— Ну конечно же, я никому не расскажу.
— Даже Виктору. Особенно Виктору ничего не говори.
Брови Дженни приподнялись.
— Хорошо. Я вообще никому не скажу. Ну, так что случилось?
Резко высвободив руки, Гарриет отвернулась и сделала несколько шагов.
— Мне… мне надо кое-что узнать. Я хочу, чтобы ты мне кое-что сказала.
— Если я смогу.
Гарриет от волнения не знала, с чего начать, она кусала нижнюю губу и снова принялась теребить свой носовой платок. Она явно растерялась, не могла найти верных слов, шевелила губами, но не смогла произнести их. Наконец Гарриет обернулась и взглянула на Дженнифер полными испуга глазами.
— Дженни, — произнесла она дрожащим голосом. Она уставилась на ковер, ей отчаянно хотелось довериться своей невестке, но условности пуританского века сковывали ее. — Мне надо кое-что узнать, но мне трудно говорить об этом. Пожалуйста, помоги мне.
Хотя Дженнифер была того же возраста, что и Гарриет, она вышла замуж и отличалась большей зрелостью, чем ее подруга. Видя, что с Гарриет случилось что-то серьезное, Дженнифер было нетрудно взять на себя роль доверенного лица. Пытаясь успокоить Гарриет, она взяла ее руку и ласково сказала:
— В мире нет ничего такого, о чем мы с тобой не могли бы поговорить.
Гарриет подняла голову, у нее покраснели щеки, глаза горели.
— Мои месячные… — прошептала она. — Дженни, у меня не наступили месячные.
Дженнифер молчала некоторое время, до нее не сразу дошли эти слова и их смысл.
— Гарриет, не может быть…
— Мне трудно об этом говорить, — натянутым голосом сказала расстроенная девушка. — Ты знаешь, как это всегда бывает. Особенно с мамой. Впервые месячные пришли, когда мне было двенадцать, — Гарриет осеклась, — тогда я перепугалась до смерти и подумала, что умру. Я не знала, что со мной происходит! И мама ничем не могла помочь. Она только сказала, что я стала женщиной, велела перестать хныкать и сообщила, что так будет каждый месяц на протяжении всей моей жизни. Мама никогда ничего не объясняла, Дженни. Сказала всего несколько слов о том, что надо менять белье, пользоваться одеколоном, и велела ничего об этом не говорить в присутствии мужчин. Дженни, ты ведь все это знаешь. Мама сказала, что об этом нечего даже говорить, надо сделать вид, будто ничего не произошло. Но Дженни!
Гарриет отчаянно схватила Дженнифер за запястье.
— Я перепугалась, когда это случилось впервые. Но теперь, когда это прекратилось, я до смерти испугалась!
Глубоко задумавшись, Дженнифер смотрела на Гарриет, воцарилась тревожная тишина.
— Дженни, скажи мне, что все это значит. Кажется, я догадываюсь, но мне хочется знать наверняка. Ты ведь можешь сказать мне.
— Гарриет, как давно у тебя их нет?
— Я… точно не знаю.
— Месячные давно опаздывают?
— Дженни, у меня их не было уже два раза.
— Понимаю, — Дженнифер сохраняла полное спокойствие, она все еще держала руку Гарриет, лицо у нее ничего не выражало, будто обе обсуждали, что приготовить на ужин. — Скажи мне, Гарриет, ты не делала… ничего такого, что могло… прервать их?
— Наверно, делала, — последовал робкий ответ.
Дженнифер на мгновение закрыла глаза. Да, какая же это щекотливая тема!
— Дженни, я не знала! Никто мне об этом не говорил! — выпалила Гарриет. Ее лицо выражало испуг, растерянность. Глаза у нее округлились, лицо побледнело. Гарриет была похожа на шоколадную куклу. — Шон говорил, что ничего не будет. И даже в тот раз я не понимала, что мы делаем, мне всегда казалось, что дети появляются после замужества, а не до того. Мы ходили к развалинам Старого аббатства. Сначала меня это застигло врасплох. Затем понравилось. А затем… — она опустила глаза и робко пробормотала. — Мне стало очень приятно.
В сознании Дженнифер что-то вспыхнуло. Стало завидно? Мимолетное, приятное ощущение. Дженнифер кольнуло угрызение, что ее собственный опыт с Джоном кончился разочарованием. Джон вел себя грубо, торопился, не обращал внимания на ее желание. Затем Дженнифер кольнуло чувство вины, она вспомнила, что закрывала глаза и вместо своего мужа в темноте представляла Виктора. Столь незначительный обман помогал ей пережить нечастые притязания мужа, которым супружеский долг обязывал ее подчиняться. Она воображала, что это Виктор, представляла, как бы все получилось с ним — нежно, ласково и без спешки…
— Гарриет, как давно это у тебя случилось с Шоном О'Ханраханом?
— Ну, это случилось… — Носовой платок не выдержал и разорвался. — Это случилось несколько раз. Но он говорил, что ничего не будет. Так он говорил. Дженни! Неужели я во всем виновата?
— К сожалению, виновата не ты, а он.
— Нет! Не говори о нем так. Я люблю Шона О'Ханрахана, и мы собираемся пожениться. Но мы сделаем это тайно, так чтобы отец не мог помешать нам. Обещай мне, Дженни, что ты не скажешь отцу.
— Даю тебе слово, Гарриет, но тебе следует рассказать Виктору об этом.
— Нет!
— Гарриет, он врач. Он может посоветовать, что делать. Может, ты ошиблась. Но если ты права, тогда он подскажет, как поступить.
— Я не могу сказать Виктору! Он начнет презирать меня за это! — Гарриет не выдержала и расплакалась.
Дженнифер обняла ее и крепко прижала к себе. Гарриет плакала так, что платье Дженнифер стало влажным от ее слез, затем начала рыдать и долго икала. Гарриет снова взяла себя в руки, отошла от Дженнифер, вытерла слезы разодранным носовым платком и, запинаясь, сказала:
— Значит, ты считаешь, что со мной случилось как раз это? Что внутри у меня ребенок?
— Если вы с О'Ханраханом что-то делали. Если ты точно знаешь, что вы делали.
— Он говорил, что так ведут себя женатые люди. Он хотел показать мне, как это делается.
Дженнифер кивнула с серьезным выражением лица. В душе она оплакивала то, что Гарриет так быстро лишилась своей девичьей невинности.
— Я подумала, что это невозможно. Правда, я каждый раз так думала. По крайней мере до брака. Но теперь все сделано, и мне приходится мириться с этим.
— Гарриет, — Дженнифер протянула к ней руки. — Пожалуйста, сходи к Виктору.
— Нет! — Гарриет отступила на шаг. — Он убьет меня!
— Да нет, он ничего такого не сделает…
— Нет, сделает! — пронзительно завопила она. — Он убьет меня! Я его лучше знаю. Он такой же, как отец!
— Тогда что же ты собираешься предпринять?
— Мы с Шоном собираемся уехать в Лондон и пожениться.
— Ах, Гарриет.
По лицу Дженнифер тоже потекли слезы, и я посочувствовала ей, ибо в этой ситуации трудно было найти слова.
Гарриет умолкла, одарила Дженнифер таким злым взглядом, что у нас обеих мурашки по коже пробежали, затем обернулась и выбежала из комнаты. Я смотрела ей вслед, видела, как захлопнулась дверь, и повернувшись, с удивлением обнаружила, что Дженнифер все еще находится в комнате. Мне показалось, что сцена на этом должна закончиться, если только не предвидится еще что-то. Поэтому я продолжала сидеть в кресле и наблюдала.
