– А как ты это видишь? – спросила Людка.
– Я вижу что-то типа "Колибри", только круче. "Колибри" – нафталин, это уже не катит. По инерции идет, просто потому, что ничего другого нет, ничего нового и свежего. Московские команды тоже все в одну дуду фигарят. Друг от друга не отличить. Разве только по названиям.
– А ты что предлагаешь? – Людка отхлебнула пива из бутылки и передала ее подруге. – Новую творческую концепцию? Чего ты хочешь?
– Чего я хочу? – спросила Эльвира, принимая бутылку. – Я хочу грести деньги лопатой, вот чего.
– Это похвально. Это мне нравится. Я согласна. Если лопатой. Только чегой-то, я смотрю, в Питере с этим тухло.
– Это потому, что у вас в городе все снулые такие сидят. Как рыбы в отравленной реке. Кстати, очень похоже. И река тут такая… мутная. И погода… Все серенькое. Вот и люди – просто спят на ходу. Сечешь, подруга?
– А в Магадане у тебя что, веселее?
– В Магадане еще хуже. Там вообще ловить нечего.
– Значит, будем завоевывать Питер?
– Да черт с ним, с этим твоим Питером! Нам Москва нужна. Все деньги там.
– Там-то, оно, конечно, там, только кто нам их даст? И за что?
Эльвира закурила и посмотрела на подругу.
– Ты чего? – Люда окинула себя быстрым взглядом. – Чего ты уставилась?
– Думаю. Вот смотри. Приехала я в Питер. Я с Магадана. Ничего не умею. Ничего не знаю. А между прочим, квартиру сняла, живу, денег нет, но ведь не нищая совсем, а? Машинка какая-никакая есть. Обута, одета…
Люда согласно кивнула.
Эльвира действительно была пробивной барышней. Окончив десятилетку в Магадане, она на свой страх и риск рванула в Петербург и с вокзала сразу же пошла в ночной клуб – все ее вещи умещались в небольшой спортивной сумке. Правда, и деньги с собой были небольшие – так, родные собрали единственной дочери в дорогу с миру по нитке.
В ту же ночь, в клубе "Зомби", Эльвира познакомилась с Людой. И так хорошо познакомилась, что ночь провела в ее доме, благо родители Люды уехали на дачу. А когда вернулись, были поставлены перед фактом проживания в их квартире самой близкой, самой лучшей, самой красивой, умной и доброй подруги дочери – Эльвиры, приехавшей из солнечного Магадана.
Эльвира Усова, надо было признать (и родители Люды спустя несколько дней это признали), была девушкой воспитанной, вежливой и ответственной. Она полностью взяла на себя все хлопоты по хозяйству, но при этом не лезла с советами, не готовила, оставляя эту прерогативу матери Людмилы, зато ходила в магазины, подметала, мыла полы, поддерживала идеальную чистоту во всей квартире – в общем, выполняла роль домработницы, как прежде говорили, "за все".
Эта коммунальная жизнь продолжалась две недели, в течение которых Эльвира умудрилась устроиться на работу в какую-то фирму – секретаршей с очень неплохим окладом и сняла комнату. В один прекрасный день во время обеда она торжественно заявила:
– Мария Владимировна, Олег Васильевич! Спасибо вам огромное за все, завтра я от вас съезжаю. Я устроилась на работу и сняла комнату…
– Эльвира! – воскликнула мама Людмилы. – Элечка! Что ты говоришь? Ты можешь пожить у нас еще, если тебе…
– Нет, нет, Мария Владимировна, это невозможно. Я вам так благодарна, так благодарна и признательна, что всегда, если вам понадобится моя помощь, можете на меня рассчитывать. Вы меня в буквальном смысле приютили…
– Да брось, Эля, – сказал Олег Васильевич. – Пустое. Нам это ничего не стоило. И на Людку ты хоть как-то повлияла… А то она у нас совсем была зачуханная…
– Нет, нет, дорогие мои… Я завтра съезжаю. Милости прошу всех ко мне в гости. Только обживусь немного, приведу комнату в порядок.
Обосновавшись в Петербурге, Эльвира проявила чудеса деловой активности. Через полгода она уже переехала в отдельную, вполне приличную однокомнатную квартиру возле метро "Пионерская". Она ее, конечно, не купила, а снимала, но денег хватало и сверх оплаты жилья, так что время от времени Эльвира приобретала для своего дома всякие миленькие мелочи – шторку для ванной, крючочки, вешалки, полочки.
