— Витя, дыши полной грудью. Чистый кислород с легким ароматом хлорки. Стимулирует любовь к жизни. Красота!
— Где? — уныло спросил Файнберг, разглядывая бескрайний бетонный забор.
— За воротами, друг мой! За вот этими аккуратными серыми железками скрывается мир строгого порядка и военной симметрии. Гармония человека с идиотизмом!
Профессор добрался до крыльца проходной и постучал в дверь. Учитывая явную безобидность посетителей, Батыров высунул нос наружу и спросил, блистая армейской вежливостью:
— Кого нада?
— Здравствуйте, — любезностью на любезность ответил Виктор Робертович.
Солдатик, забыв ответить, уставился на источающие неземные запахи пакеты.
— Будешь? — просто спросила Виктория Борисовна, протягивая башкиру банан.
— Заходи, — ответил Батыров, осторожно принимая угощение и отступая от порога назад.
Визитеры не успели войти, как обмякшая желтая шкурка вылетела наружу, в сторону сугроба с урной. Оперативную легенду о сыночке по фамилии Рыжов Батыров слушал под жареные пирожки с мясом. Соглашаясь, что проведать чадо совершенно необходимо, он что-то мычал сквозь набитый рот. Круглое лицо удовлетворенно дышало доверием. Через пятнадцать минут худенький боец на треть уничтожил содержимое пакета. Зато отработал его на сто процентов. На последней странице «Журнала сдачи дежурств» красовалась четкая схема прохода к учебной базе номер два. По данным Батырова, именно там выполнял воинский долг перед Родиной знаменитый Рыжов. Не затягивая сцены прощания, Виктория Борисовна хлопнула солдата по плечу:
— Служи, батыр!
Тот поспешно исчез в недрах контрольно-пропускного пункта, бережно прижимая к груди пакет с остатками еды.
Возможно, причина торопливости заключалась в тяге к пирожкам. Возможно — в двух мордатых сержантах, уверенно шагавших к проходной. Хана мазнула взглядом по упитанным физиономиям старослужащих и прошептала про себя: «Держись, башкир».
Профессор ее не услышал. Для человека сугубо гражданского открывшаяся взору обещанная армейская красота простиралась от ворот до границ здравого смысла и дальше. Пресловутые прямоугольники сугробов бессмысленностью напоминали труды Малевича и Сизифа. Виктория Борисовна и Файнберг уверенно двинулись к учебной базе номер два. Но не успели они дойти до ближайшей казармы, как со стороны КПП раздался негромкий крик. Хана притормозила и оглянулась.
— Придется вернуться, — резко сказала она, придержав профессора за рукав.
— Мы что-то забыли, Витя? — недоуменно поинтересовался тот.
— По инструкции, информаторов положено беречь, — прозвучало в ответ.
В конечном пункте стремительного броска их не ждали. На КПП царила полная идиллия для ублюдков. Крепкого телосложения прыщавый сержант подкреплялся пирожками. Он выдавливал в рот фарш и отрывал тесто кусками. Обильно смоченные слюной остатки летели через комнату, в лоб рядового Батырова. Тот стоял на четвереньках, оседланный мордатым старшиной. На скуластом лице башкира алели два смазанных кровоподтека, по щекам текли скупые слезы обиды. Огрызки пирожков шлепались, отскакивая ото лба, и прыгали по полу как мячики.
— Жри, чурка! — гоготал сержант. — Мы-то всегда поделимся!
Старшина пригибал голову Батырова, тыча носом в объедки.
Дверь потихоньку открылась, впуская Хану и профессора.
— Отпусти парнишку, — негромко, без всякого выражения, сказала женщина.
Все трое уставились на заступницу. В глазах Батырова сквозь затравленное выражение безысходности промелькнул лучик надежды — и угас. Вид двух пожилых людей с большим полиэтиленовым пакетом страха не внушал. Даже наоборот. Старшина настроился на игривый лад:
— Не серчай, бабуля. Мы же шуткуем. Ща, поучим малость и... опустим! — довольный собственным казарменным юмором с тюремным колоритом он громко заржал.
Сержант надкусил очередной пирог, выдавливая начинку в улыбающийся рот.
— Зря вы хамите, — как-то безразлично, с ледяным спокойствием, произнесла Хана. — Это чревато.
Она сняла с аппарата телефонную трубку, произведенную еще в годы сталинского монументализма. По массивности изделие «Завода Твердых Пластмасс имени товарища Клары Цеткин» больше напоминало модную ныне бейсбольную биту. Звонить Хана не стала. Вместо ожидаемых бессильных нравоучений сержант получил страшный удар в голову. Он еще оседал по стенке, а старшина уже хрипел в удавке из телефонного провода, судорожно хватая воздух руками. Освобожденный от груза на спине Батыров остался стоять на четвереньках, округлив узковатые восточные глаза. На его губах зарождалась недоверчивая детская улыбка.
