Бывший друг не ответил, он несколько минут сверлил меня горящим взглядом таких знакомых глаз, которые теперь имели совсем не знакомое мне, чужое, выражение. Как будто это не ко мне в гости на регулярной основе заглядывает древнее зло, а к нему.
И тут меня осенило невероятной догадкой, которая заставила посмотреть на все произошедшие события совершенно иначе.
А что если?…
— Я думаю, тебе пора идти, — вклинился в мои мысли зычный голос Макса. — И подругу свою не забудь. Мне и без неё баб в доме хватает.
— Да что ты обосрался семь раз подряд, — от души пожелала подруга, возмущенная таким отношением. — Я и сама в этом гадюшнике не останусь!
И она, гордо задрав голову и при этом топая как откормленный мамонт, пошагала на выход, всем своим видом демонстрируя, что аудиенция окончена и окончила её она.
— Я не знаю, что ты затеял, — проговорила напоследок я, пытаясь отыскать на жестком лице Макса, сейчас выглядящим скорее, как отголосок моего когда-то лучшего друга. — Но чем бы оно ни было, я остановлю тебя. Даже если ради этого мне придется отправиться в гости к мертвецам.
Макс ответил в тот момент, когда я уже переступала порог столовой, где он остался стоять в компании притихшей девочки-оборотня:
— Я делаю это ради тебя.
— Вряд ли, — оглянувшись, покачала я головой. — Ты делаешь это ради себя, Макс. Как и все, что было раньше.
И не в силах больше разговаривать, я ушла.
Глава XXXIII
От души хлопнула входной дверью, быстро пробежала по дорожке, шурша перекатывающимися под ногами камнями, подхватила под руку подругу, и мы молча пошагали к машине.
Ночь уже отступала под натиском зарождающегося дня. Небо светлело буквально на глазах, превращаясь из черного в светло-голубое и оповещая о скором восхождении солнца.
— Что будем делать? Вернемся к тебе домой? — с опаской поглядывая на меня, словно ожидая, что я с минуты на минуту сорвусь на истерику спросила банши, когда мы уже сидели в салоне.
— Я поеду туда только в одном случае — если на моей голове будет мешок, а под ребрами — дуло заряженного пистолета, — со всей возможной душевностью ответила я, вертя в руках ключи и не торопясь заводить мотор.
Мы посидели в тишине еще немного, молча и думая каждая о своем. Я взглянула на часы. Почти шесть.
Охрана по-прежнему отсутствовала, хотя в свете раннего дня стало очевидно, что в ней не имелось особой нужды, так как чуть ли не через каждые два метра были установлены камеры видеонаблюдения.
Я вставила ключи в замок зажигания, решив отъехать подальше от этого сосредоточения пафоса и больших денег, перестав, тем самым, мозолить глаза следящим за камерами товарищам. Странно, что, несмотря на наличие камер, ночью нас никто не остановил.
— Куда рулишь? — банши старалась оставаться спокойной и невозмутимой.
— Куда-нибудь, — лаконично ответила я, выискивая глазами тихое укромное местечко. — Где можно остановиться и подремать часик-другой до начала рабочего дня. А после я опять позвоню в редакцию и, возможно, смогу поговорить со знакомым Фирусы.
— О, боги! — хлопнула себя по лбу подруга. — Я уже совсем забыла об нем! Со всеми этими событиями вовсе из головы вылетело!
— У тебя вылетело, а у меня — задержалось, — тяжело вздохнула я, чувствуя себя так, словно весь прошлый месяц неустанно пахала на галерах.
Мне удалось зарулить в один из скромных двориков, укрывшихся за чередой стареньких девятиэтажек, что расположились по соседству со школой, и пристроиться в сторонке, укрывшись в тени раскидистых ветвей густолиственного платана.
— Надо немного отдохнуть, — я заглушила мотор, опустила противосолнечный козырек, откинула спинку сидения и, закрыв глаза, попыталась расслабиться. — Ночь была трудной, день будет еще труднее.
Ниса понаблюдала за мной, но менять положение своего сидения не спешила.
Сквозь прикрытые веки я чувствовала на себе её взгляд.
— Что? — наконец, не выдержала, приоткрывая один глаз и встречаясь взглядом с подругой.
