– Готово!
Тотчас же появился Демин, Светлана и множество других людей. Светлана обняла меня и счастливо засмеялась.
– Послушай! – сказала она. – Такого я еще не видела!
Невменяемого императора переложили на носилки и понесли прочь.
– Может, хватит? – смеясь, спросила Светлана. – У него и без того впечатлений выше крыши.
– Нет! – твердо сказал я. – Все отснимем, как намечали.
Виктора уже перенесли в соседний павильон.
– М-да, – сказал я, оглядываясь по сторонам. – Он немало удивится, я думаю.
А гримеры уже тянули меня к зеркалу.
– Побольше краски, – попросил я. – Все должно выглядеть эффектно.
Через некоторое время я выглядел так, будто только что надо мной учинили допрос в застенках гестапо. Лицо было в кровавой раскраске, и даже белая рубашка навыпуск, в которую меня облачили, была сильно орошена «кровью».
– Бедненький! – с непередаваемой печалью произнесла Светлана и погладила меня по голове.
– Не плачь, Ярославна! – приободрил я ее. – Прорвемся. Вот только Виктора жаль. Для него все так хорошо начиналось.
Герой передачи сейчас выглядел не лучше меня. Ему наложили фальшивые рубцы, а на левой руке так вообще была рваная рана. Она смотрелась очень живописно.
– Ужасно! – выдохнула Светлана, увидев эту картину.
– Нормально, – оценил я. – Мне нравится.
Примчался гипнотизер. Он уже был загримирован.
Виктора уложили на пол и приковали цепью к стене. То же самое проделали и со мной. Несколько человек в «окровавленных» одеждах вповалку упали рядом с нами. Мы находились в темнице. Низкий каменный свод нависал над нами, красноречиво демонстрируя незавидность нашей судьбы. Сквозь крохотное зарешеченное окно пробивалась полоса света. От окружающей нас обстановки становилось холодно и нехорошо. Я вздохнул и кивнул стоявшему наготове гипнотизеру. Он привел Виктора в чувство и стремительно упал на пол, отвернувшись от нас.
Массивная металлическая дверь захлопнулась, лязгнул засов, и я увидел, как мой собрат по несчастью вздрогнул. Он открыл глаза и бездумно воззрился на каменистый свод. Целая минута понадобилась ему на то, чтобы осознать происшедшие вокруг него перемены. Наконец он увидел меня, окровавленного, и отшатнулся. Звякнула цепь, которой он был прикован к стене. Эта цепь совершенно его обескуражила.
– Что, Козьма, плохо? – спросил я его тихим голосом истерзанного в пытках человека.
Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Сущие звери, – доложил я ему. – Пятьдесят плетей! Думал, помру. Уже распрощался с тобой, Козьма.
Он придвинулся ко мне и спросил горячим шепотом:
– Что происходит? Где мы?
– В петровских застенках. Меня зовут Викулой, вас Козьмой. Не пытайтесь им ничего объяснять, иначе объявят колдуном и сожгут на костре.
Лицо моего Козьмы потемнело.
– Мы с вами стрельцы, – докладывал я обстановку. – Приняли участие в стрелецком бунте, который подавлен Петром.
Он вряд ли хорошо учился в школе, но картина Василия Ивановича Сурикова «Утро стрелецкой казни» наверняка была ему знакома. По крайней мере, в его глазах я увидел предчувствие близкой развязки.
– Что с нами будет? – на всякий случай спросил он.
Я ответил Козьме красноречиво печальным взглядом.
– Как же так? – вскинулся он, и снова звякнули оковы.
– До этого все было нормально, – объяснил я. – Мы жили – не тужили… Э-эх, жизнь стрелецкая…
Красноречивый вздох.
– И так нехорошо все заканчивается.
– Неужели нельзя ничего изменить?
Я продемонстрировал ему свои оковы:
– Как от этого избавиться?
– Но за что? – совсем запечалился он. – Мы даже ничего не успели сделать!
– Мы участвовали в стрелецком бунте.
– Я ни в чем не участвовал!
Я строго посмотрел на Козьму, и он тотчас затих.
– Раньше-то, чай, лучше было? – примирительно сказал я.
– Раньше – это когда?
– Ну, не раньше, – поправился я. – Позже… Или все-таки раньше… Ну, когда вы были Павлом Первым.
Он вздохнул. Сказал:
– И там ничего хорошего. Просто жуть!
Его можно было понять. Дважды изменить судьбу, и оба раза неудачно.
– Я назад хочу, – неожиданно сказал он.
– Куда именно?
– В Москву, в свою прежнюю жизнь, к Вере.
– Это будет, – пообещал я. – Пройдут века, вы родитесь, вас будут звать Виктором…
При упоминании своего имени он встрепенулся и с ожившей надеждой воззрился на меня.
