в сторону Рунд и одарил ее таким же кровавым оскалом. – Потому что вы еще не знаете, на что она способна. И что она сделала.
– Надо будет – сами спросим. Иди давай. – Горик протиснулся мимо Рунд, оттолкнув ее в сторону. Подошедший Мушка, пряча глаза, протянул ей веревку, и Рунд послушно подняла руку.
«Скррррвам».
– Проснулась, значит. – Когда они встали один за другим и двинулись в прежнем порядке, Фед снова заговорил: – Первая печать не самая сильная. Да и мать давно уже ослабла. Не думал, что очнется от такого долгого сна. Ну да поворачивать назад нет смысла. Мать уже нас чует.
Голос Феда гулко звучал под каменными сводами, и Рунд понятия не имела, о какой матери он говорит, но все равно почувствовала, как волосы ее шевелятся на затылке. Шли они не прочь от странных звуков – к ним навстречу. Рунд представила, как во тьме, поджидая их, прячется монстр с коварно раззявленной пастью. И они покорно идут к нему на заклание. В лицо подул легкий ветер. Пещера поднималась вверх, а после сменилась лестницей с узкими, в один шаг, ступенями, утекающими во мрак.
– Тихо.
Они остановились, и даже Бёв, когда-то бахвалившийся тем, что не боится тьмы, беспокойно озирался по сторонам. Пламя трепетало, почуяв воздух, – но, сколько Рунд ни всматривалась в плотный кокон из мрака, так ничего и не увидела. Слепая глазница продолжала болеть, как будто кто-то упрямо выталкивал в нее новый глаз из черепа.
– Теперь иди прямо, не отступая в сторону. Просто иди. – Горик, к удивлению Рунд, протянул руку и осторожно коснулся плеча Бёва. – И не смотри под ноги. Иначе упадешь.
Бёв сделал первый шаг, и мелкое крошево покатилось из-под его ноги. Камни дробно стучали, перепрыгивая во тьме по ступенькам, а после сорвались в пустоту. Рунд обернулась – Фед стоял, чуть наклонившись вперед, и освещал пропасть, ожидавшую их по обе стороны от лестницы.
– Каменный лабиринт Мадрих. – Петра осклабился, заметив, как переменилось ее лицо. – Вернее, то, что от него осталось. Другого пути нет.
«Нет, нет, нет», – возразило ему эхо. «Скрррррв, скрррррв, скррввв», – согласилось нечто, скребущееся в туше горы.
Руки похолодели, и Рунд едва удержалась от желания шагнуть за край. Высота пугала и манила – прыгай, девочка, в мои добрые объятия. Я подарю тебе вечный сон, страшно и больно будет совсем недолго. А после – покой. Ты ведь этого хотела?
Продвигались они медленно, неторопливо – даже крестьяне боялись этой дороги. Пусть мужики и бывали здесь не раз, бахвалились своей смелостью, но Рунд уверена – не по своей воле. Она никогда не понимала, как можно искренне желать отдать свою жизнь за кого-то? Тем более – за короля. Да и зачем они понадобились Дамадару, если на то пошло? Король семи холмов никогда не перебирался за горы. Единственным разом стала трепка, которую он задал Стеврону. Но когда это было! Что же он задумал сейчас?
– Дамадар решил объявить войну Мегрии?
Горик едва не оступился – настолько неожиданным оказался ее вопрос. Замер, а после двинулся дальше.
– У трясучки три руки. У Дамадара одна. Ты вроде умная девка, так посчитай – сможет ли однорукий победить трехрукого?
Но Рунд, лихорадочно соображая, уже отбросила этот вариант и нашла другой, получше.
– Дамадар хочет выяснить слабые места не Абнера, а императора. Его цель – Тацианская империя и печати, не так ли? Небра хранит их под своей задницей и в портках. Надежнее места в мире не сыскать.
– Ты его видела? – Горик обернулся, и во взгляде его мелькнуло искреннее любопытство.
Рунд хмыкнула. Однажды и мельком – Небра приезжал в каждую из четырех крепостей, прочно обосновавшихся на границах с другими государствами. Каждый правитель мог полюбоваться, насколько сильной была дисциплина в войсках императора. Каждый правитель мог понять, насколько опасен был ун Форца. Рунд запомнила подол красной туники, вышитый золотом, и запах лаванды. Небра не обратил на них внимания и не запомнил лица – зачем? Примерно так же мясника интересовал его товар, разложенный на прилавке.
– Да.
– И как он? На кого похож?
– На деревянную маску. – Горик недоверчиво нахмурился, и Рунд добавила: – Я не вру. Император скрывает свое лицо, так прописано в законах старой империи. Никто не должен видеть его, кроме самых близких людей. В другое время Небра носит маски. Я видела красную, расписанную золотыми завитками. Она улыбалась.
Кто-то из детей, помнится, позорно разревелся, узрев императорское величество. Рунд же было и страшно, и смешно одновременно. И любопытно – сорвать бы эту деревянную скорлупку и увидеть… А вдруг он тоже скрывает какие-то уродства? Рунд коснулась обожженной щеки и поморщилась. Вряд ли. Императоры в ее воображении были прекрасны и смелы, и Небра не мог ее подвести.
– Да и насрать, – отозвался Петра, – и на него, и на маски. Пусть носит что хочет, однажды мы сорвем их все и покажем миру настоящее лицо его сраного величества. Вот будет потеха, я уверен!
– Главное – дожить до того счастливого момента, – откликнулся побледневший Фед. Видимо, гора ему нравилась еще меньше, чем Рунд. Изрытая червоточинами, мертвая каменная туша давила со всех сторон.
Некоторое время их сопровождала тишина, и даже неизвестная тварь затихла. Мать. Данута никогда не упоминала в сказках матерей – разве что богиню, которой раньше поклонялись старики Амада. Праотец и Праматерь – просто и бесхитростно амадцы называли своих богов. Прародители, давшие жизнь всему сущему. Абнер предал не только Наитов, но и своих людей. Он попрал веру – и этого ему многие до сих пор не могли простить.
Даже тацианцы смеялись над ним и называли за спиной «кукольным королем». А себя, разумеется, они считали кукловодами.
– Здесь ступеньки ведут вверх, – глухо отозвался Бёв. – Мне ползти?
– А сам как думаешь? – фыркнул Горик. – Считаешь, тебя кто-то потащит на своей спине? Нет уж. Давай вставай на четвереньки, и вперед. Хочешь – иди, хочешь – ползи. Как больше нравится. Только никуда не сворачивай.
Рунд заметила, что Горик отпустил веревку, – разумно. Бёв вполне способен, не жалея своей жизни, шагнуть в темноту и утянуть за собой мужика в последний полет. Подлым Бёв не был, только если дело касалось друзей.
А сейчас его окружали одни враги.
Идти вверх оказалось куда страшнее. К тому же ступеньки здесь были крутые, разрушились и коварно крошились под ногами. Сколько им нужно еще идти, Рунд не знала, а спрашивать не хотела. Боялась услышать, что впереди их ждут долгие часы в холодной колючей тьме.
«Скррррррррывааааааа».
Звук