— Как ты думаешь, что он задумал? — встревоженно спросила она, явно ненастроенная на сон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Макс?
— Нет, блин, президент Колумбии! — вспылила подруга. — Конечно, Макс, кто же еще!
Я поерзала, пытаясь устроиться поудобнее, но это было трудно. Автомобильное кресло не та вещь, которая способна подарить качественный отдых.
— Чтобы понять, что он задумал, надо вспомнить с чего все началось, — вновь опуская веки, сонно пробормотала я.
— А с чего все началось? — эхом откликнулась Ниса.
— Всё началось с того…, — начала я и умолка.
А действительно с чего все началось?
Кажется, все началось с желания моего отца выдать меня замуж.
А дальше все со скоростью света кувырком полетело в тартарары. Лозовский приволок в город ягуаретт, которые вступили в конфронтацию со стаей Гриши. Младший братец Лозовского, который долгие годы притворялся моим другом, разозлился из-за самодеятельности родственника и решил его переиграть, подставив перед нашим общим высшим руководящим органом — Советом. И использовал для этого грязные методы — наркотики, безумие некоторых генетически «неисправных», а потому очень опасных ягуаров-оборотней. И Русю. Последняя, как выяснилось, знала обо всем давно: о родстве Лозовского и Макса, о затее Димки увеличить популяцию ягуаретт и попытке Макса, оказавшегося прекрасным актером, ему помешать, учинив серию бессмысленных смертей. Сама муза принимала во всем этом активное участие, да еще и умудрилась заработать, фактически устраивая «заказные» убийства и филигранно притворяясь передо мной и Нисой. Кстати, мы так и не выяснили, кто оплатил смерть банши и почему муза на это согласилась, ведь она не могла не понимать, что убивает собственную подругу. Подругу, которая ей доверяла, которая в огонь за ней пошла бы.
Странно все это. Странно, и страшно, и больно, и трудно, и устала я от так сильно, что вообще уже не хотелось ничего.
А может все бросить? И пусть этот город сам разбирается — ягуаретты с оборотнями, Макс с Лозовским, а после с Гришей, который иногда подрабатывал осведомителем Яна, все они с Фирусой и… тенью, которая почему-то хотела убить Макса.
Но девчонка сказала, что это была не та тень, которая атаковала её ночью. А другая, которая ощущалась также как первый иномирный гость и все же от него отличалась. Лиля сказала, что он был больше, грубее и массивнее… А что если она говорила не метафорически? Что если вторая тень действительно была другой? Массивность и грубость — это маскулинные черты, присущие… мужчине.
И тут я вспомнила свой сон, наполненный темнотой, такой густой, словно её можно было порезать. И в этой темноте обитали чудовища. Но одно чудовище было не таким, как остальные — змееголовый мужчина с перьями на голове, который показал мне черную змею, окружившую маленького, худого, явно регулярно терзаемого львенка. И мужчина сказал, что я должна этого львенка спасти.
Лев…
Чтобы это могло значить?
Лев достаточно символичен, его изображения использовались разными народами во все времена. Лев — это король зверей, знак царственной власти, солнца и огня, храбрости и мудрости. А еще образ свирепости, великих, переменчивых и беспощадных сил природы.
«…Девочка-буря, свирепая и непостоянная…», — прозвучало в моей голосе голосом Макса.
— Слушай, — подхватилась я, озираясь по сторонам. — А где мой телефон?
— Не знаю, — дернувшись от такого моего неожиданного маневра, отодвинулась от меня подруга. — Может быть, ты его дома оставила?
— Черт, — раздраженно зашипела я.
— Но у меня с собой мой, — обрадовала она меня. — Кому ты хочешь позвонить?
— Морин, — ответила я, выхватывая у подруги умный агрегат.
— Ведьме?! — подскочила банши. — Зачем ей звонить? Ты же сама сказала, что она помогает этому шаромыжнику, чтоб его бешенный петух в зад клюнул!
— А что если нет? — предположила я с шальной улыбкой, быстро набирая нужный номер, благо имела хорошую память на цифры. Правда, это был рабочий телефон, и я не была уверена, что по нему вообще ответят.
