ваш друг, лучше не ссориться, – признался он с полуулыбкой. – На сей раз я предпочитаю взять вас с собой. Пойдемте проверим теорию господина Микелиса.
Он сгреб куртку, сунул сигарету в угол рта и раскрыл мобильник.
– Едем брать серийного убийцу, – сказал он, теперь уже широко улыбаясь.
32
Узкая улочка на западе Инвернесса была обрамлена невысокими домами из красного кирпича. Вывески недорогих ресторанов, азиатских фастфудов, интернет-кафе, парикмахерских… – все, что составляет обычный набор тихого и безликого жилого района.
В момент прибытия полиции Эллиота не было дома, и хозяйка квартиры отправила их к нему на работу, в химчистку.
Людивина могла рассмотреть ее облупившуюся синюю вывеску с заднего сиденья машины, где они ждали вместе с Сеньоном и Микелисом.
Она сжала кулаки, чтобы не грызть ногти. Она и так накануне дала себе волю, сидя в одиночестве в обшарпанном гостиничном номере и тщетно ожидая, когда наконец усталость свалит ее с ног.
«Ужасно выгляжу», – в десятый раз за утро подумала она, увидев свое отражение в зеркале заднего вида. Веки опухли и покраснели, лицо бледное, волосы наспех стянуты в узел на затылке. Ожидание казалось ей самым невыносимым, потому что оно оставляло ее наедине с мыслями и болью. Но Сеньон был не в настроении разговаривать, а Микелис отвергал любые попытки общения.
Минуты тянулись, как часы, время превращалось в боль.
Но вот наконец появился Эллиот Монро в сопровождении трех полицейских, и Людивина снова ожила. Она наклонилась вперед, чтобы его рассмотреть.
Небольшого роста, темноволосый, короткостриженый и довольно щуплый. Внешность заурядная – ни красоты, ни обаяния. Ничем не примечательное и не запоминающееся лицо, разве что взгляд какой-то бегающий, уклончивый.
Бейнс пригнул ему голову, усаживая на заднее сиденье машины, припаркованной прямо перед автомобилем с французами. Инспектор ликовал. Он потер руки и добрую минуту смотрел на пленника через окно, довольно усмехаясь.
Арест Монро был вершиной его карьеры. Делом, о котором он будет неустанно рассказывать дома детям и внукам, в пабе – товарищам за барной стойкой, и все будут хлопать его по спине и поздравлять.
Все прошло без особых подвигов, без сопротивления, в подсобке химчистки, между вешалками с костюмами и платьями, среди влажной духоты от гладильных прессов и приторного аромата кондиционера для белья. Серийный убийца оказался столь же робок перед внезапно возникшей полицией, как был страшен для своих жертв, истязаемых в тесном пространстве его убийственных желаний.
Здесь же перед ними предстала реальность, простая и неприглядная. Реальность ростом метр шестьдесят пять, закованная в наручники и скорчившаяся на заднем сиденье, втянув голову в плечи.
Не верилось, что это хилое тело, этот непривлекательный, неуверенный в себе человек может причинить столько зла.
– Я знаю, о чем вы думаете, – произнес Микелис. – Не стоит заблуждаться. В этом маленьком существе накопилось столько обид, самолюбия и злобной фантазии, что он совершенно преображается, когда выплескивает ярость. Его жизнь – вечное пережевывание подавленных извращенных фантазий и омерзительных желаний, внутри него живут два существа. Тот, кого вы видите сейчас, – жалкий и нелепый, и тот, кем он себя считает, тот, кого он иногда выпускает на волю, – жестокая, властная, бесстрастная личность, кипучее варево самых гнусных желаний. И когда на свет выходит эта его оборотная сторона, поверьте, никто не станет испытывать к нему жалость, потому что сам он не пожалеет никого. В такие моменты он – само насилие.
Инспектор Бейнс повернулся к ним и победно показал большой палец.
Сначала Виктор Магс, теперь Эллиот Монро. Ни у кого из сидящих в машине не было сомнений в том, что именно он – шотландский убийца.
Теперь на свободе оставалось лишь двое.
Впереди был допрос Монро, и в тот момент, когда завелся мотор, у Людивины вдруг возникла надежда, что им удастся остановить эту волну насилия раньше, чем она станет эпидемией, ведь именно этого они опасались больше всего. Убийцы всего лишь люди. Больные. Искалеченные несчастной юностью и детством. Сплотившиеся, чтобы стать сильнее. Чтобы обрести смысл существования. Чтобы общаться друг с другом и хоть на несколько часов поверить, что они тоже нормальные, они среди своих, их много.
Вот в чем крылась разгадка, поняла Людивина. Они маниакально стремились найти себе подобных, чтобы общаться, ощущать поддержку, создавать для себя иллюзию нормальности.
Нужно было срочно добраться до Зверя, пока он не нашел другое такое же озлобленное и буйное существо и не обратил его в свою веру, пока не привлек ученика, который, в свою очередь, со временем завербует следующего.
Действовать, пока их не стало слишком много. Пока они не организовались.
Действовать прежде, чем они станут угрозой для мировой гармонии.
Людивина тряхнула головой: совсем вымоталась. Это же бред. Извращенцев никогда не будет достаточно, чтобы составить новую силу, сотрясти моральные устои общества, выкованные вековыми усилиями нормальных людей.
Никогда.
Машина рванула с места.
На улицу высыпали зеваки, привлеченные редким зрелищем ареста. Здесь были люди разного возраста, пола и интересов. Кто-то смотрел с возмущением, беспокойством, непониманием, а кто-то даже радовался.
А у кого-то, отметила Людивина, в глазах было пусто.
Ни жизни. Ни надежды. Ни гармонии.
* * *
Бейнс последовал советам Ришара Микелиса. Допрос Эллиота Монро проводился в кабинете, битком набитом папками, где крупными буквами была написана фамилия подозреваемого, номерной знак его машины или номер, под которым он содержался в эдинбургской тюрьме. На столе лежали бланки судебно-медицинской лаборатории, уголовной полиции, папки с именами жертв и все, что способно произвести впечатление… Сам Бейнс вошел с картонной коробкой, до краев заполненной листами бумаги, которую он поставил прямо перед собой.
К сожалению, комната не позволяла незаметно следить за беседой. Здесь не было ни одностороннего стекла, ни системы трансляции видео в соседнее помещение – ничего, кроме инспектора Бейнса и его коллеги из полиции Инвернесса Питера Холлайстера, которые время от времени выходили из кабинета и докладывали обстановку остальным.
Монро не шел на контакт. Он отрицал предъявленные обвинения, и, как ни пытался Холлайстер выяснить про возможное алиби, как ни старался Бейнс расположить его к себе, уверяя, что готов его понять, все больше замыкался.
Во время одного из перерывов инспектор подошел к Микелису, держа в одной руке дымящуюся чашку кофе, в другой – вечную сигарету.
– Надеюсь, ребята найдут у него дома какие-нибудь улики: он сам ничего рассказывать не намерен, – сказал он, поморщившись.
– Дайте мне провести с ним пару часов с глазу на глаз, и у меня получится.
Бейнс поднял глаза к небу:
– Вот это самоуверенность!
– У меня есть опыт, вот и все. Я знаю
