«Интересно, — уже в полудреме думала девочка, — когда мы пойдем искать Ромку? Может, им напомнить?»
Стриганов держал Анастасию за руку.
— Знаешь, — печально улыбнулась Анастасия, — так хочется верить в чудо.
— Это ты о чем? — Даниил сжал пальцы подруги.
— Да так. Обо всем. Хочется жить долго и счастливо.
— Значит, все так и будет.
Анастасия вздохнула.
— Да. Но, увы, чудес не бывает. В понедельник мне нужно идти сдавать анализы. Всякий раз волнуюсь. Я, кажется, и не думаю ни о чем, но всякий раз задаюсь вопросом: «Сколько еще осталось: месяц, полгода, год, два?»
— А ты просто живи. Живи и радуйся каждой минуте. И чудо придет. Обязательно. Я буду с тобой рядом. И с нами будет Агатка. А может, мы этого пацана найдем, Ромку, — Стриганов улыбнулся. — Я его почему-то смешным представляю, рыжим и лопоухим, как я в детстве.
— Ну да! — подняла бровь Анастасия. — Ты не смешной и не лопоухий. Ты рыжее солнце ласковое и красивое!
— Ну, после таких слов, я обязательно задеру нос!
— И правильно! Задери! А ты думаешь, что нам надо разыскать этого мальчишку?
— А как же! Мы же пообещали Агате. В понедельник этим и займемся. Сдадим твои анализы, я возьму на работе день за свой счет, и попробуем этот вопрос решить. После анализов зайдем в загс, поставим штампы.
— В понедельник? — опять удивилась Анастасия.
— Не беспокойся, за деньги все возможно.
— Да ты просто Рокфеллер! У тебя так много денег?
— Не Рокфеллер, но на необходимые вещи хватает.
— Да. Чтобы удочерить Агату, штамп необходим.
— Даже не будь этой необходимости, я бы все равно настоял на штампе.
— Зачем?
— Не зачем, а почему?
— Почему?
— Потому что я тебя люблю и хочу, чтобы никто никогда не посмел в этом усомниться. Я Синяя Борода! У! Мое! — и Стриганов, смеясь, сгреб Анастасию в охапку.
Глава 68
Старые секреты
Воскресным вечером Ковард сидел в кресле у телевизора, невидящим взглядом следил за мелькающими картинками на экране и думал о невероятных сюрпризах, которые преподнесла ему судьба в эту последнюю неделю по-осеннему дождливого августа. Эти сюрпризы нельзя было назвать чересчур приятными, хотя предложение Брыкзы о свободной работе над темой, которая действительно вызывала в сознании Аркадия Францевича «творческий зуд», в иное время можно было бы отнести к редкой удаче. Однако Ковард не находил в своей душе и толики радости по этому случаю.
«В чем дело? — спрашивал он себя и по привычке прислушивался, ожидая ответа Злобного Я, но внутренняя тишина заставляла его самостоятельно продолжать собственную мысль. — Неужели меня перестала увлекать эта научная идея, которой я бредил такое долгое время? Возможно, перестала. Но почему? Это ведь не пустая прихоть, а жизненно важное исследование, которое спасет многие тысячи жизней. Взять хотя бы невесту Стриганова. Но почему это меня уже не так волнует, как прежде? Я могу спокойно работать и завтра уже проанализирую первый эксперимент. Еще недавно мысль об этом меня бы взволновала так, что я мог сойти с ума от счастья. А сейчас нет. Я совершенно спокоен. Почему? Эх, Злобный Я наверняка ответил бы на этот вопрос. Но увы. А может, не «увы», а к счастью, Злобного Я больше нет. Да, конечно, к счастью! Я теперь сам могу принимать решения, без чьей-то лукавой подсказки могу отвечать на свои вопросы. Хм… Злобный Я всегда отвечал на мои вопросы. И вот впервые в жизни у меня нет ответа на собственный вопрос. Да, на этот вопрос я не могу ответить. Я не знаю ответа. Хотя если откровенно, то у меня появилось какое-то необычное чувство. Мне кажется, что я все же знаю ответ, только не могу его сформулировать словами. Видимо, это то, что называют интуицией. Интуиция заменила Злобного Я? Как интересно! А что такое интуиция? Интуиция — это мудрость души. О! Точнее формулировки не найти! Мудрость души! А чем был для меня Злобный Я? — Ковард на секунду задумался и дал себе ответ: — Злобный Я — это болтливость моего ума. То есть, исходя из этого, исчезновение Злобного Я говорит о том, что я стал более мудрым. Так? Так».
Ковард по-прежнему вел мысленные диалоги. Однако эти диалоги качественно изменились: в них было больше внутренней свободы и, как казалось Коварду, больше логики.
«Да, я стал другим, — говорил себе Аркадий Францевич. — Я стал целостным, а значит, я не только обрел внутреннюю свободу, но и расширил свои духовные горизонты. Хм… Возможно, расширил. Ведь та часть сознания, которую занимал Злобный Я, теперь свободна. А значит, я могу думать шире. Так? Или нет? Не знаю. Злобный Я был моим внутренним голосом. И определенно он мне мешал. Чем же все-таки мне мешал мой внутренний голос? А мешал он мне тем, что постоянно втягивал меня в какие-то глупые споры, заставлял сомневаться, изменять уже намеченные планы, метаться из угла в угол. Он мне не позволял быть самим собой! Вот! Вот это истина! И я ее наконец осознал».
— Кадик! Чай будем пить? — раздался из кухни голос Эльвиры Павловны.
— Нет, — крикнул в ответ Аркадий Францевич.
— Почему? Чем ты там занят?
— Я смотрю телевизор.
Эльвира Павловна вышла из кухни.
— И что там? Что-то интересное?
— Да ерунда, — ответил Аркадий Францевич, — региональные новости. Как всегда, бред.
Эльвира устремила взгляд в телевизор и пыталась вникнуть в суть передачи.
— Почему бред? Репортаж о детях-сиротах. Это не бред. Это ужасно. Как много несчастных детей, — она покачала головой, — с ума сойти. А какие все хорошенькие.
На экране появилось лицо миловидной девушки, бравшей интервью у работников детдома.
— А вот Рома Иванчук, на судьбу которого выпали нелегкие испытания, попал в Детский дом № 6 несколько дней назад, — бодрым голосом сообщила журналистка.
— Рома, расскажи о себе.
— А что рассказывать? Не знаю.
— Расскажи, кто твои родители, где ты жил все это время, как попал в детдом?
— У меня нет родителей. Нет, точнее, у меня есть папка. Он летчик. И я буду летчиком.
— Ты мечтаешь поступить в летное училище?
— Да. В летное или суворовское.
— Замечательно! Значит, ты хочешь быть военным?
— Да. Ну, если не военным, то следователем. Главное, чтобы у меня было оружие.
— Оружие? Зачем оно тебе?
— С оружием легче жить. Никто тебя обижать не станет. Да и вообще, оружие — это сила.
— Ты хочешь стать сильным?
— Я и так сильный. А еще я хочу быть умным. Учиться хочу.
Кадр сменился, и улыбающаяся журналистка, подводя итог своему репортажу, с пафосом провозгласила:
— Дети-сироты — это забота не только государства, но и всякого добропорядочного гражданина нашей большой страны.
