— Боюсь, я вас разочарую. — Я сглотнула першащий ком в горле, стараясь не выдать голосом своё состояние. — У меня ровно накануне отравления была простуда с температурой. Фабрис вколол мне жаропонижающее…
— Цваргского производства! Заранее! Вау, ну конечно, как я сам не додумался! — воскликнул док возбуждённо. — Антидот был у вас в крови заранее! Алисен усыпил, но как только он начал всасываться в кровь, сразу же встретился с высокой концентрацией жаропонижающего, а потому вы перенесли отравление так легко. А какая доза, вы не знаете? Мне бы воспроизвести эксперимент.
— Фабрис говорил, что четверть вашей стандартной дозы. Док, пожалуйста, давайте вернёмся к разговору об эмиссаре. Вы так и не пояснили, что значит «он сгорит» и можно ли это как-то предотвратить. Лекарства сейчас не помогут?
— Нет, к сожалению, уже поздно для медицинских препаратов. — Грэф снова шумно вздохнул. — Но вы не переживайте, Даниэлла, господин Робер женат, у него уже есть здоровый сын, род он продлил. У цваргов почти не рождается более одного ребёнка, и даже если госпожа Лейла забеременеет, с высокой вероятностью со вторым ребёнком всё будет в порядке…
— Фабрис перестанет улавливать бета-колебания! — почти зарычала на дока. — Он же станет калекой!
Мне вдруг захотелось стукнуть собеседника чем-нибудь. Вселенная, я не цварг, но представить себе не могу, что такое потерять орган восприятия информации, будь то зрение, нюх или осязание… Для цваргов доверять резонаторам так же естественно, как мне — трогать кружку с кофе и решать, достаточно ли он горячий. Я уже не говорю о том, что такой Фабрис, скорее всего, не сможет продолжать карьеру в эмиссариате.
— Что вы на меня голос повышаете, Даниэлла?! — внезапно огрызнулся Грэф. — Да, это трагедия! Я признал. Чего вы ещё от меня хотите? Фабрис Робер сам виноват! Если бы вместо того чтобы по прилёте составлять рапорт о деле, он рванул ко мне и донёс ситуацию, то можно было бы ещё что-то сделать! А теперь уже поздно!
— Что же, например? Почему тогда ещё можно было, а сейчас нельзя?! Вы же сами сказали, так и так поздно для ввода ещё одной дозы антидота. Соврали, получается? А когда вы звонили ночью и требовали от меня выметаться из квартиры эмиссара, уже было поздно? Или нет? Вы не можете ему помочь или не хотите? Мне кажется, что вся ваша медицина попахивает каким-то откровенным лицемерием!
— Я не врал! — Голос на том конце превратился в угрожающий рык. — Ещё никто меня не называл лгуном или лицемером, Даниэлла, и вы бы поостереглись! Я объяснил как есть. Да, для второй дозы антидота было уже поздно, но пока до сознания Фабриса можно было достучаться! Я бы потребовал, чтобы он засел в швархов тренажёрный зал и сдох там от физических нагрузок! Пока его разум ещё не был затуманен животными инстинктами, можно было бы заставить организм как можно скорее вывести отраву с по́том и снизить концентрацию хотя бы до таких пределов, чтобы она не угрожала выжечь его резонаторы. Но что есть, то есть! Теперь уже совершенно точно поздно, сейчас там не с кем разговаривать!
«Вывести отраву с потом».
Меня оглушило, сердце на миг пропустило удар.
— То есть если, например, кто-либо завёл бы Фабриса в душ и включил горячую воду…
Я облизала губы, пытаясь сформулировать удобоваримый вариант решения, но не тут-то было.
— Даниэлла! Вы совсем меня не слушаете?! — Судя по интонациям, я довела собеседника до точки кипения. Он окончательно отбросил вуаль традиционно цваргских расшаркиваний в сторону и гаркнул: — Я уже объяснил, что эмиссар на ближайшие две недели будет из себя представлять отупевшее агрессивное похотливое животное, которое только спит и трахается! А если рядом будет источник бета-колебаний, да хоть морская свинка, то он даже не вспомнит про еду, обойдётся бета-колебаниями! Настолько сильно низменные инстинкты возьмут в нём верх! И что вы предлагаете? Отправить в его квартиру молодых и зелёных эмиссаров, чтобы связать и уложить в ванну?! И попросить полежать там денёчек?! Да он нафарширует их в один миг своим хвостом, как только они попытаются его связать!!! Это я не говорю о том, что даже не знаю, где живёт Фабрис, та ещё морока будет выяснить этот момент…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я бы могла подсказать адрес, — вежливо вставила, впрочем думая больше о своём.
