– Что случилось? – спрашивает она. Голос срывается, на глаза наворачиваются слезы. Она уже сама знает, что случилось.
– Они здесь.
– Бог мой, – выдыхает она, но тут же собирается с мыслями. – Надо бежать! – И бросается в спальню, думает, мы сможем выбраться через окно и успеем скрыться. Она уверена, что у нас все получится.
– Ничего не выйдет.
Окно в спальне не открывается, но она старается изо всех сил. Кладу ладонь на ее руку, заставляя остановиться.
– Нам не уйти. – Мой голос звучит на удивление спокойно.
– Тогда будем бороться.
Я стараюсь отойти подальше от окна, хотя уверен, что в темноте нас и так не видно. Впрочем, лучше перестраховаться.
Она плачет, говорит, что не хочет умирать. Объясняю ей, что нас окружили полицейские. Говорю что-то еще, но она меня не слушает. Лишь твердит не переставая, что не хочет умирать. Слезы катятся по ее лицу.
Она уверена, что нас нашел Далмар.
Мысли путаются у меня в голове, но я заставляю ее отойти от окна и повторяю, что нам не удастся сбежать. И сопротивляться не стоит. Их слишком много. У нас ничего не получится. Мы только сделаем себе хуже.
Не обращая на меня внимания, она роется в ящике и находит пистолет. Вставляет обойму.
– Хлоя, – шепчу я. – Это нам не поможет.
Двумя руками она сжимает оружие, палец ложится на спусковой крючок. Она держит его так, как я ее учил.
– Все кончено, Хлоя.
– Прошу тебя, не надо. Мы должны бороться. Все не может кончиться вот так.
У нее истерика. Она сходит с ума. Я же, сам не понимаю почему, очень спокоен.
Возможно, потому, что знал – рано или поздно это произойдет.
Мы стоит друг напротив друга. Я смотрю ей в глаза и вижу, что она чувствует себя уничтоженной, раздавленной. Лицо мокрое от слез. Проходит секунд десять. Может, десять минут.
– Я сама это сделаю.
Она раздражена тем, что я не хочу взять все на себя. Смотрю, как подрагивает пистолет в ее ладонях. У нее ничего не выйдет. Если она только попытается, ее ждет смерть.
– Но твоя задача…
Конец фразы повисает в воздухе. В глазах ее отчаяние и безнадежность.
– Не волнуйся, – добавляет она. – Я сама.
Я ей не позволю.
– Хорошо, – киваю я и забираю у нее пистолет.
Я не могу позволить, чтобы все закончилось моим отказом на ее мольбу спасти ей жизнь.
Нас ослепляет резкий свет вспыхнувших прожекторов. Мы стоит у окна, не в силах пошевелиться. Я смотрю на нее широко распахнутыми, полными ужаса глазами. Она вздрагивает и прижимается ко мне. Я накрываю ее своим телом, чтобы спрятать ото всех, и поднимаю руку, желая защититься от луча света. Руку, в которой сжимаю пистолет.
Гейб. Канун Рождества
Хэммил звонит, чтобы сообщить, что его ребята выдали себя.
– Что это значит?
– Он услышал нас.
– Ты уверен, что это он?
– Да. Это точно Тэтчер.
– Не стрелять! – кричу я. – Никто не должен двинуться с места, пока я не приеду. Ты меня понял?
Он соглашается, но по его тону я понимаю, что ему плевать на мои распоряжения.
– Он мне нужен живым, – говорю я, но он меня не слышит, ему мешают слишком громкие звуки на заднем плане.
Голос Хэммила становится далеким, кажется, мне отвечает совсем незнакомый человек, он говорит, что здесь работает лучший снайпер. Снайпер?
– Ни одного выстрела, ты понял меня? – повторяю я. Поймать Тэтчера – сделать лишь половину работы. Я обязан найти тех, кто его нанял. – Попридержи своих людей, Роджер.
Хэммил слишком занят ощущением собственной значимости, меня он даже не слушает. Он говорит, что в доме темно, но у них есть приборы ночного видения. Удалось разглядеть девушку. Она до смерти напугана.
Хэммил выдерживает паузу, придавая сообщению многозначительности, и произносит:
– У нее пистолет.
Я чувствую, как в груди ухнуло сердце.
– Не стрелять! – опять кричу я.
Между деревьями уже виден злополучный дом, окруженный, кажется, всем личным составом города. Ничего удивительного, ведь операцией руководит Хэммил.
– Девушка у него.
Изо всех сил давлю на газ, но понимаю, что ближе подъехать не смогу из-за сугробов снега.
– Я уже здесь! – кричу я в трубку и открываю дверцу. Нога сразу же утопает в снегу.
– Пистолет теперь у него.
Бросаю телефон и бегу. Я вижу их, выстроенных за машинами, у каждого в руке оружие.
– Не стрелять! – кричу я.
Мне в ответ звучит оглушающая стрельба.
