Прямо из воздуха Громбальд извлек широкую берестяную карту, опасливо покосившись на Александра, со скрипом развернул.
- Седьмая дыра подпространства Манипулы.
- Это та, что окружена линейностями Разеиды?
Громбальд сосредоточенно зашевелил бровями.
- Скорее всего, где-то сбоку, - загадочно сообщил он. Заглянув в карту, добавил: - И по-моему, тамошняя линейность обитаема.
- Скверно, - обронил Чолхан.
- Сквернее и быть не может! - лицо Громбальда осветилось восторженной печалью. - Потому, надо понимать, они и запросились обратно. Там ведь не только Марро. Версебер всех смутьянов разом выслал. Кого на астероиды, кого еще дальше. Тоже, конечно, не сахар. Потому как холодно и дыхание надо задерживать. По методу Бутейко...
- Хорошо, займемся этим прямо сейчас. - Чолхан задумчиво изучал карту. - И боюсь, придется воспользоваться помощью коллег. Версебера надо пригласить. Он их туда услал, пусть и возвращает.
- Да уж, рука у него тяжелая.
- Вот и организуй прибытие. Извинись, передай мое нижайшее почтение и объясни суть дела.
- А как же?.. - глаза Зиновия стрельнули в сторону следователя.
- С гостем мы в основном переговорили, - Чолхан сожалеюще развел руками. - Да, да, Александр Евгеньевич! Прошу извинить. В самое ближайшее время обещаю навестить вас... А теперь - домой, в кроватку! День выдался нелегкий, вон и глаза у вас слипаются...
Александр хотел было возразить, но вместо этого неожиданно зевнул. А в следующую секунду вдруг разглядел, как из пола, из стен и из потолка выплывают полупрозрачные фигуры. Многие из них восседали в троноподобных креслах, кое-кто лежал на царственных ложах. Во всяком случае мебели в кабинете заметно прибавилось, да и кабинета, как такового, уже не существовало. Помещение превратилось в огромный зал, формами напоминающий чашу. Этакое подобие Колизея, где вместо кресел красовались роскошные кровати с балдахинами. Видимо, здесь они и проводили свой съезд!
Александр Евгеньевич поискал глазами трибуну, но ничего похожего не обнаружил. Ни арены, ни трибуны. Странное происходило с окружающим, странное происходило с ним. Он уже не сидел и не стоял, витая вне тела и одновременно сознавая, что с телом его все в порядке, что оно по-прежнему покоится на стуле. Сам же он неведомым образом перенесся в этот чудный Колизей. Собственно говоря, Колизеем это тоже нельзя было называть, хотя... Мозг Александра Евгеньевича путался в поисках ответа. Видимое ясно указывало на то, что он находится в нескольких местах одновременно: в гостинице, в просторном турецком посольстве, у кромки горного неестественно голубого озера, на заброшенном ранчо среди жаркой саваны и так далее, и так далее. Все это головокружительным образом соединялось воедино и отчего-то не мешало друг другу, позволяя изумленному зрению различать мельчайшие детали. А потом он услышал выступающих одного за другим ораторов. Они говорили, не покидая своих лож, не размыкая уст. Зачастую выступали и враз, но и тут наблюдалось необъяснимое: вдумчивые, взволнованные и раздраженные голоса не сливались в базарный шум. Александр Евгеньевич отличал каждого, и слух его свободно воспринимал всех вместе. Кто-то ругал Чолхана за бездарную организацию съезда, кто-то напротив вступался за администратора, ссылаясь на неблагоприятные условия, на неистребимое любопытство не самой лучшей части человечества. Многие и вовсе не поминали о Чолхане, зато крепко бичевали произвол квазихирурга Марро, проводящего в курируемых им странах чудовищные эксперименты. Несколько раз всплывало слово "пассажиры", часто поминали о многомерности, о неком таинственном узле, в котором в скором времени сойдутся мирские параллели, чтобы вновь разойтись, что, в сущности и будет знаменовать пресловутый конец света.
Еще очень о многом поминалось на этом собрании. Всего Александру Евгеньевичу услышать не удалось. Некто невидимый требовательно тронул его за локоть, и тотчас вернулось потерянное ощущение тела. Он в самом деле сидел на стуле, голова его была опущена на грудь, он слегка похрапывал.
"Черт возьми, что же они со мной вытворяют!.." Мысль эта мелькнула и погасла, как искра, рожденная полустертым кремнем. Заботливые руки подхватили неуправляемое тело, покачивая, повлекли в коридор, потом вниз по лестнице, на улицу, под зеленое солнце...
17
Он проснулся от внутреннего толчка и долго лежал, пытаясь сообразить, что же его разбудило. Поезд по-прежнему грохотал и содрогался на стыках, по столику с костяным стуком перекатывалась крышка от бутылки. Все было, как час или два назад. Все да не все... Носатый пассажир вскинул к глазам руку. Шесть часов вечера. А когда они засыпали в последний раз, было... Рывком сев, он оглянулся на женщину. Нет, она ничего еще не знала. Облачной пеленой сны кружили над ней, защищая от действительности, помогая взмывать ввысь, превращая руки в лебединые крылья. Стараясь не шуметь, он стал торопливо одеваться. В сторону окна смотреть не хотелось. Он без того уже видел, что мгла умерла, настигнутая солнцем. Кто-то включил свет включил без его ведома, и той же неведомой силой поезд был возвращен на землю. Это означало прощение, это знаменовало конец заточения... Носатый пассажир прищурился. Между деревянной рамой и дерматиновой шторой пробилась узкая полоска света - огненное, режущее глаза лезвие...
Все в жизни когда-нибудь прекращается. Им было хорошо вместе. Удивительно хорошо!.. Величественный Гамлет нашел свою Терезу и ничуть не разочаровался. Сказка не обратилась в явь, а, набирая обороты, дошла до своего сказочного пика. Здесь ей и суждено было прерваться. Счастье - это не бесконечная прямая, это всегда отрезок с началом и концом, зачастую просто точка, караулящая неосторожных, яркая, неповторимая, похожая на звезду. Раскаленную до бела, удержать ее невозможно. Только притронуться. И обжечься...
Со вздохом мужчина склонился над спящей. Дыхание женщины оставалось ровным и безмятежным. Оно почти умилило его. Поцеловав спящую в щеку, он торопливо оделся и, сняв с полки легонький кейс, неловко попятился к двери. Милая его Тереза так и не проснулась...
И одновременно из вагона с компанией, праздновавшей юбилей, таким же образом выскользнул его двойник. Двинувшись друг другу навстречу, они столкнулись в одном из тамбуров, сделав последний шаг, слились в одного заметно подросшего человека.
Поезд как раз замедлял ход, и, жмурясь от света, носатый и построжавший пассажир смотрел в пыльное окно. В тамбуре все еще воняло чем-то кислым, в раскрытой настежь двери красовались огромные вмятины. Впрочем, на все это он не обращал внимания. Его ждали, и следовало готовиться к грядущему. Высунувшись наружу, пассажир рассмотрел приближающийся перрон и гомонящую толпу встречающих. На помятые вагоны указывали пальцем, многие взволнованно размахивали руками. Здесь же стояла машина скорой помощи, а среди людей рыскали молодцы в милицейской форме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
