И вдруг она увидела молодую женщину, с которой ей сразу же захотелось подружиться. И случилось это как раз на следующий день после посещения храма Донаторов. Обдумав бессонной ночью предстоящий разговор с Донато, Марина утром потеряла всю свою решительность и снова почувствовала себя одинокой растерянной девочкой. Она подошла к окну, рассеянно наблюдая за порханием мелких снежинок, и с грустью отметила, что идет уже четвертый месяц ее разлуки с родным домом, куда она никак не может вернуться без помощи отца Панкратия и других феодоритов. Комната Марины была на втором этаже, и окно выходило на улицу. Дом напротив, тоже двухэтажный, принадлежал какому-то знатному греку, дальнему родственнику Космы Гавраса. К дому примыкал огороженный забором сад с хозяйственными постройками, и Марина иногда от скуки наблюдала, как там возятся слуги и работники.
Но в этот день, подойдя к окну, девушка вдруг увидела новое для себя лицо. Окно в доме напротив приоткрылось, и из него выглянула хорошенькая головка молодой женщины. Незнакомка встретилась взглядом с Мариной и приветливо ей улыбнулась. И Марина не могла не улыбнуться в ответ. Здесь, в молчаливом доме Гаврасов, она не встречала такой веселой приветливости. Через несколько мгновений незнакомка исчезла из окна, но скоро появилась на улице и, подняв голову вверх, помахала Марине рукой. Девушка ответила ей таким же жестом и обратила внимание, что соседка Гавраса даже одета более ярко, чем другие феодоритки, а из-под платка у нее выбивается несколько игривых черных локонов. Хорошенькая дама в сопровождении двух служанок пошла по улице и скоро исчезла из виду.
Марина удивилась, почему раньше ей не пришлось увидеть эту милую и приветливую даму, с которой сразу же захотелось познакомиться поближе. Как только появилась Фекла, девушка не преминула спросить, кто эта соседка, живущая в доме напротив. Поджав губы, Фекла пояснила, что соседку зовут Нимфодора, она дальняя родственница Космы Гавраса, но раньше жила на побережье, в доме мужа, а теперь, овдовев, вернулась в Мангуп. Девушке показалось, что Фекла не очень-то жалует хорошенькую вдовушку.
И какова же была радость Марины, когда в тот же день Нимфодора появилась в доме Гаврасов и, пользуясь отсутствием хозяина, сама нашла юную гостью и представилась ей. Приветливая дама была лет на пять старше девушки и сразу стала обращаться к ней покровительственно:
— Милое дитя, тебе, наверное, очень одиноко в доме моего двоюродного дядюшки? Я знаю, что у него здесь заведены монашеские порядки, хотя по натуре он купец, и весьма удачливый. Но в некоторых людях деловитость сочетается с ханжеством, и с этим надо смириться.
— Я благодарна господину Гаврасу за то, что он дал мне пристанище в своем доме, — дипломатично ответила Марина. — Когда я смогу вернуться в Кафу, то, надеюсь, мои домашние окажут ему такое же гостеприимство.
— Ах, не скромничай, я вижу по твоим живым глазкам, что тебе здесь скучно, — игриво заметила Нимфодора. — Ну, ничего, скоро праздник Рождества, и я заставлю Косму отметить его как-нибудь поярче. Я ведь бывала в больших городах, даже в Константинополе, и знаю, что жить можно веселей, чем в нашей суровой горной стране.
— В Кафе тоже бывают пышные празднества, особенно в день святого Георгия, — заметила Марина.
— Да, я слышала об этом, но в Кафе мне бывать не приходилось. — Вдовушка оглядела маленькую скромную комнатку Марины, и ее подкрашенные серо-зеленые глаза лукаво сверкнули. — Бедняжка, у тебя здесь, наверное, даже нет второго платья! Но я принесу тебе наряд к Рождеству. Я немного знаю твою печальную историю. Ты ездила куда-то на богомолье, а по дороге на тебя напали разбойники, и ты чудом спаслась. Так? А еще, говорят, твоим спасителем оказался какой-то отважный итальянец, да?
— Да, примерно так все и было, — ответила Марина, краснея.
— Милое дитя, по-моему, ты смутилась, — с ласковой улыбкой заметила Нимфодора. — Часто девушки влюбляются в своих спасителей. А храбрые рыцари влюбляются в тех, кого удалось спасти. И это неудивительно, особенно если спасенная девушка такая хорошенькая, как ты.
— Возможно, такое бывает, но в моем случае все не так, — покачала головой Марина.
— Отчего же? Разная вера мешает? Или этот латинянин слишком беден, низкого происхождения?
Марина ничего не успела ответить, потому что в комнату вошла Фекла, а вслед за ней и отец Панкратий. Было видно, что священник недоволен вторжением Нимфодоры. Но вдовушку это нисколько не смутило. Пообещав Марине скоро еще раз навестить ее и принести ей новое платье, она поклонилась священнику и неторопливо вышла из комнаты, оставив после себя аромат пряных духов.
— Когда вы с ней успели сдружиться? — хмуро спросил отец Панкратий.
— Мы еще не сдружились, я только сегодня впервые ее увидела, она сама пришла со мной познакомиться, — ответила девушка.
— Ну, хорошо. Выйди, Фекла, — кивнул он служанке и после того, как она покинула комнату, обратился к Марине: — О чем с тобой говорила эта Нимфодора?
— О разных пустяках. Да мы и не успели толком поговорить.
— Эта дама для тебя — не слишком подходящая собеседница.
— Но у меня здесь нет подруг, и я рада была бы пообщаться с такой приветливой женщиной.
— С подругами будешь беседовать, когда вернешься в Кафу, а сейчас есть более важные вещи, о которых тебе следует думать. — Отец Панкратий тяжело опустился на скамью и Марине велел сесть напротив него. — Так вот. На днях в Таврику прибыл Джаноне дель Боско, но еще не принял обязанности консула. Однако теперь путь вам с Донато в Кафу расчищен, и тянуть с отъездом больше не следует. В конце января в Кафу отправится большой торговый обоз, и вы можете к нему примкнуть.
Марина не знала, радоваться или печалиться такому известию. А отец Панкратий продолжал:
— Теперь настало время для решительных разговоров и деяний. Исихасты пытаются спасти православный мир от гибели.
— Исихасты? — вспомнила Марина загадочное слово. — Вы обещали рассказать о них. Хотя, мне кажется, я уже кое-что поняла, проживая в этом доме…
— Да, здесь все пронизано возвышенным духом. Исихасты, или «безмолвствующие», — это последователи первых христианских подвижников, которые удалялись от мира, чтобы приобщиться к божеству. Через внутреннее безмолвие, покой — исихию — человек может увидеть Свет Фаворский. Имя Христа мы, исихасты, призываем духом, а не устами. Наш учитель Григорий Палама писал: «Тот, кто участвует в божественной энергии, сам становится един со светом».
— Свет!.. — прошептала Марина. — Свет всегда поражал меня на фресках Феофана Грека…