— Повторяю, СБЦ не станет рисковать своими единицами, а я, в свою очередь, не стану рекомендовать решение с горячей ванной хотя бы потому, что оно не даёт никаких гарантий. Чисто теоретически — может помочь. Фактически, как я уже говорил, у меня нет чисел, чтобы произвести расчёты. Робер сам во всём виноват, — отрезал Аднот, чем всколыхнул у меня внутри ещё одну волну негодования.
— Хорошо. Я поняла, — произнесла сквозь зубы, тщательно сдерживая гнев. Фабрис столько лет работал на СБЦ, закрыл десятки, если не сотни дел, дослужился до эмиссара высшего звена, а организации, на которую он работает, оказывается глубоко плевать на его состояние. И в ситуации, когда можно попытаться спасти его резонаторы и оставить полноценным цваргом, они, как страусы, готовы спрятать головы в песок!
— То есть если дать Фабрису как следует пропотеть, то отрава выйдет. И, следуя инстинктам, эмиссар сейчас займётся сексом с любой особью женского пола. Как я понимаю, активная половая близость тоже влияет в лучшую сторону и ускоряет вывод алисена?
Я готова была поклясться, что в эту секунду Аднот Грэф беззвучно проклинал меня. Слишком долгой оказалась пауза после озвученного вопроса.
— Секс всегда разгоняет метаболизм. Но если вы сейчас намекаете на жену Робера, то зря. Цваргини — хрупкие и ранимые, несмотря на то что обладают практически той же регенерацией, что и мы. Ни один воспитанный и интеллигентный цварг никогда себе не простит того, что сделает с женщиной под алисеном… Даниэлла, вы не понимаете, о чём говорите. Да, он не убьёт её, но поверьте, сейчас Роберу всего-то пострадать пару недель. Ну да, химическое сжигание резонаторов — болезненный процесс, но спустя некоторое время он будет жить, вернётся к семье. Будет жить…
«Как ущербный», — подумала я про себя. Док же промолчал, так и не закончив предложение.
— Если же попросить госпожу Лейлу навестить мужа, то, возможно, она согласится из большой любви к нему и даже, возможно, всё получится. Он пропотеет, вся гадость выйдет из организма, но это будет стоить Фабрису брака, уважения в обществе, а главное — самоуважения. Я не очень хорошо знаю Робера, но даже поверхностных знаний о его личности мне хватает, чтобы предсказать, что он сойдёт с ума, когда осознает, как издевался и унижал жену. А если это навредит здоровью госпожи Виланты, то Робера казнят по закону о причинении ущерба чистокровной цваргине.
Вообще-то, спрашивая про секс, я имела в виду совсем не Лейлу…
— Гхм-м-м, а если, скажем, с Фабрисом была бы наёмная ночная бабочка?
— Что? О чём вы говорите? Ах, о беллезах… Даниэлла, я понимаю, что вы сработались с эмиссаром за то время, пока расследовали дело, и всячески пытаетесь придумать решение, чтобы спасти его рога. Это похвально, но не говорите ерунды. Ни одна беллеза ни за какие деньги не станет рисковать жизнью и предоставлять услуги спятившему от похоти цваргу. В Фабрисе сейчас проснулись самые тёмные и извращённые желания, а он, между прочим, эмиссар высшего звена и всякую грязь расследовал. Представьте, сколько он всего видел и до чего может додуматься его воспаленное подсознание без тормозов. Собственно, а почему вы так настойчиво спрашиваете, Даниэлла? Алло, Даниэлла?
Я бы ответила на вопрос дока и даже, возможно, придумала бы вполне убедительную ложь, если бы в этот раз цварг не подкрался бесшумно. Я почувствовала, как он одним движением намотал мои волосы на кулак и заставил откинуться ему на грудь.
Шелковистый горячий язык скользнул от ямочки ключицы до самой ушной раковины, заставляя меня мгновенно забыть о разговоре с Грэфом.
— Я скучал по тебе, малышка, — хриплым со сна голосом произнёс он.
