— Скорее, приятели, — уточнил Виктор. — Я его с самого детства знаю: росли вместе, за одними девчонками бегали. Особенной дружбы между нами никогда не было. Я после школы на ПГС поступил в политехнический, а он годик поработал и в армию. Служил в десантуре. Ну, об этом он уже тебе, наверно, рассказал.
— Было дело, — подтвердила Алька.
— Любит про армию рассказывать. На юрфак он пошел по направлению местного управления МВД. Тогда это непросто было, но его папаша очень постарался. Отец-то у него в свое время тут в исполкоме работал, в отделе капитального строительства. Начальник. Уважаемый человек. Мне, кстати, тоже помог, за что ему большое спасибо.
— Да, вот еще, — оживилась Алька, — помнишь, ты мне про убийство старика-партизана рассказывал?
— Помню, — насторожился Виктор.
— Я тут узнала, что он интервью давал накануне 9 Мая.
— И что с того?
— А то, что не все, что он рассказал, вошло в статью, в том числе и про Апостолов.
— А тебе-то что? Это тебе Островский задание дал? — с недовольством в голосе спросил Виктор.
— Нет, что ты. Он блюдет тайну следствия, и из него слова лишнего не вытащишь. Это моя инициатива. Вадим ничего не знает.
— Не знает, так узнает. Думаешь, Островский эту нитку не дернул? Наверняка уже все проверил и перепроверил. Недаром он у начальства на хорошем счету. Его обычно на самые серьезные дела ставят, умеет, тут ничего не скажешь. Мозги на месте. Я слышал, что еще ни разу не накосячил. Но тут, насколько мне известно, у него с этим делом затык. Гриша ему тоже удружил, ляпнул зачем-то о своих подозрениях, а старика взяли, да и порешили. Вот начальство его и прессует, а у Островского самолюбие играет.
— Догадываюсь, — улыбнулась Алька.
— Ты бы в эти дела нос не совала. Убийца-то на свободе пока. И кто знает, что у него там в голове.
— Это точно, — впервые за все время их разговора согласилась она. — Однако это поинтереснее будет, чем жалобы стариковские разбирать в исполкоме. Вот настоящая практика.
— Послушай моего совета, не лезь. Как-нибудь без тебя разберутся.
— Я и не лезу, — зло бросила Алька. — Наблюдаю со стороны и делаю выводы. А, кроме того, может, мне помочь Вадиму хочется.
На улицу выглянула жена Виктора.
— Идите чай пить, — позвала она. — Что вы там секретничаете?
— Алевтина местными нравами интересуется, — с улыбкой пояс-нил Виктор. — Надо помочь человеку.
— Нравы у нас простые, — заметила Наталья. — Не то, что в столице. Там своя психология, а здесь своя.
За чаем Виктор спросил, правда ли, что она пообещала написать портрет Григория.
— Правда, — подтвердила Алька. — Хочет, чтобы я изобразила его шляхтичем.
— Бери выше. Не просто шляхтичем, а самим князем. Он тебе верно репродукцию с портрета Доминика показывал?
— Показывал, — призналась она.
— У него с ним мистическая связь, — давясь от смеха, пояснил Виктор. — После того, как его в тоннеле присыпало, он помешался на Радзивиллах и особенно на этом Доминике. Втемяшилось ему в голову, что якобы и в нем есть кровь князей. Бред, конечно. А то мы своей родословной не знаем.
— Как глубоко? — поинтересовалась Алька, которой самой было интересно услышать что-нибудь новенькое о своих предках.
— Как глубоко знаем? — переспросил Виктор.
— Ага.
— До прадедов — точно, а что и кто до них — неизвестно.
— Ну, вот видишь!
— Что видишь? Слухи одни и сплетни, а документов нет. Гриша вон все архивы уже перерыл и даже до Ватикана добрался. Не знаю, что ему там ответили, только смешно все это. Неужели он думает, что Радзивиллы признают его?
— Признают, не признают — это еще неизвестно, а то, что он хочет докопаться до истины — хорошо.
— Он уже докопался, — произнес Виктор с иронией в голосе. — Еле спасли копателя. Повезло ему, что рядом люди были.
— Между прочим, — вспомнила Алька, — я тут в интернете про этого Доминика почитала. Интересная личность.
— Интересная, — согласился Виктор. — Мало таких у нас.
— Это почему?
— Так сложилось, да и не всем это нужно. На других примерах воспитаны.
— На каких?
— Вот возьмем, например, Суворова, — продолжал он, поглядывая на часы. — Музей вон в Кобрине, честь да почет. А знаешь ли ты, чем Александр Васильевич отличился?
— Через Альпы перешел, — вспомнила Алька школьный курс истории.
— Перешел, но до этого дел тут натворил.
— Где тут?
— В Беларуси.
— Расскажи, — потребовала она.
— Извини, не сегодня. Мне завтра в шесть надо быть на объекте.
* * *
Обыск в доме Франца Куцего, как и предполагал Островский, ничего не дал, если, конечно, не считать результатом обнаруженный на чердаке ржавый пистолет ТТ в нерабочем состоянии, судя по всему, пролежавший там не один десяток лет.
