– Почему? Если Джуд уже взрослый, чтобы быть в Освободительном Ополчении, значит, и я тоже.
– Что? – Папа развернулся на каблуках. – Джуд, тупица! Что ты ему наговорил? Ты же знаешь, нам нельзя…
– Я ничего не говорил ему, папа. Честное слово, – с нажимом произнес Джуд.
– Джуд ничего не говорил, – подтвердил я.
– Тогда кто? – резко спросил папа.
– Никто. Я сам сообразил. Я же не дурак, – ответил я. – Ну что, можно мне с вами?
– Ни за что. Мы идем на собрание Освободительного Ополчения, а ты еще слишком молод. Кроме того, если тебя там заметят, твоей учебе конец. Ты этого добиваешься?
– Мне плевать. В Хиткрофте я только время зря трачу, и все это понимают. – Я стряхнул папину руку. – Колин бросил школу, а Шанайю отчислили непонятно за что, и все делают ставки, сколько еще продержимся мы с Аму. Да я и сам уже подумывал уйти.
– Только через мой труп! – Папа вспыхнул, как порох. – Будешь ходить в школу как миленький до восемнадцати лет, а потом поступишь в университет. Я понятно выразился?
Я отвернулся от него, поджав губы.
– Каллум, я задал вопрос. – Папа схватил меня за подбородок и заставил повернуться обратно, так что мне волей-неволей пришлось посмотреть ему прямо в глаза. – Ты не уйдешь из школы, не получив аттестат. Понятно?
– Да, конечно, – выдавил я.
Папа двинулся к двери, поманив за собой Джуда.
– И не вздумай проболтаться своей трефовой подружке, что мы в Освободительном Ополчении, – зашипел на меня Джуд. – Если, конечно, не хочешь увидеть нас на виселице.
Папа с Джудом ушли, не взглянув на меня на прощание, и я снова остался один.
Глава 45
× Сеффи
Минни читала очередной женский журнальчик из серии «Десять способов заполучить мужчину своей мечты» – какая невозможная тягомотина! Но Минни шестнадцать, она на два года старше меня, так что, наверное, и я буду читать эту муть, дайте только срок. Но сейчас меня занимало совсем другое. Я нервно облизнула губы.
– Минни, что мы будем делать?
– Ты про что?
Либо сестра у меня неимоверно тупая, либо ловко увиливает.
– С мамой. Она стала еще больше пить, – сказала я.
– Просто сглаживает острые углы. – Минни лукаво улыбнулась, повторив любимую мамину фразочку, которая всплывала каждый раз, стоило нам затронуть тему ее пьянства.
– Еще немного сгладит – и сможет не ходить по дому, а просто перекатываться. – Я поджала губы.
– Вот сама ей и скажи, – с вызовом откликнулась Минни.
Никакого толку от сестры. Я сердито хмыкнула, чтобы намекнуть ей на это, но она уже уткнулась носом обратно в свой журнальчик. Мама вернулась домой некоторое время назад, и чем дальше, тем хуже ей становилось. Она подолгу оставалась у себя в комнате, а когда выбиралась, то неизменно душила нас поцелуями, рассказывала, как сильно она нас любит, и шла прямиком в винный погреб или в кухню. Вот что удивительно: когда она душила нас объятиями и поцелуями, от нее всегда густо пахло дорогими духами. Даже трудно сказать, что сильнее сшибало с ног, – духи или поцелуи. А может, попытки доказать нам, что она больше не пьет. Она никого не могла обмануть.
Потому что это бросалось в глаза. Мама все больше и больше погружалась в себя. Становилась все более печальной, все более одинокой – и даже хуже. А я ничего не могла с этим поделать.
Глава 46
• Каллум
Суббота. Восемнадцать дней и пять месяцев после смерти Линетт. Забавно, что я теперь так отсчитываю время: сначала дни, потом месяцы. В феврале мне исполнилось шестнадцать – этот день пришел и ушел, разве что мне подарили книжку и открытку, подписанную «Мама и папа», но купила и упаковывала подарок мама. Так себе вышел день рождения. Ни у кого не было настроения праздновать. И чаепитие с праздничным тортом вышло тихим, потому что не было Линетт. Пришла и ушла зима, наступила весна, и ничего не изменилось. Ни дня не проходило, чтобы я не думал про Линетт, даже странно. Пока она была жива, сплошь и рядом возникало ощущение, будто она сливается с фоном – словно какой-то предмет обстановки, который всегда здесь, но ты про него никогда не задумываешься. Будто воздух. Но теперь, когда ее не стало…
Тайна Линетт висела на мне, словно тяжелый саван. Никто не знал правды о ее гибели, кроме меня. И с каждым днем меня все сильнее одолевала потребность кому-то об этом рассказать. Была, конечно, Сеффи, но каждый раз, когда я пытался сказать ей правду о сестре, у меня почему-то не находилось слов. Как будто я предаю не только Линетт, но и всю семью, если хочу рассказать о ней именно Сеффи и больше никому. Повинуясь минутному порыву, я бросился
