наблюдал с балкона гостиницы за процессией слонов, за торжественным шествием принца Уэльского.
Этот приезд принца и устроенная ему торжественная встреча символизировали завершение захвата Индии англичанами. Вся территория Индии, управляемая с 1858 года Ост-Индской компанией, стала владением Англии. И принц Уэльский явился в страну покоренных народов Индии, как Великий могол или вице-король, назначенный английской королевой управлять огромной страной.
В этой торжественной встрече Василия Васильевича поразило безмолвие народа, согнанного из различнейших провинций страны. Люди стояли плотной стеной, пропуская мимо себя нарядных, покрытых дорогими коврами, медленно и тяжело шагавших слонов. На переднем в открытом позолоченном паланкине восседал сам принц — будущий император, позади него сидел богатырского сложения телохранитель, впереди — старик индиец, погонщик богато убранного слона, бивни которого были украшены с концов и посредине золотыми кольцами, а голова покрыта драгоценной попоной с отверстиями для глаз. Слон ступал величественно, поводя хоботом, как бы расчищая путь. Позади колонной тянулись слоны с князьками и их приближенными. По сторонам двигались всадники и пешие воины с длинными бамбуковыми пиками. За ними шли трубачи-свирельщики и различные чиновники. В нарядах слонов и властителей сверкали драгоценные индийские изумруды; золотом и серебром блистали мечи, щиты и панцири разодетых на средневековый манер воинов.
— Черт побери! Как это здорово и интересно! Лиза, запоминай навсегда, — говорил Верещагин жене, стоявшей рядом с ним под широким полотняным навесом.
— Невиданное зрелище! Не сон ли это? — восклицала Елизавета Кондратьевна, увлеченная картиной многокрасочного и, казалось, бесконечного шествия.
— Вот это Индия! — восторгался Верещагин, торопливо, широкими и решительными мазками набрасывая этюд. — Да, ведь именно так и не иначе выглядели здесь выезды правителей Индии во время путешествия нашего земляка Афанасия Никитина, который за тридцать два года до знаменитого португальского путешественника Васко де Гама и англичанина Томаса Стефенса, в самодельных лаптях, в течение пяти-шести лет пешком обошел почти всю Индию!.. В его книге «Хождение за три моря» подмечены и добросовестно описаны подобные шествия. Как живучи традиции в чудесной древней стране! И как печально, что такой триумф воздается этим прекрасным народом заведомому врагу и угнетателю…
Еще не прошла процессия и Верещагин не успел закончить этюд, как на балконе гостиницы, словно из-под земли, вырос Гирдельстон. Широко улыбаясь, как старый знакомый, он развязно заговорил:
— Каковы ваши успехи, мистер Верещагин? Вы мне позволите доложить вице-королю Индии принцу Уэльскому, что ваша будущая картина сегодняшних торжеств будет его собственностью?
— Мистер Гирдельстон, поживем — увидим. Одно могу вам сказать: от намерения написать такую картину я не откажусь, — ответил Верещагин и спросил: — Скажите мне, Гирдельстон, зачем вашему принцу понадобилась такая пышность?
— Добрая Англия, как заботливая мать, не может запретить послушному ребенку забавляться безопасными игрушками. Пусть тешится это великое дитя не во вред себе, а на пользу матери. Не так ли, мистер Верещагин?..
— Хитрая мамаша! — проговорил в ответ посланнику Верещагин, пряча от его глаз в ящик-этюдник сделанный набросок…
А вдали по главной улице Дели медленно продолжала двигаться процессия нарядных слонов, всадников и огромной толпы людей в разноцветных одеждах. Слышался конский топот и звуки смешанной музыки. Не было песен. У поэтов Индии не хватало слов выразить свои чувства, которые в тот торжественный и печальный момент, видимо, не были возвышенными… Что ни день — то новый этюд. В Сикри Василий Васильевич сделал зарисовку беседующих паломников у гробницы Шейх-Сялима. Из чистейшего белого мрамора гробница эта создана людьми великого могола Абкара. Тончайшая резьба и роспись на ней напомнили Верещагину изящное вологодское кружево. Затем им был написан этюд мечети в Агра. Этот удивительный, в мавританском стиле храм построен в 1654 году из белого, немеркнущего мрамора. В числе многих других архитектурных памятников, зарисованных для будущих картин, произвел сильное впечатление на Верещагина монумент Тадж, воздвигнутый шахом Джетаком на могиле одной из самых его любимых жен. С особенной тщательностью, не спеша, Верещагин рисовал Тадж — изумительное творение рук человеческих, и восхищался великолепным мастерством и художественной выдумкой творцов его. Историю Таджа Василий Васильевич узнал от старожилов-индийцев и занес эти сведения в свою записную книжку.
«Скажу, что, по моему мнению, даже в Европе нет ничего, что может превзойти Тадж, — писал тогда Верещагин. — Это место, дышащее торжественным спокойствием, место последнего отдохновения прелестной женщины, которая умерла, родив своего первенца, будущего императора. Построенный из белого мрамора, монумент покрыт сверху донизу орнаментами из лазуревого камня, малахита, сердолика и других драгоценных камней… В течение семнадцати лет над этим монументом работало двадцать тысяч человек, и хотя их труд не стоил ничего, сооружение это поглотило двадцать миллионов долларов. Входная дверь — из массивного серебра, на самой могиле на плите громадный бриллиант… Памятник можно сравнить с прекрасной женщиной, которую вы можете критиковать в ее отсутствие, но когда она перед вами, вы можете только восклицать: очаровательна, очаровательна, очаровательна!..»
Не только памятники древней индийской архитектуры и не только процессии слонов в экзотическом убранстве возбудили любопытство художника. Он всюду интересовался людьми, населяющими эту многомиллионную подневольную страну. Тибетские ламы, факиры, женщина-пятимужница, индийские рабочие чередовались в его многочисленных этюдах-зарисовках. К одному из набросков, изображающих рабочего, Василий Васильевич в своих записях сделал такое пояснение:
«Индийские рабочие — приниженные, жалкие существа, никогда не утоляющие досыта своего голода. Индус замечателен своей способностью ко всякому труду, требующему большого терпения. Он сооружает величайшие и прекраснейшие монументы, в тонкой ювелирной работе является превосходным мастером, во всяком деле — усердным работником, а живут — и он, и его семья — на пять центов в день. Когда наступает тяжелое время голодухи, он только подтягивает свой пояс, сжимая с каждым днем всё более и более свой желудок».
Отправив в Петербург Стасову часть этюдов на хранение, Верещагин собрался в дальнейшее путешествие — в Кашмир и Ладак.
И опять начались переходы через горные реки и ручьи, и опять восхождения на горы то в холод, то в страшную жару, отнимавшие много сил и здоровья. Не раз случалось Василию Васильевичу страдать от лихорадки. Его больную жену переносили четыре