Работала она по-прежнему в той же фирме, занимавшейся продажей недвижимости. Если когда-то, в раннеперестроечную пору, такие конторы открывались чуть ли не каждую неделю и росли, как грибы в сырых лесах Ленинградской области, то теперь их осталось совсем мало. Те, что были ориентированы на откровенное надувательство, исчезли, полубандитские ушли в подполье, осталось лишь несколько солидных, крепких, широко известных. В одной из них – фирме "Гарант" – Эльвира и зацепилась благодаря своей немыслимой коммуникабельности. А еще – благодаря раскрепощенности, свободе от всяческих условностей и очень гибкой морали, о чем она тем не менее не распространялась. Она вообще никогда не болтала лишнего. Если бы родители Люды узнали, что входит в круг Эльвириных обязанностей на работе, они, вероятно, призадумались бы о целесообразности дружбы их дочери с такой незакомплексованной, слишком уж незакомплексованной девушкой. Или, скорее, молодой женщиной.
Через год у Эльвиры уже была машина – не бог весть что, но сравнительно резво бегающая по ухабам Петербурга "трешка". Фирма "Гарант" исправно платила зарплату. Эльвира захаживала в гости к Людиным родителям – не столь часто, чтобы стать в тягость, но и не столь редко, чтобы ее перестали ждать и подзабыли.
Мария Владимировна уже начала ставить Эльвиру в пример родной дочери. Олег Васильевич, будучи человеком более реалистичным, имел свое мнение по поводу карьеры милой провинциалочки и воздерживался от возведения Эльвиры на пьедестал. Он ничего не имел против того, чем занималась, по его мнению, Эльвира, даже в глубине души считал, что это совершенно в порядке вещей. Эльвира в его глазах не падала, он уважал ее трудолюбие и напористость, но хотел верить, что Людочка все-таки выберет менее тернистую и спорную дорогу к благополучию.
А Людочка пока и не думала вовсе ни о каком благополучии и самостоятельной жизни. Ходила в свой институт, а вечером, когда Эльвира заканчивала работу, бежала к ней, и они коротали вечер и ночь в клубах, на концертах или просто дома у магаданской красавицы.
Однако в один прекрасный день спокойная жизнь Людочкиной подруги закончилась.
– Все, милая моя, – сказала Эльвира. – Я больше на работу не хожу. Надо что-то думать.
– Тебя уволили? – испуганно спросила Люда.
– Ага. Да еще как!..
Люда разделяла мнение своего отца о специфике работы подруги в процветающей фирме и несоответствии ее зарплаты возложенным на Эльвиру обязанностям. У Люды были различные предположения по поводу финансового успеха своей подруги, но она, в силу своей деликатности, пока что воздерживалась от вопросов.
То, что рассказала ей Эльвира – рассказала, ничуть не стесняясь, – было очень близко к этим предположениям, правда, с совершенно противоположным знаком.
Директор фирмы "Гарант" Вера Ильинична Крамская была женщиной средних лет, что называется, дамой бальзаковского возраста. И дама эта очень любила молоденьких девочек. Такая уж у нее была, как бы это сказать, миленькая сумасшедшинка.
– Лесбиянка, что ли? – расширив глаза спросила Люда.
– Ну да. А что такого?
– Да нет, ничего… Интересно просто. Я с лесбиянками еще никогда дел не имела, – с затаенным восторгом ответила студентка Института культуры.
– Между прочим, напрасно. Очень даже полезно. Потом начинаешь к мужикам по-другому относиться.
– Перестаешь хотеть, что ли?
– Нет, не перестаешь, просто лучше видишь их недостатки. Свинство, грязь, грубость. Зато если уж мужик тебе понравится, можно смело говорить, что он – лучший. Отбор производится дотошней. На подсознательном уровне. Понимаешь?
Вера Ильинична Крамская "запала" на магаданскую красавицу и продвигала ее если не по служебной лестнице, к чему сама Эльвира не стремилась, то, по крайней мере, в плане личного благополучия. Подкидывала деньжат к праздникам, давала в долг без отдачи, подарила машину – свою старую, но вполне рабочую лошадку, "трешку", которая давно уже не соответствовала социальному статусу директрисы процветающей фирмы и потихоньку подгнивала в гараже.
Все было хорошо до тех пор, пока Крамская не решила, что наворовала уже достаточно, пора отойти от дел и спокойно прожить оставшуюся часть жизни в какой-нибудь другой, более комфортной стране, где можно тратить деньги, не опасаясь каждую минуту, что на тебя "наедут", что тебя "разведут" или "кинут".
Для Эльвиры было полной неожиданностью, когда в один прекрасный день она пришла на работу и обнаружила в своем кабинете, который выделила ей любвеобильная начальница, следственную бригаду. Кабинет самой Крамской был уже опечатан, сотрудников по одному вызывали на предварительный допрос в бухгалтерию, где обосновался следователь и откуда все они выходили с подпиской о невыезде и повесткой в Большой дом – приглашением на следующие, более дотошные допросы.