Старшина стремительно синел. Удар по голени, а затем в живот поставил его в колено-локтевую позу, лишив последних надежд на сопротивление.
— Жри, — сказал все тот же равнодушный женский голос. — Мы тоже всегда поделимся.
Перед самым носом «деда» Российской Армии, сквозь красную пелену удушья, белел раздавленный ошметок теста. Хрипя, он снял его с пола зубами и, не разжевывая, попытался проглотить. Кусок застрял в сдавленном горле. Глаза старшины закатились, и он потерял сознание.
Хана действовала жестко и стремительно, как автомат, выполняющий заданную программу. Оба бессознательных тела были ловко зафиксированы собственными ремнями. После этого состоялось приведение ублюдков в чувство с показательным кормлением остатками пирожков. Раздавленные и униженные, не осознающие толком, что произошло, сержант со старшиной боялись, давились, но ели.
— А теперь слушайте, твари, и всем передайте, — сказала Хана, когда кулек закончился. — Если хоть один из вас подойдет к парню ближе чем на десять метров, мне позвонят. Тогда ваши яйца на дембель поедут отдельно. Заказной бандеролью. Вареными. Все ясно?
На прощание Виктор Робертович обернулся и сказал, сдерживая клокочущее внутри негодование:
— Кастрацию, если понадобится, могу сделать лично. Без наркоза!
От того, что он не кричал и выражался интеллигентно, получилось жутковато.
* * *
Четыре джипа с бригадой Бая возникли у ворот мотострелкового батальона из сырой зимней хмари, как НЛО у коровника.
В головной машине сидел лично господин Бурков, по случаю похмелья пребывающий в мрачной и злобной депрессии. Четырехдневная щетина пучками торчала в разные стороны, придавая ему вид растерянного дикобраза.
— Здесь! — уверенно произнес Бицепс, вылезая с водительского места. — Сейчас мы этого лоха с камнем выцепим. От нас не свалишь!
— Рыжов И. Н. — По бумажке прочитал Краб, присоединяясь к напарнику. — Пойдем поищем потихоньку.
Бай кивнул, брезгливо глядя на обшарпанный бетонный забор части. Выходить из машины не хотелось. Из остальных трех джипов показались типично мордатые молодые люди.
— Скажи команде, пока все в запасе, — буркнул Бай первому подошедшему за инструкциями братку.
Бицепс с Крабом уверенно направились к КПП. Однако враг не прошел. Не на шутку осмелевший башкир Батыров гордо выпрямился во все свои сто пятьдесят два сантиметра над уровнем плаца и двери не открыл, сказав коротко:
— Не положена!
Граница осталась на замке.
— Ну че, может ломанемся в ворота? — предложил Краб, поглаживая стоящую между колен «помповуху».
— Давай в объезд. Нам шум ни к чему, — ответил Бай. — Ща набегут полные трибуны, и камешек уйдет. Паук сказал — лимона два баксов.
Сумма убедила всех. Хлопнули дверцы, взревели моторы. Как обычно, нормальные герои поехали в объезд.
В бригаде Бая было много людей. Хороших и разных. Разных, правда, несколько больше. После неудачи на КПП отыскалась и пара человек, знакомых с Вооруженными Силами изнутри.
— Дыра в заборе есть обязательно! — авторитетно сказал один из них.
— Я чё, крыса, в дыру лезть? — обиделся похмельно-мрачный бригадир.
— Да не, там наверняка на грузовике можно въехать! — сказал второй эксперт. — А то вручную придется натыренное волочь. Это ж у прапоров грыжи до земли бы болтались.
Оба эксперта в свое время служили в различных «...батах» — один в «строй...», другой в «дис...» — и предмет знали досконально.
Бетонная ограда кончилась у какой-то деревушки, возле самого леса. Отсюда в расположение части вела хорошо наезженная просека. Раздался всеобщий вздох облегчения. По просеке джипы выехали на накатанную грунтовку и встали неподалеку от какого-то барака. Бай вылез на подножку машины и скомандовал:
— Двое на скамейке запасных, у тачек. Остальные со мной. Стволы без команды не светить!
Бицепс с сомнением покачал головой:
— Слышь, шеф, на кой нам пушки? Ты видал этих орлов? Они строем ходят, чтобы их ветром поодиночке не снесло.
Краб коротко хохотнул, но помповуху спрятал под полой длинного кожаного плаща.
— Все. Старт! — Бай спрыгнул в грязную колею.
