Лия успела заметить его пронзительный взгляд, и ее вдруг осенила догадка, что, возможно, она была не так уж далека от истины.
Но затем здравый смысл возобладал, и Лия поняла, что это было бы смешно. Такой план существовал, но вынашивали его двое совершенно других людей, которых давно уже нет на этом свете.
Но отчего он так посмотрел на нее, когда она упомянула о райском острове?
Оттого, что он не хуже Лии помнил о тех далеких и кажущихся теперь призрачными днях, когда они вдвоем воображали себе идиллическое будущее… Рай для двоих…
– Что, Марко? – криво усмехнувшись и не отрывая взгляда от его лица, спросила Лия. – Ты думаешь, я забыла о наших грандиозных планах? Или, может, ты воображаешь, что я не осмелюсь подумать о них, после того как все изменилось в наших отношениях? А может, ты и вправду забыл обо всем, что было, и то, что я сказала, вдруг напомнило тебе…
– Я ничего не забыл, – тихо перебил ее Марко. – Я никогда ничего не забываю, Лия.
– Я тоже. – Лия услышала свой голос как бы со стороны, в нем прозвучала неожиданная мягкость, почти нежность, так гармонировавшая с тоном Марко.
Она подняла голову, и их взгляды встретились. Лия вдруг почувствовала непреодолимое желание придвинуться поближе к Марко, скользнуть в его объятия, положить голову на его мощную грудь, как она любила делать когда-то. Ей так захотелось, чтобы он крепко сжал ее своими сильными руками… Нет, не той стальной хваткой, как вчера, а сильно и в то же время нежно… Чтобы руки его были убежищем…
А не тюрьмой.
Марко снова стал смотреть на дорогу, а Лия молча опустила глаза.
***
Он и Лия, и еще куча здоровых, счастливых, круглощеких ребятишек.
Именно так представлял себе рай Марко.
Конечно, втайне.
Было бы очень неплохо жить в таком раю на каком-нибудь теплом тропическом острове в океане, но Марко не стал бы возражать, если бы их рай оказался даже в какой-нибудь хижине в Сибири.
Семья.
Семья, в которой нет вакантных мест. Отец – защитник и добытчик, любящая мать, здоровые счастливые дети.
Дети, которым позволено наслаждаться невинными, беззаботными днями, которых заслуживает каждый ребенок. Дети, которым позволено делать все, что приносит им радость.
Они должны проводить время в смехе и радости, играть и заводить друзей в мире, где нет подлости и горя.
Правда, Марко мало что знал о детях.
Собственно, он ничего о них не знал.
Дети были для него маленькими, большеглазыми существами из чужой, далекой страны, с которыми у него не было ничего общего, кроме того, что когда-то, в другой жизни, он и сам был ребенком.
Правда, его детство не назовешь невинным и беззаботным. Судьба украла у него детство, и не один раз.
Может быть, поэтому он поставил себе за правило держаться подальше от детей и заниматься только своими, сугубо взрослыми делами, которые оставались у него после того, как он потерял все, что только можно было потерять… Или ему казалось, что это было все… Такое решение было принято до того, как он обрел, а затем потерял Эй Джи Саттон.
Лию Хаскин.
Или как там ее еще зовут, будь она неладна.
Да и какая, в конце концов, разница!
Как бы ее ни звали – Эй Джи, Лия, – Марко никогда не мог исключить ее из своей жизни.
С того самого момента, когда он принял Эй Джи в свои объятия и почувствовал биение ее сердца, Марко каким-то дальним закоулком своего сознания понял, что хочет вместе с этой женщиной пройти весь простой до тривиальности путь: брак, дети, совместная старость…
Все то, чего, как убеждают себя мужчины типа Марко Эстевеса, им не нужно и чего они не хотят. Марко потратил годы, чтобы убедить себя в том, будто не нуждается в столь простых радостях.
Однако, как это ни странно, сама мысль о том, что именно эта женщина может вынашивать в чреве его ребенка, казалась Марко необыкновенно трогательной.
Не раз, когда они с Эй Джи занимались любовью, Марко воображал, что они делают это не только для того, чтобы получить плотское удовольствие от совокупления. Он представлял себе, что они с Эй Джи зачинают дитя, что мельчайшая частичка Марко Эстевеса необратимо соединяется с мельчайшей частичкой Эй Джи Саттон.
В такие моменты близости он часто, хотя и мимолетно, старался вообразить, что будет, если она случайно забеременеет.
Наверное, подсознательно он очень этого хотел, хотя молил Бога, чтобы этого не случилось.
В самом деле, что они тогда будут делать? Пожениться они не могут. Так что Эй Джи скорее всего не сможет сохранить ребенка.
Нет.
Она, несомненно, сохранит ребенка.
Мысль о том, что Эй Джи избавится от ребенка, уничтожит самую сокровенную часть их с Марко сущности, была еще более невыносима, чем мысль о том, что Эй Джи не допустит беременности.
Какой, впрочем, был у нее выбор?
Рассуждая логически, Марко понимал, что не сможет осесть и завести семью. Не такая у него работа. С его стороны это было бы нечестно. Дети и насилие несовместимы.
Уж он-то знает это лучше других.
Но никто не мог запретить Марко фантазировать, как он создаст живое свидетельство их с Эй Джи отношений, свидетельство, которое будет жить даже после того, как судьба разлучит их, а Марко всегда подозревал, что это неминуемо случится.
Как бы то ни было, но Эй Джи так и не забеременела, так что все эти фантазии не имеют теперь никакого значения.
Она никогда не родит ему ребенка. А он никогда не станет отцом… Потому что, кроме Эй Джи, ни одна женщина не сможет родить ему дитя. Марко не понимал почему, но это было так.
Интересно, подумал Марко, разделяла ли Эй Джи в душе его стремления? Думала ли она о райском острове как о месте, где у них с Марко будет нормальная семья и, конечно, дети?
Он посмотрел на Лию, и их взгляды встретились.
Марко прикусил язык, чтобы не задать вопрос, о котором потом пришлось бы жалеть. Вопрос, который одним махом разрушил бы иллюзию того, что они враги. Вопрос, который сделал бы его ранимым.
А он не может позволить себе быть ранимым.
Особенно сейчас.
Он отвел взгляд и стал внимательно смотреть на дорогу. Краем глаза он заметил, что Лия отвернулась к окну.
Нет, он не может сейчас начать разговор о том, что может быть и что могло произойти.
Сейчас для него дорога каждая унция сосредоточенности, каждая крупица сил, если он хочет выполнить задачу, стоящую перед ним.
Сейчас он не вправе предаваться глупым мечтаниям о жене, детях и будущем, которое никогда не станет для него настоящим.
***
Телефонный звонок, которого с таким нетерпением ожидал Виктор, раздался, когда он, развернув утренний выпуск «Майами геральд», сидел на террасе, откуда открывался вид на залив. Из динамиков стереосистемы доносились звуки тихой музыки, на стеклянном столе Виктора ожидал традиционный завтрак: блюдо с яичницей по-деревенски и чашка дымящегося настоящего колумбийского кофе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