– Я хочу туда сразу. Прямо сейчас.
– Нельзя.
– Почему?
Так капризничает маленький ребенок, который никак не может взять в толк, почему именно сегодня родители отказываются вести его в зоопарк.
– Нельзя, – повторил я скорбно и смежил веки.
Я хотел дать операторам возможность отснять погруженного в печальные размышления Виктора. Он заметно пригорюнился, и было видно, что эта новая жизнь ему совсем не нравится.
– Как глупо все получилось! – громко и с чувством произнес я.
Это был условный сигнал. Тут же загремели засовы, и в темницу вошли служивые люди. Тот, что был у них за главного, ткнул в меня пальцем:
– Этот!
Я оглянулся на Виктора. Он смотрел на меня с ужасом и печалью. Так смотрят на раздавленного бетонной плитой человека. Только что был жив, шутил и смеялся – и вот его уже нет с нами.
– Прощай! – сказал я с надрывом. – Уж больше не свидимся!
Мне заломили руки и поволокли к выходу. Было больно, и я очень правдоподобно завопил:
– Сатрапы! Убийцы!
Так в моем представлении должен был вести себя человек, уводимый на казнь.
Меня выволокли из темницы, дверь за моей спиной захлопнулась, и меня тотчас отпустили. Высвободившись, я пятерней ухватил подбородок одного из своих мучителей и с силой толкнул его. Он устоял на ногах и беззвучно рассмеялся.
Тетю Веру уже доставили на киностудию. Она сидела в гримерной и нервно обмахивалась кружевным платком. Я, как был, в «крови», ввалился в гримерную, и тетя Вера едва не потеряла сознание. Только теперь я понял свою оплошность.
– А, пустяки! – Я улыбнулся гостье. – Краска!
Она ответила улыбкой испуганного человека.
– Все в порядке, – доложил я. – Уже заканчиваем.
– Как Виктор?
– Он молодец. Держится отлично.
Мы прошли в съемочный павильон. Там было сумрачно, по полу змеились кабели. Тетя Вера вцепилась в мою «окровавленную» рубашку и держалась так крепко, будто боялась затеряться в этом незнакомом ей мире. Я красноречиво приложил палец к губам, требуя абсолютной тишины, и мы подошли к оператору, который сквозь неширокую щель снимал происходящее в «темнице». Тетя Вера заглянула внутрь, и ее глаза округлились. Истерзанные стрельцы лежали вповалку на полу, и среди них был ее муж. Она обеспокоенно посмотрела на меня, но я изобразил самую широкую и добродушную улыбку, на которую только был способен.
А действо тем временем стремительно катилось к завершению. Загримированный под стрельца гипнотизер перевалился на бок и теперь лежал на моем месте, рядом с Виктором.
– Слышь! – сказал хрипло гипнотизер. – Тебе бежать надо. Иначе на кол посадят.
Виктор встрепенулся.
– Я слышал, что тебе тот парень говорил, – продолжал гипнотизер. – Врал он все. Можно назад вернуться, только надо знать – как.
– А ты знаешь? – с надеждой осведомился Виктор.
– Ну конечно.
Виктора не пришлось долго уговаривать. Через пару минут он уже отключился. Дело было сделано.
– Идемте, – сказал я тете Вере.
Мы обогнули громоздящиеся посреди павильона декорации. Навстречу нам на носилках несли Виктора. Этот момент мы, конечно, не продумали. Бесчувственный человек в окровавленных одеждах, да еще на медицинских носилках – невыносимое зрелище для любящей женщины. Тетя Вера охнула и метнулась к страдальцу. Я перехватил ее на полпути и ласково сказал:
– Да это же краска на нем!
Тетя Вера закивала, но по ее глазам было видно, что верит она не до конца. Вот-вот мог разразиться скандал.
– Сейчас он проснется, – сказал я. – И вы его обнимете. Хорошо?
Она покорно кивнула. Виктора принесли на носилках к павильону, где был оборудован «секретный научный центр». Я не отпускал от себя тетю Веру, непрерывно бормоча ей что-то успокаивающее. Мы не спеша, под руку дошли с ней до павильона. Строгие гримерши торопливо смывали с лица Виктора грим. Демин стоял рядом, держа в руках одежду Виктора. Увидев эту картину, тетя Вера всплеснула руками и счастливо засмеялась.
– Вот видите, – сказал я. – Никакого обмана!
Я подозвал Демина и попросил побыть его с женщиной, опасаясь оставлять ее без присмотра, а сам ушел.
Светлана на прощание показала мне большой палец. Значит, все прошло отлично.
С Виктором управились очень быстро. Демин распорядился поместить его в кресло, в котором он и начинал свое беспримерное путешествие во времени, после чего из «секретного научного центра» были удалены все посторонние. Там оставались только Виктор, его жена, гипнотизер и статисты в белых халатах.
