свою церковь, чтобы окормлять эмигрантов за границей. Поэтому аристократы, которых было еще предостаточно в офицерском корпусе, всегда будут иметь право голоса в делах белой церкви.
В 1921 г. белая церковь переехала в Сербию, где образовалась многочисленная русская община. Когда началась Вторая мировая, священники остались под немецкой оккупацией. В конце войны церковные иерархи вместе с тысячами русских эмигрантов бежали от наступавших советских войск в Германию, где постарались оказаться в американской оккупационной зоне. В начале 1950-х гг. священники вместе со многими эмигрантами перебрались в Соединенные Штаты и обосновались в Нью-Йорке.
Шли годы, и потомки первой волны эмиграции и белая церковь сохраняли тесную связь. Это касалось многих известных эмигрантских семей, включая семью Бориса Йордана.
После революции Йорданы много скитались, пока они не осели в Сербии, как и руководство новой зарубежной православной церкви. Дед Бориса Йордана стал лидером местной русской общины – что, впрочем, было лишь тенью того положения, которое он занимал в Российской империи, где его жена была фрейлиной императрицы и каждый день ходила в Зимний дворец. Следуя традициям, отец Бориса, Алексей, окончил созданный офицерами-эмигрантами кадетский корпус. Когда немцы вторглись в Сербию, он вступил в Русский охранный корпус (подразделение вермахта). В конце войны Йорданы бежали в Германию, а оттуда перебрались в Соединенные Штаты. Алексей начал работать в банковской сфере. Он всегда был активным прихожанином и на протяжении нескольких десятилетий служил казначеем, помогая церкви управлять финансами. Его сын Борис, уехавший в начале 1990-х гг. в новую капиталистическую Россию делать деньги, сохранил близкие отношения с отцом и тесную связь с белой церковью.
Так белая церковь, хотя она никогда не была очень большой и богатой, всегда могла рассчитывать на поддержку русской аристократии, такой как семьи Голицыных, Йорданов и др. И последним, кому они и многие другие эмигранты стали бы доверять, была красная церковь, управляемая из Москвы.
После революции коммунисты со своей идеологией воинствующего атеизма уничтожили тысячи оставшихся в стране священников и разрушили бо́льшую часть церквей. Униженная и разоренная, церковь была вынуждена приспосабливаться к советской власти, получив уничижительное прозвище красной. Позже режим смягчил давление, но по-прежнему держал церковь под жестким контролем. На протяжении семидесяти лет в белой церкви считали, что священники в Советском Союзе скомпрометированы сотрудничеством с советской властью. Там справедливо полагали, что КГБ проник на все уровни Московского патриархата.
Зависть и подозрение – с этими смешанными чувствами, в свою очередь, смотрели московские священники на белую церковь. В конце концов, это был единственный идеологический институт, который сумел объединить миллионы русских эмигрантов, живущих за границей от Австралии и Европы до США и Канады. И Московский патриархат ничего не мог с этим поделать.
Не помогало даже то, что две церкви были очень близки друг другу, порой даже географически. Представительство красной церкви в Нью-Йорке располагалось (и находится и поныне) в Свято-Николаевском соборе – здании в русском стиле, с семью куполами и темно-красным кирпичным фасадом с отделкой из известняка, втиснутом между четырехэтажными жилыми домами на 97-й улице в восточном Манхэттене. Резиденция белой церкви всего в семи минутах ходьбы отсюда, на пересечении Парк-Авеню и 93-й улицы, в старинном особняке из красного кирпича с такой же известняковой отделкой.
Во время своего ноябрьского визита в США Владимир Путин, бывший офицер КГБ, пошел на беспрецедентный шаг: пригласил главу белой церкви в российское посольство, на его, Путина, территорию.
Лавр отказался приехать на прием в посольство в Вашингтон и не принял приглашение Путина посетить Россию[296]. Президент понял, что в этом деликатном вопросе требуется более тонкий подход. Возможно, действовать стоило изнутри, найдя в самой белой церкви заинтересованных лиц, которые мягко подтолкнут ее к сближению с Москвой. Но кто может стать таким посредником?
Путин нашел нужного человека в лице Бориса Йордана. Всего полгода назад Йордан сыграл полезную роль в разрешении конфликта вокруг НТВ, и он был готов и дальше помогать Кремлю. Вернувшись в Москву, Путин пригласил гендиректора НТВ на встречу с глазу на глаз. Они долго говорили на разные темы, и Путин особенно интересовался историей семьи Йорданов[297], потом разговор зашел о воссоединении церквей[298].
«Я понимаю, что вы – воцерковленный, глубоко верующий человек», – сказал бывший сотрудник КГБ русско-американскому финансисту, потомку белогвардейского офицера, в свое время бежавшего с семьей от чекистов. «Я считаю воссоединение церквей очень, очень важным делом, – продолжил Путин. – Помочь церквям снова объединиться – это самое важное, намного важнее всего того, что вы делаете на телевидении или в бизнесе»[299].
Йордан воодушевился поставленной задачей. В гэбистском прошлом Путина его ничего не смущало. «Я поддерживаю его, потому что вижу, что он делает: за то время, что он занимает пост президента, он больше людей вывел из бедноты, чем какой-либо правитель в истории России. Да, он был чекистом, но это не значит, что он плохой человек. Он верующий человек, он очень близок к церкви. И в КГБ теперь у всех стоят иконы в кабинетах», – сказал он в разговоре с нами.
Йордан был готов инвестировать свою личную репутацию в предприятие по воссоединению церквей.
Теперь ему нужно было лишь разработать хороший план.
Глава 25
Воссоединение
Небольшой курортный городок Си-Клифф в 40 километрах к востоку от Манхэттена на северном берегу Лонг-Айленда стал домом для многих белоэмигрантов, включая семью Йорданов. Первые русские прибыли сюда еще в 1930-х гг., и с тех пор местная русская община постоянно росла. Эмигранты построили в городе несколько крошечных церквей, увенчанных луковичными куполами, где их дети по пятницам и субботам учили русский язык и основы православной веры. На улицах часто слышалась русская речь. В 1970-е гг., когда Борис Йордан был ребенком, в Си-Клиффе все еще жили люди, помнившие, как большевики выгнали их из родной страны[300].
Теперь Борису Йордану следовало убедить соседей, не забывших о своих корнях и о своем прошлом, в том, что они должны молиться бок о бок с российским президентом, бывшим офицером КГБ.
Йордан понимал, что в одиночку ему не справиться.
В 1990-е гг., пока Борис зарабатывал состояние в России, его отец ездил по стране с лекциями о традициях дореволюционной русской армии. Именно поэтому Алексея Йордана пригласили на путинский Всемирный конгресс соотечественников. Ему очень нравилось внимание со стороны российских военных и чиновников: его семья снова стала важной на родине.
Когда Борис Йордан начал продвигать идею объединения церквей, его отец, хоть и был уже серьезно болен, взялся ему помочь. В августе 2002 г.
