носила его под сердцем. И каково ей было умирать, зная, что оставляет свое единственное дитя один на один с большим и враждебным миром? Я остро сочувствовала этой женщине и ощущала с ней родство. Как-никак, она тоже была жрицей. И это все, что я о ней знаю.
В конце концов, я надела платье, сохранившееся лучше остальных. На нем чувствовались еле уловимые отголоски магии. Конечно, для начала пришлось его как следует вытрясти, но я не жаловалась. Глядя на платье, я не сомневалась, что сшито оно было в Антриме: темно-синее, плотное, с укороченным подолом, чтобы было удобней по горам бегать. Золотистая вышивка вилась по рукавам, горловину украшали солнечные камни.
В сундуке нашлись плащи с обувью и даже изящные костяные гребни со шпильками. Стараясь не думать о том, что все эти вещи принадлежат умершей женщине, я наскоро привела себя в порядок. Вымела метелкой всю пыль и паутину, вытрясла оставшиеся вещи и одеяла, потом развесила на дереве проветриваться.
Обойдя сруб кругом, обнаружила грибы с толстыми ножками и бурыми мясистыми шляпками. В горах такие не росли, и я не знала, съедобны они или нет, но все-таки решила собрать. Спрошу у Ренна, не отправимся ли мы на встречу с богами раньше срока после подобной трапезы? Неохота погибать зазря.
Кстати, куда лестриец запропастился?
Думаю, не случится ничего страшного, если я схожу его поискать.
Конечно, идти куда-то в совершенно незнакомом лесу было верхом глупости, но тропа вела сама. Я шла, по пути обрывая ягоды клюквы. От сока, чуть кисловатого, щипало язык и губы. Все вокруг казалось нереальной сказкой.
Равнина!
Какой разной она бывает. В прошлый раз я видела бескрайние поля, алеющие маками, пыльные дороги и степь. Сегодня – могучий лес под жемчужно-серым осенним небом. Этот мир стремительно прорастал во мне, и я становилась его частью, моя суть возвращалась в давно покинутый дом.
Плеск воды подсказал, что озеро совсем рядом. Сквозь переплетение ветвей виднелись осколки зеркальной глади, поблескивающей в утреннем свете.
Шла я, подняв подол, и старалась не наделать лишнего шума, не хотела быть обнаруженной раньше времени. Мох упруго прогибался под ногами, ветви лещины тянулись ко мне, словно руки, мягко скользили по плечам и икрам, ласкаясь.
На берегу лежала его рубашка.
И штаны с сапогами.
Там же покоился нож и освежеванная заячья тушка.
Прислонившись к молодой осине, горящей алыми листьями, я замерла, укрылась, как мелкий зверек. Сердце скакало и переворачивалось. Мешало дышать.
Несколько больших сильных гребков, и он выплыл на середину озера. Я видела треугольную спину с пластами мышц, которые выделялись на лопатках, как крылья, и от этой красоты захватывало дух. Как и от того, что я стою под сенью гостеприимного леса и смотрю, не в силах отвести взгляд. А Ренн даже не знает, что я пришла.
Мгновение – и никого нет, только на поверхности лопнуло несколько пузырей. Как гибкий змей, он проплыл под водой и вынырнул, наделав шуму и испугав какую-то мелкую птицу, что сидела на ветке у воды. Нащупав ногами дно, Ренн медленно пошел к берегу. Вода отхлынула, открывая плечи и грудь, твердый живот и убегающую вниз темную дорожку.
– Я, конечно, знал, что у тебя совести маловато, но чтобы настолько! – внезапно он остановился. – И давно ты подглядываешь?
Я закусила губу, чувствуя, как отчаянно полыхают щеки, но при этом не нашла в себе сил отвернуться. А он смотрел с искренним весельем в глазах, будто холодная вода смыла всю усталость и боль. И было в этом взгляде что-то неподвластное пониманию, но безумно притягательное.
Впервые довелось увидеть его без рубашки при свете дня. Сложен Ренн был безупречно. Грациозный и сильный зверь, вышедший из озерных глубин. Под гладкой кожей перекатывались тугие мышцы, когда он брызгал себе на плечи и грудь. Ручейки стекали с волос на плечи и, сливаясь, бежали ниже – дорожкой к пупку, а потом исчезали в покрытой рябью воде.
– Иди ко мне, – произнес чуть хрипло, тихо, но я услышала.
И пошла.
Разувшись, замерла у кромки воды. Медленно расшнуровала корсаж, стянула через голову платье и бросила поверх вещей лестрийца, оставшись в тонкой сорочке.
Я не боялась холодной воды. Дома часто купалась под водопадами и ныряла в ледяные горные реки. Все искатели были выносливы. Но сейчас била странная дрожь, и озноб этот сменялся жаром, рождающимся в животе и заставляющим пылать все тело.
Он не отрывал от меня взгляда ни на миг.
Облизнув губы, я сделала первый шаг. Дно было мягким и илистым, подводные растения, играясь, трогали лодыжки и колени. Без лишних слов Ренн обхватил меня руками за талию и, уронив себе на грудь, затащил в воду по самую шею. Я только пискнуть успела, когда холодная вода обожгла живот.
– И чего тебе на месте не сидится, неугомонная ты девчонка?
Поборов робость, я опустила ладони ему на плечи. Ноги не доставали до дна, и я могла только болтаться в его объятьях, как кукла. Конечно, удобней было бы запрыгнуть на лестрийца, обхватив ногами талию, но…
– Тебе не холодно? Не хочу тебя заморозить, – он наклонился к самому моему лицу, обдавая жаром дыхания и щекоча кожу щетиной.
– Ничего страшного, будем мерзнуть вместе.
– Я бы предложил вместе погреться.
Чужие руки уверенно подхватили под бедра, сделав то, о чем я только недавно думала. Я и хотела, и боялась смотреть ему в глаза. Видела в них свою погибель и все равно стремилась в эту бездну.
Осторожно и медленно я прогнулась в пояснице и легла на воду. Закрыла глаза.
Его руки проникли под рубашку и поползли вверх. Выше и выше. А потом – ниже, дразня.
Какой там холод, мне было жарко. Я забыла, как надо дышать – притихла, боясь спугнуть эти ощущения.
Наши взгляды встретились, и в груди полыхнуло от той дикой и необузданной жажды, что плескалась на дне его глаз. Я даже на миг испугалась.
– Опусти… рубашку… – то ли приказ, то ли просьба.
Руки сами потянулись к завязкам у горла. Казалось, вода вокруг превратилась в кипяток – обжигающий, сдирающий кожу. И этот миг – откровенный, лихорадочный, намертво отпечатался во мне.
Шелковый шнурок скользил легко. И ворот у сорочки был просторным.
Я видела, как расширяются его зрачки, как хищно трепещут ноздри, и как жадно он смотрит. Чувствовала, как твердые пальцы впиваются в кожу бедер, с какой силой он вдавливает меня в себя.
– Мо-она… – выдохнул он, зажмуриваясь с выражением муки на красивом
