряла голову от любви. Она мгновенно умела оценить особенности «нужного мужчины» и сразу к ним приспосабливалась.
Цезарь, чья страна была втянута в войну, выступал на стороне ее мужа Птоломея — с этим мальчиком у Клеопатры начались серьезные разногласия. Клеопатре жизненно важно было повидаться с Цезарем — человеком умным, расчетливым, искушенным во всех видах разврата.
Цезаря могло удивить что-то совершенно необычное. И Клеопатра проникла в покои Цезаря самым экстравагантным путем — тайно подплыла к стенам Александрии, затем Аполлодор перенес ее в резиденцию великого римлянина в огромном свернутом ковре.
Дерзкий, мальчишеский поступок сразу вызвал у Юлия Цезаря симпатию и интерес к юной царице.
Давайте выслушаем мнение Гая Эветония Транквилла (ок. 70–40 гг.), автора произведения «Жизнь двенадцати цезарей», считавшего: «… не лишним вкратце изложить все, что касается его (Цезаря — В.П.) наружности, привычек, одежды, нрава, а также его занятий в военное и мирное время.
Говорят, он был высокого роста, светлокожий, хорошо сложен, лицо чуть полное, глаза черные и живые. Здоровьем он отличался превосходным: лишь под конец жизни с ним стали случаться внезапные обмороки и ночные страхи, да два раза во время занятий у него были приступы падучей. За своим телом он ухаживал слишком даже тщательно, и не только стриг и брил, но и выщипывал волосы, и за это его многие порицали. Безобразившая его лысина была ему несносна, так как навлекала насмешки недоброжелателей. Поэтому он обычно зачесывал волосы с темени на лоб; поэтому же он с большим удовольствием принял и воспользовался правом постоянно носить лавровый венок.
И одевался он, говорят, по-особенному: носил сенаторскую тунику с бахромой на рукавах и непременно ее подпоясывал, но слегка: отсюда и пошло словцо Суллы, который не раз советовал аристократам остерегаться подпоясанного юнца.
Жил он сначала в скромном доме на Субуре, а когда стал великим понтификом, то поселился в государственном здании на Священной дороге. О его великой страсти к изысканности и роскоши сообщают многие. Так, говорят, что он отстроил за большие деньги виллу близ озера Немт, но она не совсем ему понравилась и он разрушил ее до основания, хотя был еще беден и в долгах. В походы он возил с собою штучные и мозаичные полы.
В Британию он вторгся будто бы в надежде найти там жемчуг: сравнивая величину жемчужин, нередко взвешивал их на собственных ладонях. Резные камни, чеканные сосуды, статуи, картины древней работы он покупал по таким неслыханным ценам, что сам чувствовал неловкость и запрещал записывать их в книги. В провинциях он постоянно давал обеды на двух столах: за одним возлежали гости в воинских плащах или в греческом платье, за другим — гости вместе с самыми знатными из местных жителей. Порядок в доме он соблюдал в малых и больших делах настолько неукоснительно и строго, что однажды заковал в колодки пекаря за то, что тот подал гостям не такой хлеб, как хозяину, а в другой раз казнил смертью своего любимого вольноотпущенника за то, что тот обольстил жену римского всадника, хотя на него никто и не жаловался.
На целомудрии его единственным пятном было сожительство с Никомедом, но это был позор тяжкий и несмываемый, навлекший на него всеобщее поношение. Я не говорю о знаменитых строках Лициния Кальва:
„…и все остальное,
Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок“.
Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до н. э.) — древнеримский государственный деятель и полководец, страстный любовник Клеопатры
Умалчиваю о речах Долабеллы и Куриона-старшего, в которых Долабелла называет его „царевой подстилкой“, и „царицыным разлучником“, а Курион — „злачным местом Никомеда“ и „вифинским блудилищем“. Не говорю даже об эдиктах Бибула, в которых он обзывает своего коллегу вифинской царицей и заявляет, что раньше он хотел царя, а теперь царства; в то же время, по словам Марка Брута, и некий Октавий, человек слабоумный и потому невоздержанный на язык, при всем народе именовал Помпея царем, а Цезаря величал царицей. Но Гай Меммий прямо попрекает его тем, что он стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам».
А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлег на золотом ложе и как растлен был в Бифинии цвет юности этого потомка Венеры: мало того, когда однажды Цезарь говорил перед сенатом в защиту Нисы, дочери Никомеда, и перечислял все услуги, оказанные ему царем, Цицерон его перебил: «Оставим это, прошу тебя: всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты!». Наконец, во время галльского триумфа его воины, шагая за колесницей, среди других насмешливых песен распевали и такую, получившую широкую известность:
Галлов Цезарь покоряет, Никомед же Цезаря:Нынче Цезарь торжествует, покоривший Галлию, —Никомед же торжествует, покоривший Цезаря.
На любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен. Он был любовником многих знатных женщин, в том числе Постумии, жены Сервилия Сульпиция, Лолии, жены Авла Габиния, Тертуллы, жены Марка Красса, и даже Муции, жены Гнея Помпея. Действительно, и Курионы, отец и сын, и многие другие правители попрекали Помпея тем, что из жажды власти он женился на дочери человека, из-за которого прогнал жену, родившую ему троих детей, и которого не раз со стоном называл своим Эгисфом[26]. Но больше всех остальных любил он мать Брута Сервилию: еще в свое первое консульство он купил для нее жемчужину, стоившую шесть миллионов, а в гражданскую войну, не считая других подарков, он продал ей с аукциона богатейшие поместья за бесценок. Когда многие дивились этой дешевизне, Цицерон остроумно заметил: «Чем плоха сделка, коли третья часть остается за продавцом?» Дело в том, что Сервилия, как подозревали, свела с Цезарем и свою дочь Юнию Третью.