«А ведь почерк-то знакомый, — думал Вадим, далеко за полночь сидя у себя в кабинете перед открытым делом Куцего. — Удар характерный. Точно так же был убит старик Юркевский. Сразу видно — одна рука. Значит, кто-то убирает свидетелей и не факт еще, что этот — последний. Теперь начальство с меня не слезет, пока я не приволоку им на веревке убийцу. Душу вынут. Да и отпуск накрылся медным тазом. — Он раскурил последнюю сигарету, чувствуя, как накатывает досада. — Пора, наверно, дернуть нашего шептуна. Не надо было давать ему пустых обещаний, пока не разобрался, что он там выторговывал. Интересно, зачем он приходил к Францу накануне покушения? Какие у них там могут быть дела? Темнит Гриша что-то, определенно темнит. Переменился вдруг, стал говорить загадками, в Минск зачем-то мотался… Не дожал я его тогда, а теперь это будет сложнее сделать. Однако выхода нет, надо как-то попытаться его осторожно расколоть, бережно, без лишнего нажима, чтобы у него в голове снова что-нибудь не перемкнуло. Если он не заговорит, придется мне упираться еще черт знает сколько времени. Завтра — Вадим посмотрел на часы, — нет, уже сегодня, — поправил он себя, — эти два дела объединят в одно, и у меня на руках вместе с трупом окажется невменяемый пострадавший, который, если и заговорит, то неизвестно еще что скажет. Как тут не крути, а Григорий, получается, — моя единственная зацепка. Мой единственный и самый главный шанс».
Он встал и прошелся от стола к окну и обратно.
А что если попросить Виктора, чтобы он с ним переговорил, объяснил этому чудаку, что дело серьезное и лучше бы ему проявить инициативу и добровольно помочь следствию. Виктор — мужик крепкий, правильный, осторожный. Ему долго объяснять не придется. Как только почует, куда все клонится, сразу же смекнет, что лучше тихонько это дело разрулить, без лишней огласки. Зачем им в семье такая история?
Вадим закрыл окно, предварительно метнув в ночь окурок, погасил лампу и уже собирался выйти из кабинета, как вдруг остановился на пороге пораженный догадкой. Как же это я сразу не догадался. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Ведь все ж одно к одному, все факты как на ладони передо мной, а я тут мечусь в раздумьях.
37
5 июня 1942 г. Лесная дорога в 30 км от Несвижа
— Ну вот, дружище, а вы переживали, все складывается, как нельзя лучше, — высказал свое мнение по дороге домой Штольберг, — через два дня посылка будет доставлена вашей тетушке Герде под Мюнхен. Останется только дождаться окончания войны и начать жить в свое удовольствие. Вы пригласите меня в гости похвастаться удачными капиталовложениями или просто погреть кости у камина, вспоминая все эти наши несвижские приключения?
— Тетушке Грете, — уточнил Гетлинг. — А не рановато ли нам делить шкуру неубитого медведя? В целом Лотар был доволен организацией мероприятия. Офицеры благополучно загрузили свои ящики на борт транспортника, проводили его взглядом, подождав пока самолет не превратился в маленькую точку над горизонтом, завели «Опель» и поспешили домой. Оставалось совсем чуть-чуть: преодолеть вот этот лес, потом километров десять по открытой местности, потом браму со шлагбаумом на въезде в город… ну а потом пару дней обождать того момента, когда посылка окажется у адресата. «Вот тогда действительно можно вздохнуть спокойно. В принципе все замечательно, но пока расслабляться не стоит», — подумал Гетлинг и в ту же секунду краем глаза заметил подозрительное шевеление по правую сторону дороги.
— Огонь, — скомандовал своим бойцам Тычко.
— На пол, — заорал Гетлинг. Он быстро пригнул голову к рулю и схватив сидящего рядом Эриха за затылок стукнул лбом о переднюю панель. Пуля просвистела над головами офицеров, высадив окна в обеих передних дверях автомобиля. Следом, слившись в один, прозвучали еще два выстрела. Лотар крутанул руль влево, и через несколько десятков метров, поломав бампером несколько молодых деревцев, остановил «Опель» в мелком редколесье. Он успел крикнуть Штольбергу, чтобы тот притворился убитым, а сам, отворив дверь и прихватив с собой пистолет, выскочил наружу и, как волк, на четвереньках, короткими перебежками скрылся в лесу. Через несколько минут, дав небольшой круг по лесу, Гетлинг уже держал на мушке спины трех тихо подступавших к автомобилю мужиков. Расстояние между Гетлингом и партизанами сократилось гораздо быстрей, нежели между последними и «Опелем». Два выстрела, уложивших замертво по бокам Тычко его подчиненных, окрик «Хенде хох!», заставивший старшину откинуть в сторону свою трехлинейку, поднять и сложить за головой дрожащие руки, отказ мочевого сфинктера — все эти обстоятельства в доли секунды заставили Антона осознать, к чему приводит неисполнение приказа и в какое дерьмо он вляпался.
