15
Без денег нельзя быть леди.
Маргарет Митчелл
Как-то естественным образом получилось, что после кино Кирилл пригласил Пульсатиллу к себе. На всякий случай она позвонила девчонкам – обе были дома. Видеть Вику ей сейчас не хотелось – нужно было сначала все разузнать, а уж потом заводить воспитательную беседу.
– Я заночую у подруги! – коротко сказала она в телефонную трубку и с относительно легким сердцем поехала к Кириллу. В квартире у него оказался жуткий беспорядок, холодильник был пуст, от прежнего, идеального при Нине, состояния домашнего хозяйства не осталось и следа. Поэтому они вдвоем с Пульсатиллой незаметно и быстро напились, а когда Кирилл обнял ее и напористо поволок в спальню, Татьяна уже не в состоянии была разглядывать обстановку. Единственное короткое воспоминание об интерьере мелькнуло у нее именно в спальне, где они когда-то устраивали званый обед в честь ее будущего французского любовника. Француз, однако, потом принес Таньке столько разочарований, что она и не хотела о нем вспоминать. Сейчас ей хотелось одного: расслабиться и не думать о дурацком свидании с Лилией Леонидовной, странном поведении старшей дочери, о том, что через пару лет придется пристраивать куда-то младшую, и – самое главное – о том, что надо ежедневно, ежечасно зарабатывать деньги, чтобы быть здоровой, кормить себя, но в первую очередь дочерей. И когда Кирилл, торопясь, будто она куда-то уйдет, стащил с нее одежду и стал покрывать поцелуями ее роскошные волосы, шею и плечи, Пульсатилла с удовольствием отпустила от себя все нудные, надоевшие до осточертения мысли и предалась любви (а в викторианскую эпоху сочли бы, что разврату) со всем безрассудством и страстью, на которые была способна ее сильная, открытая и нежная натура. На следующее утро, отлично выспавшись на широкой постели, она, однако, встала пораньше, еще до того, как ее неожиданный любовник открыл глаза. Стесняясь, что он, случайно проснувшись, увидит ее простое белье, она сгребла ворох своей одежды и выскользнула из квартиры. Дверь собственного дома она открыла еще до того, как встали обе девчонки. Она приготовила незамысловатый завтрак – пару яиц и по бутерброду с маслом для каждой, сама хлебнула пустого чаю (есть не хотелось после вчерашнего) и поехала в деканат института, где училась Вика. Секретарь декана, по-видимому, тоже из студенток, предоставившая Пульсатилле документы, посмотрела на нее как на идиотку. Согласно тщательно просмотренным учебным ведомостям, дочь задолженностей по успеваемости не имела и занятия посещала регулярно.
– Вика на курсе считается одной из лучших студенток, – заметила секретарь.
«Наверняка передаст Вике, что я приходила, – подумала Пульсатилла, – ну, теперь все равно. Главное, что я выяснила: Вика не бросила институт, все остальное – чепуха. Конечно, никакой проституткой она нигде не работает. Надо быть полной идиоткой, чтобы в это поверить. Однако теперь настали такие времена – никто не знает, что придет в голову этой молодой особе в следующий момент. Надо постараться выяснить, что же все-таки произошло там, в гостях? Но как это лучше сделать?»
На собственную работу Пульсатилла приехала к часу дня, благо по телефону поменялась уроками с двумя коллегами. Она была так счастлива оттого, что Вика вопреки наговорам все-таки училась в институте, что ее даже спросили, отчего это она так сияет.
– Ох, девчонки, могу только сказать, что правы те, кто утверждает: самое большое счастье – в детях! – загадочно ответила Пульсатилла (все участницы разговора, кроме нее, приближались к пенсионному возрасту) и убежала вести свои уроки. «Девчонки» же захихикали, переглядываясь, так как пылкость и любвеобильность коллеги ни для кого не были секретом, и тоже разошлись по своим делам.
Однако к вечеру, по мере приближения ответственного разговора с Викой, Татьяну стали одолевать сомнения и беспокойство, и домой она явилась необычайно робкая, тихая и, как показалось дочерям, очень усталая.
– Вы ели? – задала она, входя в их комнату, обычный для всех матерей на свете вопрос.
– Ели, – ответила младшая, Катя, озаряя мать чудесной, полудетской еще улыбкой. Вика промолчала.
– А что вы ели?
– Что Бог пошлет! – Вика, сидевшая с ногами на своей постели, презрительно скривила губы.
– Макароны варили. – Катя кинула вопросительный взгляд на сестру: чего это она взъелась?
– Мне не оставили? – Пульсатилла проголодалась, но не обиделась бы, если бы и не оставили.
– Оставили, конечно! – Катя соскучилась о матери. Она подошла и потерлась плечом о ее бок.
– Пойдемте попьем чайку? Я по дороге купила пряники и пачку масла.
– Лучше бы хлеба купила, – пробурчала с кровати Вика. – Дома хлеба второй день нет ни крошки!
– Но ты же могла сама купить! – растерялась Пульсатилла.
– А деньги? Позавчера еще кончились! – Вика демонстративно легла на постель и отвернулась к стене.
– Как это кончились? – Пульсатилла разозлилась. – Я же не беру у тебя твою стипендию! У тебя должны быть деньги! Хлеба-то могла бы купить!
– Стипендия тоже кончилась! Не такая она у меня большая! – донеслось с кровати.
Пульсатилла знала, что Вика довольно бережливо относится к своим деньгам.
– Не на проститутские ли тряпки ты ее потратила, чтобы произвести фурор на публике? – ядовито поинтересовалась она. Дочь подняла с подушки голову и посмотрела на мать таким взглядом, что Пульсатилле показалось: дай сейчас этой девчонке волю, она мать убьет, не поморщится!
– С чего это ты взяла такую ерунду?! – наконец произнесла Вика и опять с презрением отвернулась.
– Знаю, раз взяла! – Пульсатилла уже готова была приступить к серьезному разговору, чтобы не дать Вике опомниться и перехватить инициативу, но младшая дочь вдруг обхватила ее за бока.
– Ну, мамочка, пойдем! Я так соскучилась, я хочу чаю с пряниками и сгущенкой! Сгущенка хоть у нас есть?
– Пойди посмотри в холодильнике под окном, – сказала ей Пульсатилла, а когда Катя убежала, низко наклонилась к Викиному уху и прошептала: – Имей в виду, мне все известно, сопротивление бесполезно! Лучше пошли пить чай, а поговорим после!
Но Вика, как она и предполагала, сразу сдаваться не собиралась и виду, что слышала материны слова, тоже не подала. Даже не хмыкнула в ответ – как лежала колодой, так и осталась лежать.
«Значит, дело тут тем более сложное! – решила Пульсатилла. – Но ничего не попишешь, все равно придется выяснить. И чем скорее, тем лучше». Она оставила Вику на время и отправилась в кухню пить с младшей дочерью чай.
Настя на следующий день проснулась невыспавшейся, голодной и злой. Воспоминания о приключениях, выпавших на ее долю накануне вечером, улучшить ее самочувствие никак не могли.
