подобно лужице в жаркий день после обильного дождя.
Я вдруг пожалел, что слишком быстро покинул Нису.«Вот бы обменять у царя весь талант на этот ксюмбаллон!» — пришла мне в голову безумная мысль, и я невольно опустил взгляд на его сжатый кулак.
Кир всегда был прозорлив.
— Ты видел ее? — услышал я вопрос, от которого слегка похолодел.
Я поднял взгляд, посмотрел царю прямо в глаза и сказала:
— Видел, царь!
— Ты знал раньше?
— У меня был повод догадываться...
Кир вздохнул.
— Ты ведь один, много странствуешь и любишь свободу.
— Каждое твое слово, царь, стоит таланта,— сказал я, стараясь, чтобы мои собственные слова не казались обычной дворцовой лестью.
— Значит, ты понимаешь немало. В детстве я жил в этом дворце, у своего деда, и у меня была ручная птица. Маленький сокол. Он улетал и прилетал когда хотел. Я ждал его в саду. Раз я заболел желудком. Была зима. Я лежал. Астиаг хотел сделать как лучше и приказал, чтобы птицу посадили в клетку и принесли ко мне. Я очень обрадовался и целый день просовывал ему в клетку цыплят. Но он отгонял их. Потом я выздоровел, вышел в сад, выпустил сокола. Больше он не вернулся ко мне.
Некоторое время мы стояли молча, смотрели друг на друга. Я первым опустил взгляд.
— У тебя была трудная дорога, но день еще не кончился,— сказал Кир уже совсем иным тоном, хладнокровным и повелевающим,— Ты вернулся как раз вовремя. Все твои важные вести пригодились. Ты должен присутствовать на совете.
Замечу, что к тому времени царь персов стал более словоохотлив.
Он двинулся к потайной дверце, позвал меня за собой, а в последний миг как будто спохватился и жестом остановил меня:
— Асарн тебя проводит.
Царский слуга, перс, засеменил впереди меня торопливой, мелкой походкой — совсем как придворный мидянин, каких царь оставил себе немало. Он ввел меня на совет через другую дверь, предназначенную для подданных.
Лица были знакомые — Гистасп, Губару, Гарпаг, ставший у Кира хазарапатом. Появился один новый советник, которому я мало удивился. Иудей Шет, исправно снабжавший войска провиантом, за год сильно возвысился. К тому же, имевший многочисленные связи по всей Азии, он решил соревноваться со мной по части снабжения царя важными сведениями.
Кир и Гистасп восседали на деревянных креслицах. Астиаг отсутствовал: видимо, Кир опасался посвящать его во все свои замыслы и решения. За плечами Кира, на стене, Уже распростер крылья золотой орел Ахеменидов.
Остальные располагались на ковре. Губару и Гарпаг — по правую руку от царя, а Шет — по левую; лицом друг к другу.
Время было холодное, и в комнате светились алыми Углями несколько жаровен. Войдя, поклонившись царю и его приближенным, я внимательно поглядел на руку Кира, однако он оставил выбор места за мной. И тогда я опустился на ковер рядом с иудеем, причислив себя к стороне чужестранцев.
Я сразу навострил уши, потому как с невольной ревностью относился ко всем новостям, пришедшим помимо моей воли. Но причин завидовать Шету не было. Совет обсуждал те же самые важные вести, которые мне удалось добыть и принести перед отъездом в Нису. Я был рад, что на срок моего необычного путешествия время словно остановилось.
Царь Лидии Крез продолжал осыпать золотом Дельфийский оракул, выпрашивая у эллинских богов приемлемое для себя будущее. Он уже получил три прорицания, однако пока ни одно не показалось ему пригодным для начала войны. По ходу сношений с оракулом он слал гонцов в Египет, Спарту и Вавилон, как бы пытаясь убедить богов, что сил и поддержки союзников среди простых смертных у него также будет достаточно.
По всему выходило, что скорая война с Крезом неизбежна и Крез намерен отнять у Кира богатую область Каппадокию, которая некогда была подвластна лидийцам.
Вопрос стоял так: начинать войну с Крезом немедля, найдя какой-нибудь повод, или же дожидаться, пока он первым нарушит мирный договор, заключенный после битвы Затмения.
Все сошлись на том, что у Креза прекрасное войско, не хуже, чем у Спарты и Вавилона, а уж конница и вовсе лучшая в мире. Противостоять этому войску будет очень нелегко. Если Крез убедит союзников и выплатит наперед жалованье еще и чужим войскам, что сделать ему не составляет труда, то положение Кирова царства еще более осложнится.
— Египет не представляет опасности,— убеждал Кира иудей Шет,— Войско Амасиса замерзнет в твоих краях, царь. Сам фараон нужен Крезу только для того, чтобы убедить спартанцев, что им не следует оставаться в стороне от больших событий. Что на уме у эллинов, я не скажу. Виднее эллину,— И Шет довольно учтиво склонил голову в мою сторону.— Вавилон поддержит Креза только на словах. Ни одного воина, ни одного коня, ни одной стрелы в Лидию не уйдет. За это ручаюсь я, Шет из колена Давидова. Торговый Дом Эгиби перекроет Евфрат за сотню парасангов выше Вавилона, если Набонид решится поддержать Креза. Не поддержит. Только в тебе, царь, иудеи видят единственного богоданного правителя Азией.
Мне уже доводилось слышать о могуществе иудейского Дома Иакова-Эгиби, державшего в своих руках три четверти вавилонской торговли, а также почти все дела по ссудам и обмену монет.
— Ты, иудей, говоришь одно, а происходит другое,— как всегда, с большим недоверием к чужеземцам заметил Губару.— Войско вавилонского царя захватило Харран, а это наш город.
— И где теперь Набонид? — не смутившись, усмехнулся Шет и развел руками.— Он оставил Вавилон и уехал в Аравию, бросив все дела. Спросите Аддуниба. Вавилонянин знает. Их жрецы возвели Набонида на трон, но уже не любят его. Набонид возвеличивает темных демонов... Мы делаем что можем. Набонид не опасен для царя. И что там за войско, в Харране? Вы видели сами? Тысяча вечно пьяных ассирийцев в маленьком городишке на самой границе с