Ева. После
Не знаю, чего я ждала от посещения этого дома. В аэропорту я перечисляла Гейбу все самое худшее, что может произойти: Мия ничего не вспомнит, недели терапии ни к чему не приведут, а дочери станет еще хуже.
Мы наблюдаем, как Мия разглядывает дом, затерянный в лесах Миннесоты. Возможно, воспоминания окатили ее ледяным потоком. Гейб опять спрашивает ее, не вспомнила ли она что-либо.
Нам всем становится ясно, что надо быть аккуратнее с вопросами.
Мия издает звук, который я никогда не слышала от своей дочери, он похож на стон умирающего зверя. Она падает на колени прямо посреди комнаты и кричит что-то на непонятном, незнакомом мне языке. Поведение ее кажется мне необъяснимым, я не предполагала, что моя дочь может быть такой.
– Милая, милая моя девочка, – бормочу я, стараясь обнять ее и прижать к себе.
Доктор Родос предупреждает, чтобы я была осторожна, и берет меня за руку, стараясь оторвать от Мии. Гейб наклоняется к нам и шепотом сообщает, что на этом самом месте, у которого рыдает Мия, меньше месяца назад лежал окровавленный труп.
Мия поворачивается к Гейбу, в ее голубых глазах сверкает ненависть.
– Ты убил его. Ты.
Она без конца повторяет эту фразу. Кричит, что кровь выливается из безжизненного тела и просачивается сквозь половицы. Сквозь рыдания она говорит, что кот убежал, оставив на полу кровавые следы.
Она слышит, как звуки выстрелов наполняют комнату, в которой всего несколько секунд назад царила тишина. Слышит звон бьющегося стекла, который заставляет ее сорваться с места.
Она видит, как он падает. Ноги в одно мгновение перестают его держать, и он опускается на пол. Взгляд его потухает, разум теряет контроль над телом. Кровь на ее руках, на ее одежде.
– Все вокруг в крови, – всхлипывает Мия и начинает ощупывать пол.
Доктор Родос говорит, что это транзиторный психоз. Я отталкиваю сдерживающую меня руку врача, желая лишь одного – успокоить дочь. Меня останавливает Гейб.
– Кровь. Везде красные пятна. Очнись!
Мия прижимает руки к земле и кричит, заливаясь слезами:
– Очнись! Не оставляй меня! Господи, помоги мне!
Гейб. Канун Рождества
Я подбегаю к дому не в числе первых и сразу вижу толстое лицо Хэммила в толпе полицейских. Хватаю его за грудки и спрашиваю, какого черта он это сделал. В обычный день он мог бы мне врезать, но сегодня не простой день.
– Он убил бы ее, – возражает он. Говорит, что Тэтчер не оставил им выбора.
– Это тебе так кажется.
– Здесь не твоя территория, идиот.
Из дома выходит молодой человек – лет девятнадцати, может, двадцати – и докладывает:
– Сдох подонок.
Хэммил поднимает палец вверх, раздаются хлопки. Видимо, передо мной снайпер, парень еще слишком глуп, чтобы все понять. Я отлично помню себя в девятнадцать. Тогда мне хотелось только поскорее получить оружие. Теперь меня пугает даже мысль о том, что мне придется им воспользоваться.
– В чем дело, Хоффман?
– Он был нужен мне живым.
Ревя сиренами, подъезжают кареты скорой помощи. Смотрю, как в ночи мелькают красные с синим машины. Санитары раскладывают носилки и пытаются везти их по снегу.
Хэммил и его люди поднимаются по лестнице в дом. Прожектор продолжает еще некоторое время освещать дом, пока наконец кому-то не приходит в голову его выключить. Я делаю глубокий вдох.
Я никогда в жизни не видел Мию Деннет. А она, разумеется, никогда не слышала моего имени. Ей и в голову не приходит, что вот уже три месяца она занимает все мои мысли, именно ее лицо снится мне по ночам, я думаю о ней, когда просыпаюсь утром и когда ложусь вечером в кровать.
Она появляется в дверях дома рядом с Хэммилом. Он крепко прижимает ее к себе. Еще бы наручники надел. Одежда и руки ее в крови. В крови даже волосы. Светлые пряди перемежаются с красными. Лицо бледное, в свете этого чертова прожектора кожа кажется прозрачной. Она похожа на привидение, призрак с опустошенным взглядом и безразличным выражением лица. Живой труп. На щеках бусинки замерзших слезинок. Ступив на лестницу, она начинает оседать, и Хэммил рывком поднимает ее.
– Сначала я, – говорит он, отстраняя меня от Мии.
Я смотрю в ее лицо и понимаю, что передо мной Ева. Такой она была тридцать лет назад, до того, как в ее жизни появились Джеймс Деннет, Грейс, Мия и я.
Сукин сын.
Если бы я не боялся напугать Мию, врезал бы этому самодовольному ублюдку. Как он смеет так к ней прикасаться.
В доме я нахожу распростертый на полу труп Колина Тэтчера. Будучи патрульным, я несколько раз помогал вытаскивать пострадавших при авариях. На свете нет ничего похожего на это.
