— А почему у вас тут так темно? — спросил я, когда попал в это заведение впервые, чуть более года тому назад.
— А это для интима. Не бойся, мимо-то не пронесёшь — Тяжёлым мефистофельским басом ответила мне из-за стойки женщина, о которой я ещё расскажу кое-что. Она меня не обманула. Эта женщина всегда говорит правду. Для того, чтобы солгать, она слишком проста душой. Обстановка в кафе, действительно, интимная, но стопку мимо рта я ещё ни разу в жизни не проносил. Как потом выяснилось, барменша имела в виду вовсе не стопку, а нечто иное, гораздо более интимное. Но и в этом случае у меня редко бывают промахи, разве что спьяну.
Особенно интимно в этом кафе днём, когда там не более двух-трёх посетителей. Там за стойкой стоит самая толстая женщина, из тех, с которыми мне тем или иным образом довелось общаться за долгие годы моей сознательной жизни. Поскольку она никогда не прочтёт того, что я здесь собираюсь о ней написать, я позволю себе признаться публично: такие толстые женщины, никогда не вызывали у меня слишком горячих чувств, поскольку, вслед за Эпикуром, я считаю, что всё хорошо в меру.
Но она мне нравится — не так объёмом форм, как их изысканными очертаниями, темпераментом, каким может отличаться только малообразованная, однако от природы наделённая неистощимой фантазией вакханка, наивным, совершенно детским бесстыдством, а также склонностью к нравственной и даже религиозной философии в самый неподходящий для этого момент, что бывает иногда пикантно, а иногда очень глупо, но тут засмеяться нельзя — она обидчива.
Её зовут Виолетта. С двумя буквами «т». Когда я осведомился в минуту первого знакомства, как мне следует к ней обращаться, она, пытаясь некоторое время понять смысл этой слишком сложной для её простого, трезвого рассудка формулировки, зардевшись малиновым румянцем, наконец, сообщила мне:
— Меня зовут Виолета Фоминична.
Припоминая старинные приёмы искусства обольщения прекрасных дам, которыми я некогда владел вполне удовлетворительно, я спросил её:
— А если просто Виолета?
— Можно и так, — сказала она. — Только нужно познакомиться поближе.
— Познакомимся. Мне здесь нравится, — и тогда я спросил. — А Виолета это пишется с одним «т» или с двумя?
— Ты что? — возмутилась она. — Как это с одним? Только с двумя.
После этого я заказал двести грамм водки и стакан чаю.
— Закусывать надо, — лукаво посоветовала мне она.
— Я после первой не закусываю, — сказал я.
— Вот был фильм! — восторженно пробасила она с горьким вздохом, от которого мощно затрепетали её необъятные перси. — Почему больше таких фильмов не снимают?
— Ну, так страну развалили, чего ж ты хочешь?
— Вот именно. Олигархи.
— Точно, — сказал я. — Это они.
Так мы познакомились с Виолеттой. Виолетта не замужем. Разошлась. Её муж был очень хороший человек, неплохо зарабатывал, любил её и устраивал как мужчина. Но он почему-то каждый день её так бил, что у неё теперь больные почки. Это всё от водки. Человек он был не злой. Так она мне рассказала. А теперь Виолетта, как я выяснил несколько позднее, состоит в браке с хозяином этого кафе, которого зовут Давид. Этот брак, правда, не оформлен официально, хотя и достаточно гарантирован рядом серьёзных практических обстоятельств. Он грузин из Сухуми, у него какое-то тяжёлое прошлое, связанное с обретением независимости самопровозглашённой республикой Абхазией. Я спросил как-то, почему он не уедет в Тбилиси — в Москве у него бесчисленные неприятности с милицией, налоговой инспекцией, мафией, и даже свои грузины как-то не ласково к нему относятся. Поэтому-то его кафе-бар посещают беглые и я среди них, а от нас серьёзной прибыли не жди.
— Какой-то у меня клиент непонятный, — сказал он мне. — Я этих людей не понимаю. Они вроде тебя.
— А я — что?
— Ну, ты… не знаю, — он не хотел меня обижать. — Слушай, что мне делать с этой Виолеттой? Я у неё комнату снял, а она мне спать не даёт. Я очень устаю. У меня жена в Элисте, если уж честно. Жаль только мы с ней не знаем, где наши дети. У нас было трое. Все мальчики. Младшему сейчас уже было бы семнадцать.
Я пожал плечами и сочувственно покачал головой. Я немного знал Виолетту с той стороны, которую грузин имел в виду. А события в Абхазии я комментировать не решился. Мне просто нечего было сказать по этому поводу.
— Я б её уволил — комнаты жаль. Хорошая комната, и отсюда недалеко. Вся обстановка её. Телевизор. Даже компьютер. И она очень хорошо готовит. Я не знаю, что мне делать, — Этот Давид какой-то странный грузин. Редко встретишь нерешительного грузина.
Итак, мы с Виолеттой поговорили о том, о сём, а потом она сказала:
— Миша, тут стал тусоваться один человек, который тебя знает. Ты бы с ним поговорил. Он скоро придёт. Я его что-то боюсь.
— Его как звать? — спросил я.
— Сказал, зовут Рома. Он недавно приехал из Канады. Так он сказал. Только непохоже.
— Почему?
— Прикид не тот у него. И денег мало. Он мне уже должен двести пятьдесят рублей. Пьёт, как слепая лошадь.
— А он откуда меня знает?
— Сказал, вы с ним вместе золото искали где-то. Не помню, как он это место назвал. Только не на Колыме, хотя название похоже. Где-то за границей.
— Ага, в Калифорнии — сказал я. — А откуда он узнал обо мне?
— Спросил, лысый сюда не заходит? Ну, я говорю, сюда лысых заходит много.
— Лысый и небритый такой, с интеллигентным разговором. И ничего, кроме водки не пьёт, — ну, я подумала, что это ты. Кто ж ещё?
— Ты не спросила, как зовут лысого, которого он ищет?
— Конечно, не спросила. Зачем? Он бы не сказал. Вы же все по кличкам. Думаешь, правда, его Ромой звать?
— Не думаю. Когда он приходит?
— Через полчаса будет здесь. Он уже неделю в это время приходит, как на работу.
— Хорошие новости, — сказал я.
— Что?
— Всё нормально. Это старый дружбанок. Ты его не бойся. Налей мне водки, как всегда. И чаю, погорячей и послаще.
— А почему ты всегда водку чаем запиваешь?
— А это я в бане привык. Я раньше в бане работал.
— На пространке? А в каких банях?
— Я уже не помню. Чего ты вяжешься?
В это время показался Рома. Я никогда не знал, как его настоящее имя. А ведь мы несколько лет мыли золото в Калифорнии. Он, во всяком случае, был уверен, что всё было именно так с нами — лет полтораста тому назад. Мы оба были гораздо моложе. Только вот золота было очень мало. Не везло нам. Я не очень ему обрадовался и спрятал свою папку запазуху, как мне велели.
— Это что у тебя? — спросил Рома.
— Просто бумаги.
— Да я вижу, что там не самородки. И сколько это стоит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
