Мое было длиннее. Написав его, я удивилась: оказывается, у меня есть зубы, о которых я даже не подозревала.
'Не захлебнись своим ядом. Я слышала легенды о том, как умирают скорпионы, неудачно приземлившиеся на собственный хвост. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя была такая же нелепая и пошлая смерть (после всех многочисленных супер-эстетичных демонстративных суицидальных попыток)… Забавно, из тех трех эмоций, которые ты у меня вызывал, осталась, как это ни печально осознавать, одна жалость. Это ведь признак слабости — из-за собственных неудач выплескивать агрессию на других людей. Кожи у тебя, что ли, не хватает? Поворачиваешься к кому-то улыбающейся половиной лица, а другим достается полуразложившаяся трупная гниль и мертвый оскал… Обидно, что самую большую боль могут причинить люди, которых зачисляешь в категорию близких. У меня только один вопрос: ты доволен? Этот коммент тебе действительно доставил такое моральное удовлетворение, которое перевесило на твоих внутренних весах все остальное?..'
Мы не могли заснуть, несмотря на позднее время, и переговаривались в темноте. Процесс общения давался с трудом: обе были настолько придавлены, физически и морально, что даже усилия по шевелению языком казались чрезмерными. К тому же меня второй день мучала ангина — высокая температура и резь в горле. Но молчать и не спать было еще тяжелее.
— Он лживый и неблагодарный. И еще он пустой, — в голосе Таисии непреклонные нотки: у нее проблема с полутонами, и то, что перестает быть белым, моментально становится угольно-черным.
— Это не так… — Я пытаюсь его защитить, хоть отчасти. Хотя могла бы предъявить ему гораздо больше: о многом Таисия просто не знает. — У него две души, тесно переплетенные, врастающие друг в друга. Одна — ледяная и злая, с раздвоенным языком и кислотной слюной, обжигающей всякого, кто имеет неосторожность к нему приблизиться. А вторая — маленький испуганный ребенок, сирота, тянущийся к теплу и ласке и старающийся понравиться всем и каждому. Ты же сама это знаешь.
— Раньше я тоже так думала. Бальдр и Локи, внутренний и внешний. Но, видишь ли, оказалось, что оба эти персонажа — внешние. А вот что внутри? Раньше я испытывала к нему два чувства: восхищение и острую жалость. Восхищение прошло несколько дней назад, когда я заглянула на сайт его блистательного друга и спонсора Атума. Впрочем, я ведь уже говорила — ты просто не хочешь слышать. Тексты Атума кажутся ужасно знакомыми: темы, интонации, словарное предпочтение… даже манера каждое предложение начинать с новой строки. Получается, что Бэта — как творца, обладающего собственным языком — не существует. Он всего лишь калька Атума, его ослабленная копия. А жалость… Жалость исчезла после сегодняшней его низости. Напрочь. Словно огненный смерч высушил, выжег неглубокое болото в душе. И слава Богу. Теперь там сухо. И чисто.
— Я рада за тебя…
— Как бы я хотела сказать о тебе ту же фразу!
— … Ведь он же не половинка тебя. Даже не четвертинка — морок. Бесовское наваждение. 'Редкостный урод' — так выразился о нем Инок. Ты знаешь, как я отношусь к Иноку, но и плохой человек может высказываться умно. Редкостный — букет пороков и извращений, находка для психолога и психиатра.
— Но не только. 'Маленький плачущий мальчик', ты забыла? Вороненок со сломанным крылом…
— Маска плачущего мальчика. Почитай Масодова, прошу тебя! Это его кумир. Тебя может вытошнить на третьей странице, но пересиль себя и почитай — чтобы понять, за кем он идет, кто открывает ему последние высокие истины, приподымает завесу над тайной жизни и смерти.
— Я читала. Это все наносное — готическая поза.
— Я не понимаю тебя, не понимаю! Тебе же всегда нравились сильные люди. С самого раннего детства, помнишь? Помнишь, в три года ты говорила, что у тебя есть два волка, которых никто не видит и которые тебя охраняют? Из детства же твоя фраза — четыре любимых слова на букву 'в': ветер, воля, волки и слово 'вечность'… Каждую ночь ты улетала в один из параллельных миров, где училась магии, ездила на верховом волке ростом чуть поменьше слона и участвовала в регулярных 'борках' со львами, по типу гладиаторских: зверя нужно было уложить на обе лопатки, не причинив при этом ни малейшего вреда…
Таисию утянуло в воспоминания, словно в светлую воронку. Неудивительно: мое детство намного более отрадное место, чем сегодняшний день. Даже голос ее изменился — завибрировал и потеплел. Я подыграла ей:
— Я помню, ты постоянно приставала ко мне, маленькой, с дурацким вопросом: кем ты была раньше?
— Потому что дети лет до трех-четырех часто помнят прошлые жизни. А ты говорила: 'Отстань! Никем не была…'
— Потому что была стихиалью, но не знала, как это называется.
— Ты настолько любила волков, что будущего избранника видела непременно похожим на этого тотемного зверя. Помнишь? Лет в десять, когда другие девчонки тащатся от Бреда Пита, ты была очарована Мадуевым, легендарным бандитом, который влюбил в себя женщину-следователя в 'Крестах', убедил принести ему пистолет и совершил попытку побега. О нем сняли аж два фильма — художественный, с Абдуловым в главной роли, и документальный, где о нем, захлебываясь от восторга, говорила ясновидящая Джуна. Помню, я пыталась охладить твой пыл, доказывая, что Мадуев лишь красиво ухаживал — цветы, дорогие подарки, но сам был холоден и циничен. И женщине, ради него отсидевшей восемь лет, даже ни разу не написал на зону. На это ты парировала, опустив глаза и таинственно улыбаясь, что да, не любил и был холоден, но лишь потому, что не встретил свою единственную (намек прозрачен!), которая сумела бы увести с пути грабежей и убийств. Помнишь?..
— Еще бы.
— Сильная личность, одинокий волк, печальный демон… А сейчас? В нем же от женщины больше, чем от мужчины. Причем, не лучших, а худших качеств: капризная, истеричная, ползарплаты тратящая на косметику… Бедная, бедная, бедная Айви! Какое счастье, что ты не на ее месте, что его пронесло мимо тебя! У тебя сильный ангел-хранитель — он прикрыл тебя своим крылом, и это темное существо не заметило твоей невыносимой женственности. Знаешь, кто он для тебя? Посланный сниже. Бывают посланные свыше — ангелы или Учителя. А он сниже…
Ее слова — камни (каждое следующее бьет больнее), или угли, прожигающие насквозь… или птицы, неотступно преследующие и клюющие в затылок.
— …Впрочем, извини, — Таисия резко поменяла тон, словно споткнулась на ровном месте. — Как бы я тут ни изощрялась, ни разоблачала его перед тобой, ни обривала налысо — все впустую. Сердцу не прикажешь. Особенно столь сумасшедшему, как твое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
